Исмаил Мамедов: "Нельзя бросать нас на произвол судьбы, без надежды на завтрашний день"
Первого, кого я встретил на подступах к Центру еврейской культу…
Статья-реквием, посвященная светлой и дорогой памяти моего друга, Нахита Кабакчи
Посвящается светлой и дорогой памяти моего друга, Нахита Кабакчи
Это слово существует в каждом языке. Наша жизнь невозможна без него. Практически каждый день мы сталкиваемся с этим глаголом. Он процветает в фильмах, в литературе, в музыке. Он напоминает о себе на телевидении, в интернете, в газетах; редко полоса каждодневных новостей может обойтись без него. Он повсеместен, всеяден, всемогущ и безжалостен. Из-за количества ежедневных упоминаний он превратился в банальный статистический показатель. Мы настолько привыкаем к этому слову, что та страшная реальность, та невосполнимая пустота, которые порождены им, перестают нас трогать. Речь идет о глаголе «умереть»! Узнав, мы достаточно вскоре забываем в потоке информации, что на планете каждые столько-то минут столько-то людей умирают от голода, засухи, от той или иной болезни. Новости сообщают нам, сколько людей умерли за день в результате автокатастрофы, авиакрушений, наводнений, от рук террористов и т.д. В истории бывают периоды войн, когда это слово верховодит всем и становится страшной, но обычной действительностью. Но даже в мирное время, когда мы слышим о смерти людей, которых знали, мы пытаемся утешить себя и других, говоря, что нужно крепиться, что на это воля Аллаха, что смерть неизбежна, что мы все в один день покинем эту временную обитель. Верующие считают, что начинается отсчет новой жизни, и это помогает им преодолеть печаль и боль.
Да, все верно, мы все знаем, что смерть неизбежна. И она может придти, когда ее не ждешь. Мы знаем, что неизвестно, что произойдет с нами через минуту. Мы знаем, что жизнь хрупка, и нужно быть готовым в любую секунду уйти из жизни. Мы знаем, что можем потерять близких и дорогих нам людей в каждое мгновение. Да, мы все знаем это. Давным-давно. И все же… И все же в жизни каждого из нас время от времени наступает особый Миг, когда слово «умер» входит в наше сознание с такой невыразимой болью, с таким жутким разрушением, с такой взрывной волной, что переворачивает нас вверх дном, выворачивает наше нутро наизнанку, опустошает нашу душу, выбивает нас одним резким ударом в страшный нокаут. Это короткое слово из четырех звуков скашивает нас за секунду, как коса траву. Наш опыт и знание о неизбежности смерти и воле Аллаха бессильны нам помочь. Они отвергают новость. Они отвергают реальность. Вы в это не верите. Не можете! Не хотите! Вы просто не способны верить; ваш мозг не воспринимает известие, он отталкивает его рикошетом, как стена мяч. В первые часы боль настолько сильно прет из каждой поры вашей клетки, что вы удивляетесь и стыдитесь, что еще способны двигаться, одеваться, есть, пить, отвечать на звонки, принимать какие-то решения, в то время как вам хочется выть волком, хочется закопаться, исчезнуть, растаять. Хочется биться головой об стену и разбить его своей болью, своим внутренним криком. Боль настолько сильна, что продолжение жизни вокруг вас удивляет и раздражает. Хочется вернуться на день раньше. Порой у вас такое ощущение, что все происходящее не с вами; это какой-то кошмарный сон, который должен вот-вот закончиться. Причина такой невыносимой боли кроется в обжигающей силе Любви. Мы так ощущаем лишь в дни потери очень близких и дорогих нам людей: матери, отца, брата, мужа, жены, друга и т.д.
В жизни каждого человека есть день рождения. Его он отмечает. Столько же количество раз у него есть другой важный день. Его он не отмечает. Его он не знает. Но его он переживает столько же количество раз, что и день рождения. Это день его смерти. День его «второго» рождения.
В жизни каждого человека есть тот самый Миг, когда он слышит слово «умер». Не тот рутинный, мертвый «умер», к которому привыкаешь, и который перестает трогать. Не тот блеклый, безжизненный «умер», который заставляет лишь на долю секунды приподнять брови от удивления при очередном репортаже новостей и печально вздохнуть. А тот кинжальный «умер», который подло и предательски входит в спину по самые ребра, когда удара совсем не ждешь… Тот скашивающий на лету, опустошающий душу «умер», который входит в сознание с той самой невыразимой болью, с той самой бешеной и жуткой силой, с той самой взрывной волной… Умирать не сложно; смерть может придти так быстро, что уходящий и не заметит. Умирающий может даже жаждать ухода, может быть рад ему. Порой смерть бывает облегчением. Но сложнее живым... Сложнее живым смириться с потерей дорогого человека и продолжать идти по жизни без него.
Утро 18-го ноября. Среда. В это утро наступило то самое мгновение для меня. Тот самый Миг. Я услышал слово «умер». Не в первый раз. Умер Нахит Кабакчи. Я услышал, вернее, увидел это слово в коротком утреннем sms послании: «ночью от инфаркта скоропостижно умер Нахит». Я долго тупо смотрел сонными глазами на экран своего мобильника и думал, что продолжаю находиться во сне. В каком-то ужасном сне и скоро звонок будильника наведет «порядок». Этого не может быть, ведь мы всего лишь несколько часов назад, в полночь, говорили по телефону. Вспоминали нашу Стамбульскую поездку на предыдущей неделе. Поговорили о его завтрашней (уже сегодняшней) поездке в Питер. Договорились провести Новый Год вместе в любимом Тбилиси. Пройтись по Старому Городу грузинской столицы. Снова заглянуть в музей и насладиться картинами Пиросмани. «Нет, этого просто не может быть!» безостановочно стучало в голове. Хотя в то мгновение мое тело дико вскочило в постели, как мертвый, дернувшийся от электрического шока реанимационного аппарата, приложенного к груди, мое сознание остановилось, застопорилось, застыло… Оно застыло, как полет птицы на экране телевизора от нажатия кнопки «Pause» на пульте… Оно повисло в воздухе, как падающий предмет по волшебному мановению палочки…
Утро 18-го ноября. В это утро наступил тот самый день. Для Нахита Кабакчи. День «второго» рождения. В тот день в 5 часов утра Нахит скоропостижно скончался от инфаркта в своей квартире в Натаван Бизнес Центре в Баку. За минуту или две. Он не страдал. Одевшись, бодрый, он почти был готов спуститься и сесть в такси, чтобы уехать в аэропорт. Он должен был улетать в Стамбул семичасовым рейсом. И чуть позже в 3 часа дня он должен был лететь в Петербург по приглашению директора Русского музея. Он не успел даже понять, что происходит. Лишь неожиданная боль в груди, жажда в горле, просьба принести стакан холодной воды, и, возможно, последняя мысль о матери и дочери, которых он покидал навсегда. Думаю, еще и 60 лет счастливой и полноценной жизни, уместившиеся в несколько секунд, которые пробежали в сознании... Возможно. Осознал ли он, что Минута делает свой последний круг для него?! Осознал ли он, что страшная Секунда приближается к своему последнему удару?! Нож палача уже сверкал в руках Секунды-Убийцы. Осознал ли он, что тот небольшой – с размером в кулак – странный комочек мышцы в груди, называемый сердцем, готовится сжаться в последний раз?! О чем была последняя мысль, родившаяся в его светлом мозгу?! «Прости меня, мама!»?! «Прости меня, дочь!»?! Или «Как жаль, не успел…»?!
Я потерял друга! Друг – это не тот, кого чаще видишь и с кем больше общаешься. Друг – это тот, чей уход обжигает тебя каленым железом. Друг – это тот, с кем тебя связывает какая-та необъяснимая таинственная внутренняя струна. Она тонка и трепетна. Через друга эта струна по-особому связывает тебя с жизнью, с миром. И когда уходит друг, струна обрывается, жизнь кругом продолжается, а ты понимаешь, что осиротел; вокруг все кипит и движется, а ты в пустоте. Мир большой и громкий, а ты – мал и тих. Мир горит огнями, а ты находишься во мраке. Мир думает о завтрашнем дне, а ты – о вчерашнем. Жизнь перестает радовать тебя. Приходится учиться заново. Заново улыбаться. Заново радоваться. Заново жить. По-новому, по-другому жить. Жить без друга. Жить без близкого человека. Без матери, без отца, без сына, без брата, без друга… Со временем боль притупляется, острота проходит. И каким бы хорошим, прилежным и старательным учеником ты ни был, и каким бы хорошим, добрым и мудрым учителем Время ни было, ты все равно ощущаешь, что ты чуть-чуть умер вместе с другом. Ты потерял что-то глубоко важное, необъяснимое, интимное, и это безвозвратно. Ты становишься другим, но никто этого не замечает. Кто-то сказал, что ценность человека состоит в том, сколько людей будут искренне грустить по его кончине. Определенная мудрость в этих словах есть. Я всегда знал, что очень любил Нахита. Но насколько сильно любил, я понял лишь после его ухода!
Меня утешает, что он покинул нас именно в Баку. В своей квартире, среди близких людей. Не в самолете, не в Питере. Есть в этом определенная закономерность и символика. Ведь последние 17 лет именно с этим городом была тесно связана его жизнь. Почти одна треть жизни. Почти половина взрослой жизни. Нахит немало сделал для Азербайджана и азербайджанцев, но многие об этом не знают.
Я знал его 15 лет: мы познакомились в далеком 94-м году. Кто был Нахит Кабакчи?! Сказать, что это был необыкновенный, ни на кого непохожий жизнелюб с большим сердцем, своеобразным характером и сильной харизмой, значит, ничего не сказать! Я назвал бы Нахита Человеком-Праздником. Именно таким я его запомню. Если бы я был художником, то именно так нарисовал бы его образ. Полотно было бы очень разноцветным, ярким, богатым. Напоминало бы картины Тогрула Нариманбекова. Полотно-Карнавал. Много улыбок, масок, красивых женщин, танцовщиц, много еды, напитков, вкусностей... Праздничный пир. И не удивительно, что Человек-Праздник родился именно 22 марта, в праздник Новруз, в праздник весны. И ушел почти в дни Курбан Байрама. Будучи верующим, но не религиозным человеком, Нахит родился в один из самых древнейших и языческих праздников, а ушел от нас в священные дни исламского байрама. И прожил он всю свою жизнь, как праздник. И относился к жизни, как короткому быстротечному празднику, который скоро завершится. У него был необыкновенный талант создавать вокруг себя праздник. Поднимать настроение, угощать. От души, на широкую ногу. Все любили и желали оказаться за его праздничным столом. Он умел веселить. Он обладал необычным даром. Даром дарить. Бескорыстно. Щедро. Искренне. Он получал истинное наслаждение от этого. Я знал немало людей, богаче его во много раз, но человека с таким сердцем, с такой щедрой душой, я не встречал! Некоторые злоупотребляли этим качеством, другие считали его наивным человеком, который позволяет себя обмануть или быть использованным, но это было не так. Он позволял «быть обманутым». В этом проявлялась широта его души.
Если перефразировать известную цитату Хемингуэя о Париже, то я сказал бы, что Нахит был вечным праздником, который с вами, и если вы хоть однажды оказались у него на «пиру», то где бы вы ни были позже, вы помнили о нем, о его внимании, щедрости, доброте. Он всегда стремился, чтобы все было на самом лучшем уровне, было подано все самое вкусное и самое качественное.
Нахит был необычайно гостеприимным и хлебосольным человеком! Стамбул всегда ассоциировался у меня с Нахитом. Я всегда согласовывал свой приезд в этот волшебный город с его расписанием, чтобы убедиться, что мы будем вместе. Я всегда бронировал гостиницу рядом с его домом. С его уходом этот огромный двадцатимиллионный город опустел для меня.
У англичан есть выражение «larger than life». Это про Нахита. Жизнь была слишком маленькой для его широкой души, для его большого сердца. Он так сильно любил жизнь, так умело и красиво умел им наслаждаться (и при этом не жалел ничего, чтобы и случайно оказавшиеся на празднике «гости» тоже получили удовольствие), что жизнь действительно была малой для него. Он никогда не скучал, ему всегда было интересно. Он, как родник, всегда бил ключом и восхищал меня своей энергетикой и деятельностью. У него в голове всегда бурлили необычные идеи и проекты.
Своим поведением Нахит часто напоминал большого и избалованного ребенка. И капризничал он иногда, как ребенок. И обижался, как ребенок. И обидеть мог, как ребенок. Нехотя, из-за ребяческого упрямства. Но сердце у него было чистое. Как у младенца. Большое. Как у пророка. Доброе. Как у волшебника. У него и выражение лица, и улыбка тоже напоминали ребенка. Все, кто хоть раз с ним встречался, помнит, наверное, эту очаровательную особенную улыбку. Эту незабываемую улыбку на детском лице с очень умными глазами… Взрослея, он сумел сохранить в душе эту детскую наивность и невинность, которая лишь украшала его личность и обогащала его. Его саморазрушительное отношение к еде (страдая диабетом последние годы, он практически не соблюдал диету) чем-то тоже напоминало ребячество. Малыша, который знает, что нельзя есть шоколад, но не может отказаться от соблазна…
Нахит был очень умным и креативным человеком. С ним было очень интересно общаться. Он был оригинален и остроумен. Обладал великолепным чувством юмора. «A character», как говорят англичане. Он всегда удивлял своими бесконечно интересными и неожиданными новыми идеями, взглядами, планами, проектами. Удивил и своим уходом… Неожиданным…
Нахит был хорошим сыном, отцом, братом, дядей, другом, партнером. Покинув этот мир, он создал огромную и невосполнимую пустоту в жизни близких. В каком-то смысле своим уходом он, нехотя, украл у нас всех, любящих его, часть нашей жизни. Красивую, теплую, интересную часть нашей жизни…
Нахит был нежным, внимательным и понимающим отцом. Самая большая любовь его жизни была Хума, его единственная дочь. Он ею дышал, ею жил. Она была его воздухом, его вдохновением. Он назвал свою многолетнюю коллекцию, самое важное и дорогое наследие своей жизни, в ее честь. С уходом он передал эстафетную палочку ей, достойной наследнице своего живописного капитала. Она может гордиться таким отцом!
Нахит был глубоко человечным, тонким, добрым и внимательным. Меня часто поражала его тонкость, которая проявлялась в таких разных прекрасных мелочах. В отношении к матери, дочери, друзьям, незнакомым людям. Он бескорыстно помогал очень многим людям в Азербайджане: кому-то оплатил медицинскую операцию, кому-то профинансировал обучение за границей, кому-то давал стипендию, кому-то помог с покупкой квартиры. Никогда не любил оставаться в долгу перед кем-нибудь. Он очень любил людей. И был любим ими. И ни что человеческое ему не было чуждо: он любил красивых женщин, хорошо отдохнуть, любил вкусно поесть (умел сам великолепно готовить). У многих, кто его близко не знал, создалось о нем очень поверхностное впечатление: его знали как ловеласа, бонвивана, шоумена. Он никогда шоуменом не был и себя им не считал. И жаль, что в Баку его знают не как коллекционера, не как мецената, а как шоумена, первосоздателя конкурса «Best Model», что имел второстепенную, маргинальную, временную важность в его творчестве.
Да, Нахит был бонвиваном. Он был гедонистом. Он любил красивую жизнь. А кто ее не любит?! Таких людей тысячи вокруг нас. Дело не в этом. Это дежа-вю. Их миллионы на этом свете. Люди, которые живут в свое удовольствие, на широкую ногу, наслаждаясь красивой и качественной жизнью, но не оставляют никакого следа после ухода. Они не способны удивить живущих вокруг себя, не могут их тронуть, взволновать. Искренне, внутренне. Богатством и властью никого не удивишь. Во всяком случае, самодостаточного и полноценного человека. И богатство, и власть относительны и проходящи. Но более важное в другом: в эмоционально-духовном плане, ни то, ни другое не интересны, не долговечны, безнравственны, если не приносят добра другим. Они лишь предоставляют комфорт обладателю, но не внутреннее уважение и почтение со стороны посторонних. Нахит не был человеком-déjà-vu. Нахит был человеком-ne-pas-encore-vu, если можно так выразиться. Нахит не кичился богатством, не стремился к власти. Чаще всего богатство многих людей уродует, выявляя ярче все их недостатки. Их мелочность, эгоизм, самовлюбленность, тщеславие, посредственность. Часто богатство делает людей злыми и, как ни парадоксально, более жадными. Но иногда богатство делает людей более мудрыми, украшает их и позволяет им стать еще лучше, добрее, полезнее, чем они были бы без денег. Нахит был как раз из этой редкой плеяды богачей. Он был бонвиваном, но не простым. Он не был тщеславным эгоистом, просто прожигающим жизнь в качественной и красивой среде, пользуясь самым лучшим благодаря своему финансовому состоянию. Он не был пустым. В этом его отличие. Нахит был глубоко духовным человеком! И удивительно скромным! В этом его особенность! Его сила! Он был далек от мещанства, нуворишества, китча, был равнодушен ко многим материальным вещам. Это и отличало его от многих! Он был лишен чувство зависти, чем страдают многие обеспеченные люди. Он был слишком самодостаточным человеком, чтобы завидовать другим, чтобы позволять втянуть себя в «состязание» кто лучше, кто богаче и т.п. Он был выше этого! Его «бонвиванство», если можно так выразиться, происходило от его природного эстетизма и чувства хорошего вкуса. У него была одна сильная страсть: живопись. На протяжении последних 30 лет Нахит собирал картины. В 80-е годы он держал одну из известных галерей живописи Стамбула. Сегодня его коллекция картин, которую он посвятил Хуме, является одной из самых интересных в Турции (www.humakabakcikoleksiyonu.com). Нахит является единственным обладателем коллекции современной живописи всех тюркоязычных стран! Нахит был первым организатором выставки азербайджанских художников за рубежом! И уже одним этим он заслужил большого почтения и уважения в нашей стране и память его должна нами чтиться.
Я уверен, с каждым годом коллекция Нахита будет все больше цениться, о ней будут все больше говорить. Наступит день, когда вся Турция будет гордиться им и ею. Возможно, однажды в недалеком будущем в Стамбуле откроется музей имени Нахита Кабакчи. Турецких коллекционеров такого уровня можно сосчитать на пальцах одной руки. Уже в 2010 году должны были пройти выставки турецкой коллекции Нахита в четырех европейских музеях. Все четыре даты были уже согласованы и подтверждены. Это была бы первая коллекционная выставка современной турецкой живописи в Европе. Выставки должны были пройти в:
1) Музее Карла Эрнста Остхаус в г. Хаген (Германия) – 09 мая - 25 июня
2) Музее Моенхехаус в г. Гослар (Германия) – 08 августа - 10 сентября
3) Музее Утца в г. Печ (Венгрия) – 08 октября - 22 ноября
4) Музее Искусства Валлон в г. Льеж (Бельгия) – 10 декабря - 31 января 2011
Все музеи достаточно известны среди знатоков искусства. О каждом из них можно говорить в отдельности. Музей в Хагене, первоначально открытый под названием Фолькванг в 1902 году известным промышленником и меценатом Карлом Эрнстом Остхаус (1874-1921), является первым в мире музеем современного искусства. Моенхехаус Музей Современного Искусства в Госларе известен своим ежегодным международным награждением «Кайзер Ринг», учрежденным впервые в 1975 г. Я планировал присутствовать на открытии всех этих четырех выставок. Но увы… Стоит также отметить, что Эссен, Печ и Стамбул являются тремя культурными столицами Европы в 2010 году. Выставки Нахита в Пече и Хагене должны были пройти под эгидой культурных программ этих столиц. Так как Эссен представляет Рурский регион Германии, Хагенская выставка Нахита была утверждена частью программы «Rurh.2010.Kulturhauptstadt Europas».
А в 2011 году в других музеях Европы должны были пройти выставки коллекции Нахита, но уже тюркоязычных стран, и большую часть этой коллекции заняла бы живопись азербайджанских художников. Я был свидетелем, как часто Нахит пропагандировал современную живопись нашей страны иностранным любителям и знатокам искусства. Я знал, что в 2011 году он планировал также организовать отдельную выставку лишь азербайджанской живописи в Европе. И за это ему вечная память!
Я очень благодарен судьбе, что мне суждено было провести с ним его последние дни в Стамбуле. По иронии судьбы я стал последним азербайджанцем, кто покинул его квартиру на Ташвикие в субботу днем, за три дня до смерти, после двухчасовой беседы за чаепитием. Это было в последний раз, когда я видел Нахита живым. Когда мы пришли, он встретил нас, будучи на кухне за одним из любимых своих дел: он готовил обед для… своей мамы! Дал нам попробовать кусочек мяса и спросил, вкусно ли… Было очень вкусно, конечно же. Как всегда! Я помню каждую деталь той последней встречи. Последнюю его шутку, которая нас очень рассмешила. Кто бы знал, что мы расстаемся навсегда?! Как не вспомнить слова барда: «С любимыми не расставайтесь, с любимыми не расставайтесь, с любимыми не расставайтесь, всей кровью прорастайте в них, и каждый раз на век прощайтесь, и каждый раз на век прощайтесь, и каждый раз на век прощайтесь, когда уходите на миг». На следующий день, в воскресенье утром он прилетел в Баку на свадьбу дочери своего бакинского друга. То воскресное утро, по дороге в аэропорт, он, не зная сам, прощался с родным Стамбулом, где он родился и прожил всю свою счастливую жизнь. О чем он думал, проезжая в последний раз по улицам любимого города в пять утра? Знал ли он, что вернется обратно уже в цинковым гробу?!
В первые дни ноября за ужином в Баку Нахит предложил нам (мне с женой) прилететь на три дня в Стамбул, чтобы провести 12 и 13 числа вместе с ним и его гостями, директорами европейских музеев. Мы с удовольствием так и сделали: прилетели 11-го ноября, в среду вечером. (Я никогда не пропускал случая провести с ним лишний день, вечер, час. Вспоминаю с теплотой наши встречи в Париже, Риме, Женеве, Цюрихе…). Весь четверг и всю пятницу с утра до поздней ночи мы были вместе с ним и его гостями: г-ном Константином Шарио, Главным Куратором шести музеев города Льежа, г-жой Беттиной Рурберг, Директором Музея Моенхехаус г. Гослара, г-ном Слободаном Димитриевичем, известным югославским художником, проживающим более 20 лет в Париже. Все были со своими супругами. Мы провели незабываемые два дня, посещая разные музеи, выставки и галереи Стамбула. В пятницу днем необычно теплый прием в своем музее оказал нам г-н Озалп Бирол, Директор музея Пера, милейший и обаятельный человек.
Снятые в те дни фотографии оказались последними в его жизни. Нахит в музее, на выставке, за обедом, на улице, в кафе… Смотря на них сегодня, я нахожу одну из них, снятую в его офисе в пятницу утром, очень символичным: в своем рабочем кабинете Нахит стоит на фоне известнейшего полотна Тахира Салахова 1969 года, одного из моих самых любимых. На картине тореадор в красном вонзает два клинка меж позвонков быка во время корриды. Необыкновенно сильная картина! Сейчас я думаю, что она должна была оказаться именно в коллекции Нахита, а не кого-либо другого. Она очень четко характеризует Нахита. Ровно через четыре дня Смерть-Тореадор вонзит свой нож в Нахита-Быка… Нож предательски войдет в момент атаки быка, в момент подъема его внутренних сил. В момент порыва. В момент élan, как сказали бы французы. В самый важный и красивый миг его броска (в перспективе ожидаемых четырех выставок в следующем году). Нахит чем-то напоминал мне быка: своим бесстрашием, своим благородством, своим видом, своей прямолинейностью, своей открытостью, своей честностью! И одновременно он был в жизни истинным Тореадором! Он сочетал лучшие качества обоих. Как тореадор, он любил зрелища, любил рисковать, был чувствительным к похвале, лести и красоте. Жизнь была для него театром, а каждый день – новым спектаклем. Он старался, чтобы каждый новый день был прожит интересно, красиво, полно. Чтобы остался запоминающим. Как новый спектакль. И как каждый талантливый актер, он был неравнодушным к своей игре, к тому следу, который он оставит после своего ухода. Он хотел не просто оставить глубокий след в сердцах родных и близких, кто его лично знал (как любой хороший человек). Но и оставить что-то физическое, ощутимое, красивое, «вечное», что будет жить долго и радовать чужих людей, которые его не знали. У актеров – эта их игра в разных ролях во многих фильмах и спектаклях, которые живут в видеозаписях. У Нахита – эта его игра, жизнь, душа, его видение Прекрасного, его преклонение перед Искусством, которые будут жить в его замечательной коллекции. Как тореадор, Нахит имел чрезвычайно развитое чувство Прекрасного. Не зря он выбрал Живопись среди всех видов искусства. Лишь Прекрасное имело смысл, и оно воплощалось в разных ипостасях, как в духовном поиске, так и каждодневном быту. И именно в этой плоскости покоились корни его гедонизма. Как типичный тореадор, Нахит сочетал в себе попеременно качества элегантности и вычурности, мог быть выдающимся и порой нелепым, смешным, быть склонным к мечтаниям и быть беспутным, относиться к жизни одновременно серьезно и легко. Думать о будущем через несколько поколений, и одновременно жить одним днем. Как толпа рукоплещет тореадору и быку на арене, так и многие рукоплескали перед его каждым серьезным «выходом» на сцену: будь то строительство гостиницы или бизнес центра, организация конкурса красоты или выставки…
И как бесстрашный тореадор, Нахит был готовым к смерти в любую секунду и не боялся ее. Он всегда знал, что рано уйдет. Как-то он сказал мне, что не переживет своего отца, который скончался в возрасте 63 лет. Тоже от инфаркта. Нахит дважды перенес операцию на сердце и знал, что оно его подведет. Несмотря на это, он себя не берег, вел очень активный образ жизни. Он торопился жить! У него было много проектов и планов. Ему нужно было успеть. У своего врача он просил продлить его жизнь еще на два года, всего лишь на два года, до конца 2011 года, чтобы увидеть европейские выставки своей коллекции. Но сердце разбило все эти планы. Сердце предало его, сердце подвело! Сердце жестоко обмануло его дочь, его мать, его брата, его сестру, его друзей. Разорвавшись, одно сердце разбило многие другие сердца. Его сердце, такое чистое, большое, доброе, оказалось, к сожалению, слабым, ненадежным, больным. Оно не выдержало темп хозяина. Сердце Нахита не смогло состязаться с ритмом его планов и мощностью жажды жизни, и взорвалось, как взрывается планета, не выдержав высокого внутреннего напряжения в своем ядре. И с этой точки зрения, в перспективе этих уже подтвержденных четырех европейских выставок, его безвременная смерть напоминает преждевременный взрыв взлетевшей ракеты, которая приближалась к своей звезде (в момент того самого вышеупомянутого élan). Эта звезда была не только турецкой, она была и азербайджанской! Если бы Нахит прожил еще пару лет, я уверен, в Европе огромное количество людей, познакомившись с его коллекцией, открыли бы себе многие имена талантливых азербайджанских художников. Наша живопись могла бы сделать определенный прорыв, пусть не самый большой, но важный. Все эти планы были очень близки к осуществлению.
Так получилось, что наш ужин 13-го ноября, в пятницу вечером в рыбном ресторане «Kıyı» стал прощальным, «farewell party», как говорят англичане. Слободан, талантливый югославский художник во втором поколении, великолепный рассказчик с отличным чувством юмора смешил нас весь вечер и рассказывал интереснейшие истории из своей биографии. Вечер был настолько интересным, общение было настолько приятным, еда была настолько вкусной, что никто, несмотря на усталость, не хотел уходить. Никто не хотел, чтобы он заканчивался. Как будто все знали, что это последний ужин с Нахитом… Не странно ли, что название ресторана в переводе с турецкого означает «берег»: Нахит уже стоял на берегу, готовый пуститься в дальнее плавание, покинув нас…
19-го ноября в 5 утра я сел в машину, чтобы успеть на 7 часовой стамбульский рейс. Тот самый, на который не успел Нахит днем раньше. Никогда еще я не улетал в Стамбул с таким тяжелым сердцем. Всю дорогу в аэропорт шел непрекращающийся сильный ливень. Кажется, самый сильный за целый год. «Это не дождь. Это слезы моего города, это плач Баку», – подумал я. Город плакал вместе со мной. Kücələrə su səpmişəm, yar gedəndə toz olmasın…
В пятницу днем, 20-го ноября, ровно неделю спустя после «берегового» прощального ужина, Нахит был похоронен рядом с отцом, в Баликесире, в 400 км от Стамбула, в родном краю предков, на старинном кладбище под сенями тополей. Вся маленькая деревня, где прошло детство прапрадеда Нахита, пришла проститься со своим известным сыном. Все говорили, каким хорошим человеком он был. Allah qəni-qəni rəhmət eləsin! Ruhu şad olsun! Школьники помогали приколоть фотографию покойного на груди пожилых людей. Светило солнце. Было не по-осеннему тепло. И кто сказал, что мужчины не плачут?! Они плачут! И в этом плаче льется их мужская сила. Их благородство. Их дух. Их боль. И лишь один мужчина все время улыбался. Это был Нахит. Он как бы за всем наблюдал, улыбаясь своей незабываемой ослепительной улыбкой с фотографии с груди каждого пришедшего проститься с ним. Он как бы говорил: «Улыбайтесь, дорогие! Не грустите! Я не хотел, просто так получилось. Извините! Я вас любил!»…
Уходя, уходим ли?! Не все…
Баку, ночные часы 23-25 ноября 2009 г.
Кейм Сон
Kultura.Az
