Пришла Великая Отечественная война. Война всегда приходит неожиданно и для гражданина и для всей страны. Она нарушает естественный процесс жизни и человек приспосабливается к нестандартным условиям жизни. Папу тут же мобилизовали и пока оставили в Симферополе, где формировалась дивизия по защите Крыма. Стремительное отступление наших армий от границ вскоре приблизило фронт к Симферополю и в конце октября 1941 года фашистские войска вплотную подошли к городу. 

 

Отец - Израиль, пользуясь льготой военнослужащего, уходящего на защиту города, сумел с последним эшелоном эвакуировать свою семью: жену, двоих детей и родителей жены. Сам он, с вновь сформированной дивизией ушел защищать Родину. И вот вся семья во главе с дедом Моисеем втискивается в тамбур отходящего поезда, не забыв протиснуть меня через окошко. 

 

Последний эшелон с беженцами Симферополя был неоднократно подвергнут бомбардировке фашистских самолетов. Многие вагоны так и не доехали до конечной цели города Керчи. В числе немногих оставшихся в живых, наша семья достигает пункта пересадки на паром. А дальше - ещё страшней. Узкий Керченский пролив стал длинной, огненной, морской дорогой сквозь бомбежки и потопления паромов и других средств переправы. Очевидно, Бог помог нашей семье попасть на одну из шлюпок. Крепко прижав к себе дочку и сына, обезумев от воя падающих, как град, пуль и бомб, забыв обо всем остальном на свете, мама молила Всевышнего о спасении её детёй от этого кошмара. Разбитый и полупотопленный паром медленно погружался в морскую пучину, затягивая за собой несчастных пассажиров. Под нечеловеческие вопли гибли тонущие люди, но наша лодка чудом приближалась к противоположному порту Тамань. Эту страшную картину бедствия мама пронесла через всю свою жизнь (умерла в 1990 г.) и сумела описать её мне.

 

Только сейчас, находясь в преклонном возрасте, я открыл возможную причину нашего спасения. Она скрывалась в таинстве исторического прошлого этой земли.

 

Тамань, в древности Тьмутаракань, а ещё раньше арабские источники этого периода называют город Самкуш ал-йахуд (то есть Еврейский Самкуш). Это указывает о раннем существовании здесь большой еврейской общины и распространении иудаизма у хазарской знати. Возможно, именно этот древний дух иудейской общины и защитил нас от гибели.

 

В Тамани, уже без вещей и продуктов, семья пересаживается в новый эшелон, направляющийся в Краснодар. И тут происходит непредвиденное для меня несчастье: после страшной переправы и полученного стресса, у мамы почти пропадает грудное молоко - источник моей жизни. Отныне, я инстинктивно круглосуточно сосу пустую материнскую грудь. Не получая привычный продукт в достаточном количестве я, беспрестанно ору невольно возбуждая к себе ненависть окружающих. Как Господь, в свое время оставил евреям немного масла, чтобы разжечь свечи Храма, так, видимо, он оставил в груди матери чудодейственные капли молока, которые хоть на некоторое время спасли меня (Слава Богу!) от голодной смерти. Прибытие в Краснодар не решило проблемы с нашей эвакуацией. Переполненный беженцами, он не мог обеспечить их ни крышей над головой, ни одеждой, ни питанием. К тому же, фашисты начали наступление на Кавказ и быстро приближались к Краснодару. И снова теснота поезда и движение в неопределенном направлении. Внезапная очередная остановка на каком-то полустанке. Дед Моисей вышел на перрон. Стремительно приближается состав на соседний путь. Он читает направление: на Минводы и мгновенно принимает решение. Надо пересаживаться: Минводы недалеко от Баку и надо стремиться туда. 

 

«Немедленно снимайте вещи и не забудьте мызыныкл (младшего)», - командует дед. Подходя к вагону, Моисей многозначительно засунул руку в карман брюк, а затем аккуратно опустил ее в карман пиджака проводника. И дело было сделано. Но в Минводах выяснилось, что Баку объявлен закрытым городом. Дедушка принимает решение двигаться в город Тбилиси, где у него были друзья по прошлой жизни. Там мы и оседаем. В пригороде Дидубе, нас поселяют в огромную казарму - общежитие. К тому времени я уже находился на грани смерти. От голода и сопутствующих болезней я продолжал орать и ночами, не давая покоя, уставшим от 12-ти часовой работы на заводах у станков деду, дяде, маме и соседям. В мае 1942 года пришло извещение, что при защите города Керчи папа «пропал без вести». Маме в ту пору было только 25 лет. Дед, чтобы прокормить семью, изготавливал сандалии, которая мама продавала на толкучке. Во время эвакуации я растратил все витамины накопленные за шесть мирных месяцев и поэтому, несформировавшийся еще организм беспрестанно подвергался различным инфекционным болезням. При этом я постоянно просил «цицу», а потом уже в полуторагодичном возрасте требовал «цицу хочу». В конце концов я заболел рахитом. Живот мой вздулся, я превратился в шар, из которого торчали отростки, напоминающие руки и ноги. Но главный бич для окружающих - был мой постоянный плач. Я орал и днем и, что ужаснее всего, всю ночь. Откуда у меня бралась энергия не узнали мы и сейчас. Вероятно - из космоса. Разумеется, это действовало на нервы не только моей семье, но и соседям по oбщаге. Когда я замолкал на период посасывания «цицы», то они с надеждой спрашивали «не умер ли я». Узнав, печальную для них весть, что еще нет, они, атеисты, с надеждой обращали своей взор на небо, двусмысленно повторяя «дай Бог». Но Бог им не давал, что они хотели, ибо другие закоренелые атеисты из нашей семьи - просили у Бога противоположное - сохранить жизнь. Да и я был противный еще с тех времен, а потому назло им жил и выл. Докторам я тоже осточертел и они каждое мое посещение считали последним. Так тянулось до конца войны, пока мы не переехали в Баку, где жили бабушкины братья. Здесь продовольственное снабжение было несколько лучше и я пошел на поправку.

 

После войны мы узнали, что жертвы нашей семьи, в виду принадлежности к еврейскому роду, были ужасны. 

 

В 1942 году произошла трагедия с отцом Изи - моим дедом Лазарем. Сосед по улице уже после войны поведал следующее:                                          

 

Когда фашисты подошли к Никополю, дед Лазарь жил уже один. Бабушка Мира скончалась еще в 1940 году, что и послужило поводом в честь ее памяти назвать меня Марком. Многочисленное семейство разъехалось. Дед Лазарь в последние часы перед приходом немцев спешено погрузился в соседскую машину и они вместе с соседом бежали из города. Но по дороге они подверглись нападению фашистских танкеток. Машина была разбита. Дед повернул назад и пришел, в уже оккупированный немцами, Никополь. Он был тут же арестован, отмечен «звездой» и, вместе с другими евреями, погружен на баржу. Набитую, до отказа евреями, баржу фашисты отбуксировали на середину Днепра. Стиснутые десятки евреи с ужасом ждали своего конца. 

 

Лазарь был спокоен - с ним была Тора. Та самая, которая уже раз спасла его от смерти в 1918 году. 

 

«Тогда он здорово подшутил над придурками атамана Махно, притворившись мертвым. Он спасал свою семью. Сейчас он был один: девочки его спаслись, а Изя за всех сражается с этими извергами. Ну что ж, в его семьдесят четыре года, он готов встретиться со своей мученической смертью, уготованной этими зверьми. Но он знал, что рано или поздно- они понесут наказание. Об этом говорила Тора: «Око за око, зуб за зуб».

 

Фашисты открыли, заранее сделанное отверстие в барже, и она стала наполняться водой, погружаясь посередине реки. Испокон веков Днепр не видел такого злодеяния, даже во времена татаро-монгольского нашествия. Жители стояли на берегу, оцепенев от ужаса, не веря своим глазам, не веря разумом, что родина Вагнера и Бетховена, Баха и Гете, могла породить таких чудовищных садистов. Баржа исчезала на их глазах, стоны мучеников слились с шумом несущегося Днепра. Но вот они стали глуше и глуше... Лазарь прижал Тору к груди, ему уже не хватало воздуха, вода подошла ко рту, ждать чуда было неоткуда. Уже в полуобморочном состоянии, он «встретился с детьми, которые сменяя друг друга, подходили к нему прощаться». Люди отчаянно барахтались в воде, больше инстинктивно, чем разумом, борясь за жизнь. Один за другим они погружались в воду, только пузырьки воздуха, куда-то торопясь, некоторое время спешно всплывали вверх. Лазарь вдохнул последний глоток воздуха наполовину с водой и стал погружаться. Грудь рвало на части. «За что мне такое наказание?» - пронеслась неосознанно мысль, но коварные пузырьки... уже отмечали место его захоронения.

 

Затих стон на Днепре, и древняя река, приняв в свою пучину мучеников, понеслась дальше, унося эхо их смерти в картотеку своих многочисленных жертв.

 

И в далеком, голубом, необъятном небе, встретились старик-отец и, навсегда молодой сын - мои дед Лазарь и папа Изя.

 

А в голодном Ленинграде, в окружении фашистских орд, умирал в госпитале от ранения и голода надежда и талант семьи Кацовых, несостоявшийся будущий скульптор, мой дядя Леля. Ему было всего 27 лет. Голод, мороз и отсутствие медикаментов ускорили развязку. Он был студентом мобилизован из Академии Художеств им. Репина на рытье окопов по обороне Ленинграда. Во время налета вражеской авиации он был ранен и госпитализирован. Уже месяц, как он медленно, испытывая страшную боль, угасал. В полуживом взоре художника проносились, задуманные его талантом, персонажи его красочных будущих картин. Сейчас, замерзшее тело уже не чувствовало боль раны, спазмы голода, леденящий холод. И пока мозг его еще теплился, вернисажи картин сменяли друг друга. Посвятив им свою коротенькую жизнь, он не хотел, ни на минуту, расстаться с ними . Но разум, постепенно, оставлял его. Где-то в тумане проплывали уже только сюжеты. А вот... и последний сюжет: картина его возлюбленной ! 

 

А жизнь продолжалась и молох войны требовал новых жертв. Пришла очередь дяди Наума идти на войну. Срочно требовалась его молодая кровь и, может быть, жизнь. И вот, в начале 1943 года, едва достигнув 18 лет, он призван в армию. Вернулся он уже раненный.

 

Так, фашистские выродки почти истребили мужской состав нашей семьи, взяв от нас драгоценную дань - человеческие жизни.

 

Память о наших родных, погибших в 1942 году увековечена в книге Холокоста, хранящейся на исторической родине всех евреев - в Израиле.

 

Марк Верховский 

 

Kultura.Az