Ибо вместе с глупцом и о мудром вовек не вспомнят,
Потому что в грядущие дни все будет давно забыто.
Экклезиаст.  Глава 2-16.
                                                                                                                                                                                                    

…умер Человек. Увы, рано или поздно с родившимися такое случается. Одним отмерен миг, другим годы, а кому десятилетия, но исход один.

Он жил. Он видел, как исподволь пробуждается утренний рассвет и как вкрадчивы сумерки, на фоне угасающей зари, как ослепительны полуденные отблески на водной глади и застенчивы солнечные блики на капельках росы. Видел плавное, безмятежное скольжение высоких, ярко-белых облаков и напряжённое, порывистое дыхание низких, мрачных, свинцовых туч, сине-голубую высь летнего неба и мерцание далеких звезд в бездонной ночи. Он кого-то любил, а кого-то ненавидел, чему-то радовался,  а чем-то огорчался, смеялся и плакал, улыбался и хмурился.
 Но пришел час. Он умер. Он больше никогда не услышит звонких переливов журчащего  ручья и глухих, монотонных рокотаний водопада, весенних призывных трелей и осеннего гомона птиц, не почувствует терпких, насыщенных запахов соснового  леса и пьянящих ароматов свежескошенной луговой травы, не произнесет ни единого слова.

Он оставил этот удивительный и загадочный мир, сочетающий в себе две сущности, два начала - живое, растущее, мелькающее и замершее, умиротворенное, вопрошающее. Он больше этого никогда не увидит, не услышит, не почувствует.

Никогда. Никогда…Н И К О Г Д А…

Он больше не печалится, не страдает, не переживает – его уже нет, он расстался со своим Я и Сверх-Я. А нам, живым, придется как-то обходиться с его бренным телом. И то, как мы это делаем, как поступаем, многое рассказывает о нас живущих.

Каждый раз, попадая на кладбище по случаям печальным я испытываю некоторую неловкость, и даже смятение от увиденного здесь. Несколько раз порывался описать свои ощущения, но что-то меня сдерживало. Теперь-то я понимаю, что помимо стилистических оков, уж очень чувствительна тема, незримо присутствовало представление о святости, сакральности норм захоронения. И с этим  не поспоришь. Но современное кладбище это не только ритуальное место для захоронений, но определенным образом спланированная и архитектурно выстроенная территория. Следовательно, это уже категории этические и эстетические и об этом стоит поговорить.

Первое, с чего начинает семья усопшего, выбор кладбища. Если у Вас есть место на том или ином кладбище, то вопрос  как-то решается. Зачастую, уплотняются прежние захоронения, и семья старается выжать максимум из данного когда-то участка. А если нет, или, кажется, что покойник достоин более престижного места, то тут  в силу вступают иные сюжеты. Родственные связи, административные рычаги, или, в конце  концов, деньги. Наконец, место определено и захоронение состоялось. Так поступают все, и это продолжается изо дня в день многие годы и десятилетия, в результате чего сложился пространственный образ современного городского кладбища.

Небольшое, но, как мне кажется, важное отступление, чтобы понять исторический  контекст темы.

Природа распорядилась так, что в Центральной России в Нечерноземье много водных ресурсов, мало солнца и тонкий слой гумуса, не выдерживающий больших нагрузок. Это исторически предопределило тип рассредоточенного расселения. Большое количество малочисленных поселений свободно расположенных на равнинных ландшафтах типичная картина Нечерноземья. Для захоронения выбиралось тихое, свободное, высокое и красивое место последнего покоя.

После революции большевики решили, что дальше так жить, мелкими индивидуальными хуторами, нельзя. Коллективное хозяйство требовало концентрации населения, в частности, в центральных усадьбах, а мелкосленная структура должна была исчезнуть, как не эффективная. Собственно так и произошло, только большая часть населения, покинув свои небольшие села, мигрировало не по назначенному маршруту, а прямиком в города. В городах, как известно, земля дорогая, всегда в дефиците и поэтому были другие правила и пространственные условия для захоронения. Строить кладбища на некотором отдалении от города, как этого требуют современные нормы проектирования, не удавалось по причинам экономическим, включая неразвитость транспортных связей. Проще было использовать существовавшие в тот момент кладбища на окраинах. Вот и возникли внутри города, по мере его роста, вкрапления старых кладбищ.

Казалось, со временем они исчезнут без внешнего вмешательства, но это не происходит по ряду причин. Практика показывает, что в подавляющем большинстве случаев, память об усопших достаточно сильна в детях, слабее у внуков, еще слабей у правнуков. Примерно такая же амплитуда, пожалуй, даже резче, проявляется в посещениях и уходе за могилами. Иначе говоря, примерно, через 70-80лет после смерти человека могилы и надгробные сооружения становятся не посещаемыми, а участки часто превращаются в объект криминального экономического торга.

Не чаще одного, двух раз в неделю СМИ сообщают о смерти россиян, в той или иной степени, известных в стране. Это, примерно, 100 смертей в год. Предположим, что число значимых, но не публичных людей, о смерти которых источники информации не сообщали, в два раза больше, т.е. около 200 человек в год. В России ежегодно умирает около 2 млн. человек, следовательно, доля людей, хоть как-то оставляющих свой след в истории составляет не более 0,01%. Память об остальных 99,99% людей не сохраняется. Они исчезают бесследно. Осознавать это неприятно, но это статистический факт. К примеру, в одном из старейших московских кладбищ, Ваганьковском, которому свыше 250 лет, практически, нет захоронений старше конца Х1Х века.

Вернусь, однако, к цели этого текста. Недавно пришлось быть на Ваганьковском кладбище, в связи с очередной утратой. С возрастом, к сожалению, это происходит всё чаще. Вот некоторые наблюдения.

Первое, с чем трудно смириться – это скученность, тесное примыкание посторонних могил друг к другу. Такая плотность больше ассоциируется с толпой пассажиров  метро в час пик, чем с кладбищем. Железные изгороди соседствующих могил, вопреки нормативам, сближаются, иногда переплетаются, иногда заваливаются, как бы говоря, «отодвиньтесь, это моё место, я раньше пришёл». То же самое внутри ограждённого участка. В одном из них, площадью около 3,5 кв.метров, вне всяких физических законов, я насчитал 16(?!) захоронений. Иногда, кажется, если бы покойники могли говорить, они бы взмолились: «Боже мой, как же тесно лежать, как трудно дышать…».

Так ведь это мы, живущие, боролись за то, чтобы могила была на престижном кладбище, желательно поближе к дому, чтобы можно было сэкономить время на посещение, ведь так много неотложных земных дел, а при случае упомянуть, как мы благовоспитанны, как свято храним память предков.

В фамильном склепе, с течением времени недостаёт места для новых захоронений. И тогда семья, в нарушении всех правил, отвоевывает сантиметры у прохода к могилам. Это приводит к тому, что дорожки, сужаются, искривляются, извиваются, словно начертаны нетрезвой рукой. Люди, идущие встречно, вынуждены, теснится или сбоченится, используя минимальные расширения, чтобы протиснуться. Учитывая состояние, в котором находятся люди, зрелище это выглядит странным и неуклюжим. И уж совсем нелепая картина, когда могильщики, из-за узости прохода, вынуждены нести гроб на своих головах. Отмечу, далеко не всегда к могилам ведет тропинка, часто это просто малохоженный лабиринт.

Пытаюсь установить хоть какую-то закономерность в расположении могил на кладбище. Ведь какие-то соображения принимались во внимание при определении критериев иерархии. Ничего не получается. Но зато могу перечислить наиболее уважаемые в обществе профессии, исходя из того, кто покоится на самых видных местах. Это – артисты, спортсмены, и «авторитетные» бизнесмены.

Наконец, надгробные памятники. Они, конечно, разные. И всё же, общее впечатление – это ярмарка тщеславия. Тут мрамор и гранит, сталь и сплавы, имитация золота и серебра, вазы и амфоры, сварка и чеканка. Чего тут только нет. Обилие и разнообразие безмерно. Скульптурные композиции, как правило, выполненные умелыми ремесленниками, линейно отражают затраты заказчика. У больших денег много всего, у малых – мало. Поражает простодушье в буквальной трактовке значимых символов: если это герой социалистического труда – то звезда, если футболист – мяч, если боксер – перчатки, если артист – гитара.

В процессе написания этого текста, я решил ещё раз перепроверить свои ощущения, и в погожий осенний день, не обремененный событием, отправился на кладбище. Полдень, тепло, светит солнце. Немало беззаботных, праздных посетителей. Нарастающий режущий звук бензопилы, грейдеры и другая техника, перекопанные дорожки, бетоноукладчики, плиточники – атмосфера напряжённых, деловых будней.

На центральной аллее большой, монолитный 2-х метровый надгробный памятник неизвестному мне молодому человеку. Группа мужчин крепкого телосложения, разложив на мраморной плите несколько тарелок с заморскими фруктами, выпивает из пластмассовых стаканчиков. Судя по виду, они вполне благополучны. Жизнь удалась, не считая отдельных неприятностей. Выпивая, они не забывают своего усопшего товарища, проливая часть напитка в газон. Прямо таки, пикник у могилы. Что-то осознаваемо-предостерегающее удержало меня сфотографировать эту языческую сцену и спросить наивно, кем был этот уважаемый молодой человек.

Вокруг такие же дорогие и не менее пышные надгробья, часто в виде многофигурных скульптурных композиций, поражающих обилием деталей. К примеру, в надгробии сыну известной целительницы в общую композицию вплетены и парящие святые, и скорбящий херувим с могильным крестом, и ангелочек с лампадой, и горшочки-вазочки. В другом случае, захоронение дочери модного художника выделяется, прежде всего, чрезмерным количеством позолот, настойчиво убеждая чёрствого и убогого обывателя в том, как дорога была безвременно ушедшая. В позолоте витое ограждение,  почти все внутренние элементы, включая склоненную фигуру девушки-ангела с непомерно длинными золотыми крыльями. Общее впечатление от всего этого – избыточность, неумеренная демонстрация своего несчастья, вполне измеримыми земными средствами.

В нескольких десятках метров от этого места странная конструкция ограждения. Сетка-клетка высотой в два метра, в которую, словно, замурованы покойники. Амбарный замок, висящий на покосившейся калитке, говорит о серьезности намерений. Ограждение, однажды покрашенное серебрянкой, теперь серо-бурого цвета, по-видимому, должно защитить, заросшую бурьяном могилу, от вандалов. И это далеко не единичный случай. Некоторые «саркофаги» вдобавок покрыты кровельной жестью неопределенного цвета, видимо, оберегая участок земли от непогоды. Деформированные от времени, они лишь демонстрируют бедность и убогость замысла.

Даже вполне профессионально выполненные надгробия, в окружении других работ, исполненных в другой стилистике, с иным масштабом, находясь в прямом визуальном контакте, все равно вызывают чувство досады. К сожалению, в этом тесном мраморно-гранитном множестве нет хороших решений.

Перед глазами ещё одна грустная картина. Случайно наткнулся на очень лаконичное, в хороших пропорциях пирамидальное надгробие, видимо достойным людям, князю Федору Ивановичу Дулову (умер 6.04.1870г.) и его супруге Анне Иоанновне (умерла 2.02.1919г.). К сожалению, как это часто случается со старыми могилами, когда-то памятник склонился на бок, врос в землю и выглядит немым укором, желающим остановить время.

Ещё одна важная деталь бросается в глаза. На фоне прежних лет, резко выделяются своим размахом надгробья последних десятилетий. У людей нежданно появились большие деньги и желание продемонстрировать свою значимость. Соответственно, надгробные сооружения становятся все крупней, богаче, помпезней, будто пытаются перекричать друг друга. Разнообразие жизненных установок, различия возможностей, вкусовые пристрастия без тени сомнения переносятся в зону смерти, зону тишины, успокоения.

На мой взгляд, современные кладбища, в том виде, как они выглядят сегодня, это далеко не лучшая, уж тем более не единственно возможная модель светского захоронения. Можно вспомнить простую этическую формулу, известную тысячелетия, – смерть всех уравнивает. В ней, кажется, заключён ключ к поиску художественного образа. Не вдаваясь в детали решения, идею можно сформулировать так – пространственно-планировочная структура современного кладбища, его пластический силуэт могут быть различными, но основной модуль, единица захоронения должна быть унифицирована, чтобы не было соблазна противопоставлять покойников. Разумеется, речь только о светских захоронениях.

Видимо, что-то сокровенное знал о мироздании Махатма Ганди, когда завещал развеять свой прах над океаном. Он будто слышал или чувствовал, щемящую тишину бесконечно текущего времени, лишь на мгновение прерванную шумами земной суеты.

Тамирлан Бадалов

Kultura.Az