post-title

Дискурсмонгер в печали

Во-первых, сразу хочу сказать, что в новом романе Виктор Пелевин взял новую, ранее недосягаемую для него высоту. Ему удалось написать книгу, которую, должно быть, интересно анализировать — особенно социологам и политологам — и зубодробительно скучно читать.

 

Единственная существующая в России премия, которая этой книге, в сущности, могла бы достаться, — это премия «ПолитПросвет», присуждаемая журналистам, публицистам и блогерам, которые «систематически проясняют текущую ситуацию в России и в мире». Но и термин «прояснение», конечно, не про Пелевина. Вот если бы «ПолитПросвет» давали за затуманивание, тогда, конечно, другое дело. 
 
Мир, описанный в романе, происходит из «1984», с его Океанией, Евразией и Остазией. Только для большего, так сказать, прояснения верхняя часть этого мира, Бизантиум, условный западный мир, нависает шаром (офф-шар) над его нижней частью, Уркаиной, где обитают урки — они же орки. Уркаина — это нет, не Россия и не Украина, а такой обобщенный третий мир (в частности, там растут пальмы), но наделенный многими «чертами» современной России. Слово «черты» здесь взято в кавычки не просто так, об этом чуть ниже. Орки — тоже понятно, откуда взялись. Пелевин отсылает нас к ошибочному, но распространенному среди наименее склонной к размышлениям части сетевых патриотов представлению о том, что-де Дж.Р.Р. Толкиен в трилогии «Властелин колец» в виде Мордора изобразил в русофобских целях великий Советский Союз.
 
Главный герой романа Демьян-Ландульф Дамилола Карпов — по профессии, как он сам говорит, «оператор live news». На самом же деле он оператор своеобразного дрона, в котором камера совмещена с оружием. Мир Бизантиума, в котором герой далеко не последний человек, в целом занят производством симулякров. Но не просто симулякров, а реальности. Путь Вавилена Татарского — т.е. путь создания чисто цифровой реальности — оказался, согласно Пелевину, тупиковым, привел к большой войне, после которой сформировалась своеобразная религия, требующая, чтобы важные события происходили на самом деле. Для этого существует догмат, запрещающий снимать новостные ролики иначе как на целлулоидную пленку. Время от времени Бизантиум организует войну с орками, которых значительно превосходит технологически. Войны эти являются ритуальными (только что орки гибнут в них по-настоящему) и постановочными — т.е. организуются сразу под запись или прямое вещание.
 
Вообще говоря, скучно становится уже на этом месте, где Пелевин вступает в прямую полемику с текстами Бодрийяра о войне в Заливе и с их масскультурным эквивалентом, то есть фильмом Wag the dog. Ничего то есть подобного, как бы говорит Пелевин, — война в Заливе была, но была она для телевидения. В смысле пропагандистского прикрытия (или видеоповода) для войн Бизантиум использует, в частности, damsel in distress, которая, по словам главного героя, «не просто “дева в печали”, а предполагает, “с одной стороны, угнетенную чистоту, а с другой — нависшее над ней тяжеловооруженное зло”» (то есть это, надо понимать, прямая цитата из вышеупомянутого фильма). В других случаях — борьбу за права меньшинств, в особенности сексуальных. В Уркаине есть «Зеленая зона», где живут люди из Бизантиума (ну да, вы правильно подумали, я потому и сказал, что не совсем Россия), а есть «Желтая», куда допускаются и орки, на людей работающие. 
 
Сам по себе сюжет, который в S.N.U.F.F. есть, выполняет роль подчиненную — и это еще мягко сказано — по отношению к подробным описаниям Верхнего и Нижнего миров романа. Описания эти местами не лишены пелевинского блеска, и в них почти везде заметна его знаменитая наблюдательность, сопряженная с умением отфильтровать главное. Собственно говоря, это и есть наиболее частый прием пелевинской прозы: если он что умеет, так это выделить иногда не самую заметную, но действительно характерную и говорящую черту реальности и предъявить ее читателю в утрированном, искаженном и преувеличенном виде, как бы в кривом зеркале. 
 
Еще это называется «шарж». 
 
Не надо думать, что S.N.U.F.F — это антизападная или даже антиамериканская книга. Выбравшиеся в Верхний мир, а точнее, в Лондон богатые урки называются «глобальными урками» (привет проекту «Сноб»), а «культ Биг-Бена среди оркской элиты — это проявление их вытесненной гомосексуальности, которую они не решаются приблизить к поверхности сознания иными способами». Мало того, имеются глубокомысленные и крайне оригинальные рассуждения в том смысле, что, «когда монголы сошли со сцены, оркские выдвиженцы стали самоназначаться вертухаями в суверенном порядке, а собранную дань присваивали. Система пережила не только монголов, но и западный проект, с которым находилась в отношениях заискивающего противостояния», — ну и так далее. Уровень каламбуров, которыми Пелевин всегда имел склонность злоупотреблять, в новом романе ниже обычного. «Вертухаи», в частности, происходят от телефона «Верту»; гадают в Уркаине по книге «Дао песдын»; аббревиатура GULAG обозначает Gay, Lesbian, Animalist, Gloomy (эти спят с роботами) и Unspecified; одного из героев, дискурсмонгера (профессия произошла, насколько можно понять, от французских философов XX века), зовут Бернар-Анри Монтень Монтескье — и тут пора уже остановиться, потому что список всех дурных каламбуров из романа занял бы несколько страниц. 
 
Эта скучная антиутопия – шарж на медийный дискурс последних лет, а местами даже и последнего года – снабжена любовной линией. Дамилола является владельцем очень дорогой суры, то есть резиновой женщины со встроенным искусственным интеллектом. Диалогам этой пары отведена примерно четверть текста, представляющая собой обязательную для всех книг Пелевина вероучительную часть: во-первых, «ничего нет»; во-вторых, вселенная – это ожерелье из сверкающих камней (правда, на этот раз они стали черными дырами), ни один из которых не светится, а только отражает сияние других; в-третьих, вся-то наша жизнь — крысиные бега, а могли бы уже остановить колесо Сансары, вместо чтоб бабло заколачивать и длить страдание в цепи воплощений. В роли вероучителя тут выступает как раз женщина-андроид, она же оказывается в итоге единственным существом (или чем?), способным не только принимать самостоятельные решения, но и нести за них ответственность. А почти все остальные остаются страдать со своей авидьей, а джива их так и будет терпеть муки в оковах чувственных наслаждений. А учитывая, что вскоре наступит пралая, то может, даже и не наслаждений. В «Чапаеве и Пустоте» Пелевин сопряг буддизм с Гражданской войной, оттолкнувшись от первой версии «Самодержца пустыни» Леонида Юзефовича. Это было неожиданно и здорово. В новом романе Пелевин помещает буддийскую проповедь в контекст третьеразрядной фантастики и, поскольку сура Кая имеет доступ ко всем возможным хранилищам информации, излагает эту проповедь примерно языком русской «Википедии» (которая в тексте тоже присутствует под названием «Свободная энциклопедия»). Получилось невыносимо скучно.
 
Главное ощущение от книги — что написана она с отвращением. Пелевин даже не деконструирует, нет, а внимательно рассматривает нынешний российский миф о Западе: все они там циничные суки, только и мечтают устроить у нас цветную революцию, чтобы загрести наши ресурсы и расчленить нашу великую родину. Потом приступает к другому мифу: вот так-де Россию видит остальной мир — орки, одеваются в звериные шкуры, живут в свинарниках, правят ими вертухаи, так всегда было и всегда будет, ни на что, кроме как на побомбить, они не пригодны. Тот и другой миф сами по себе удушливо скучны, как всякое настоящее сумасшествие — и роман оказывается шаржем на это и так тоскливое состояние умов, схваченное, впрочем, как всегда у Пелевина, очень точно. Выделены все главные черты того параноидального дискурса, который мы можем наблюдать каждый божий день в ЖЖ и на страницах газеты «Комсомольская правда»; выделены, выпячены и преувеличены, как если бы мы их сами в упор не видели. 
 
Так и представляешь писателя Виктора Пелевина, сидящего с ноутбуком где-нибудь на Самуи. Вот он отвлекается, поднимает голову, видит: закат розовый отражается в теплом спокойном море, чайка летит — жизнь, в общем, вполне себе, если честно. Однако стискивает зубы и с отвращением возвращается к своему Дамилоле, к своим оркам, к серийному убийце-дискурсмонгеру, к кагану Рвану Контексу и Алене-Либертине. Потому что контракт, в декабре книга должна выйти, пятнадцать тысяч знаков в день вынь да положь.
 
Есть, впрочем, и еще одно объяснение. Ближе к концу выясняется, что текст пишет Дамилола при помощи «доводчика». Это такой умный редактор, который из короткого предложения с ошибками делает абзац гладкого, хорошо выглядящего текста. Если Пелевин хочет нам таким образом сообщить, что сам книгу не писал, а только редактировал, все понятно: что выросло, то выросло, причесал, как смог. 
 
Но зачем так было себя мучить — все равно непонятно. 
 
Виктор Пелевин. S.N.U.F.F. — М.: ЭКСМО, 2012
 
Марат Ганин
 
OpenSpace
Yuxarı