"Bu nöş belə oldu, Çibuş?!"
Сегодня, наверное, мало кто помнит бездарный и вульгарный телеспе…
К счастью, можно твёрдо сказать, что азербайджанский язык сегодня действительно отвечает как содержательно, так и эстетически убедительно, эмоционально и т.д. на все функциональные требования жизни в стране.
Научный мир проявляет на новом этапе пристальный интерес к проблеме художественного билингвизма, что подвигает меня к размышлениям на эту тему, в своё время очень занимавшую меня как теоретически, так и практически.
Хотелось бы поделиться с читателем новыми мыслями об этом.
Почему, спрашивает меня молодой итальянский доцент Моника Перотто, изучающий эту проблему, нерусский писатель пишет сегодня по-русски?
Чтобы расширить свой круг читателей?
Потому что русский является языком межнационального и международного общения?
Или русский престижный и более богатый с точки зрения лексики, стилистики?
Мне думается, что первая причина: русский язык – более родной, нежели свой национальный.
И потому, что и сегодня, главным образом, по инерции, продолжается начатый в имперские годы и интенсивно развитый в советский десятилетия, но частично прерванный в республиках, обретших независимость, естественный ассимиляционный процесс вытеснения национальных языков русским языком, общим для обширного пространства.
Даже президенты некоторых неогосударств (Белоруссии, Казахстана, Киргизии и других) свободнее изъясняются на русском, чем на языке, объявленном государственном, а есть и такие примеры, когда тот или иной президент, в частности, Азербайджана, вынужден нанять педагога, чтобы пройти ускоренный курс, говорят, успешный, изучения языка государства, в котором он – первое лицо.
Конечно, наличествуют и все другие факторы, перечисленные выше, но они – вторичны.
А что касается вопроса, звучащего несколько странно, почему, дескать, нерусский писатель пишет сегодня на своем национальном языке, то тут на волне возрастающего чувства национального самосознания приоритет опять-таки родного языка, а во-вторых, естественное стремление продолжить литературные национальные традиции общения со своим читателем, желание развить престиж своего национального языка и литературы. Впрочем, пишущий самовыражается легче и лучше на родном языке.
Конечно, уже во вторую очередь, он/она даже не задумывается над этим – подспудно присутствует желание, чтобы родной язык, который, как правило, не входит в число четырёх-пяти или максимум шести-семи мировых языков, сохранился, не ассимилировался, как это давало о себе знать в бывшем СССР, русской культурой.
Проявляется при этом интерес на Западе к ситуации именно в Азербайджане: действительно ли азербайджанский язык отвечает сегодня на все функциональные требования жизни или все-таки больше распространен русский язык, который первенствовал в политике, экономике, системе образования в советские годы?
Какой успех у национальной литературы?
Больше или меньше, чем у русскоязычной?
Какой тираж книг на национальном языке? Больше или меньше, чем на русском?..
К счастью, можно твёрдо сказать, что азербайджанский язык сегодня действительно отвечает как содержательно, так и эстетически убедительно, эмоционально и т.д. на все функциональные требования жизни в стране.
При этом, естественно, особенно в Азербайджане, а точнее – в Баку, где, в основном, и протекает культурная деятельность, нефть способствовала с имперских и советских времён интернациональной доминанте края, и потому значительно распространён здесь и русский язык, сегодня как по инерции, так и в связи с востребованностью значительной русскоязычной прослойкой. Это находит выражений и в том, что ныне в Азербайджане, сужу по выкладкам сми, из десяти покупаемых книг девять созданы на русском языке (тиражи мизерные в обоих случаях).
Но следует специально подчеркнуть, что наблюдается стремительное завоевание культурного пространства азербайджанским языком (великолепные публицисты, поэты, прозаики), который получил конституционно закреплённую возможность для развития и саморазвития во взаимодействии, а порой даже под влиянием, прежде всего, высокоразвитого лексически и синтаксически турецкого языка.
Предпочтительность языка определена степенью его родственности пишущему, при этом тяготение к национальному, титульному, будет с годами возрастать (имею в виду не Россию, а отпочковавшиеся от СССР государства), но и к русскому тоже тяга будет еще долго продолжаться, ибо русский – окно во всемирное пространство, а потому угасавшееся, было, стремление быть переведённым на русский, чтобы дойти до многих других, возрождается с новой силой.
Так, в начале 90-х в Азербайджане даже думали о закрытии Института русского языка, потому что не было желающих там учиться, а теперь в этот институт, который получил название Славянского университета, - большой конкурс.
А о возрастании в художественном творчестве доли иностранного, прежде всего, английского, говорить пока рано.
Одно существенное отступление: проблема языка, на котором пишет писатель, сама по себе никогда не имела существенного значения, было бы стоящее художественное произведение. А если и имела, то только лишь в связи с принадлежностью к конкретной национальной литературе.
Соц.-ком. идеология была зациклена на этно-национальной доминанте (которая легла, кстати, в основу и даже определила субъектную структуру государства, из-за чего СССР и частично распался, и очередь – за Россией, в которой, как солнце в капле воды, отражается и повторяется такая же этноструктура). Поэтому была потребность через язык привязать писателя к определённой национальной литературе (обо мне, в частности, писали, такая эволюция: "азерб. писатель", "двуязычный азерб. писатель", "русскоязычный азерб. писатель", даже, уже в постсоветские годы, "русский писатель").
Сегодня этнопривязка – явление редкое, хотя в национальных регионах остаётся вопросом актуальным (я выступал оппонентом на защите докторской диссертации по башкирской литературе, где, наряду с башкироязычными, немало и русскоязычных, и все они – но последнее почему-то стыдливо умалчивалось – отнесены были в работе на основании темы сочинений к башкирской литературе).
А теперь вопрос о билингвизме, точнее о том: много ли писателей переводят сами свои произведения? Если да, то почему они предпочитают перевести себя сами, а не дают свои работы профессиональному переводчику?
Писателей-автопереводчиков в советские годы было немало: белорус Василь Быков (покойный), грузин Чабуа Амирэджиби (покойный), молдаванин Ион Друце, ныне здравствующий, который и ныне творит на двух языках – русском и молдавском.
В процессе автоперевода возникают такие понятия, как диктат языка (его традиций, его смыслового, эстетического, эмоционально-чувственного поля) и диктат читателя, его этноопределённость итд), и потому как бы создаётся новое произведение, новый оригинал, и они существенно разнятся и сюжетно (новые линии, даже герои, диктуемые новым адресатом и культурно-этико-духовными традициями), и композиционно, и структурой фраз, построением диалогов, наконец, объёмом текста.
Лично для меня автоперевод был вызван самой жизнью, упирается в индивидуальную судьбу: мой первый роман "Магомед, Мамед, Мамиш", написанный, как и предыдущие рассказы и повести, на азербайджанском, которые охотно издавали в Баку, отклонили из-за остроты проблематики, опубликовав лишь безобидный кусочек, и я решил перевести его на второй родной язык и предложить в московский журнал "Дружба народов", и он вышел в 1975-м, вызвав недовольство в республике; второй роман "Фатальный Фатали", исторический, наученный горьким опытом, я уже писал по-русски, – впрочем, об этом – в моих мемуарах, так что не хочу повторяться.
Отсюда у меня родилось суждение: если бы изначально я писал (в частности, "Ф.Ф.) по-азербайджански, то могло бы родиться совершенно другое произведение, органично вырастающее на почве национальных традиций (ибо начав писать на русском, я невольно работал в русле художественных традиций именно русской литературы, хотя при этом присутствуют – это глубоко сидит во мне - и национальные традиции). На эти темы были дискуссии, Анатолий Ким говорил, что автоперевод – своего рода импровизация над одной партитурой, но сам он, по-моему, на корейский свои русскоязычные книги не переводили в данном случае рассуждает теоретически; прав был и В. Козько - что это продолжение работы с рукописью, продолжение писания, создания.
У меня было два случая автоперевода: с национального на русский и с русского на национальный. Причём, в первом случае было благом сохранить этноколорит, что это именно перевод на русский язык, ведь я – не русский писатель в полном смысле этого слова), а во втором – "русский колорит", неизбежно возникающий, если произведение пишется на нём, при русскоязычном художественном мышлении, надо скрыть, адресуясь к национальному читателю, чтобы не возникало, что это - перевод, а не азербайджаноязычный оригинал.
Говоря о диктате языка, имею в виду разницу этно-культурных менталитетов: русского, или условно, западного, и восточного, азербайджанского.
Мой опыт, повторяю, – исключительный, обстоятельства судьбы, биографии, ибо живу в Москве десятки лет, и язык, связанный с внешним и внутренним моими мирами, – русский.
А вообще-то переводческая школа переживает кризис, раньше это было, помимо всего прочего, и финансово-прибыльным занятием... Подстрочник тоже умирает: раньше за это платили СП республик или издательства из госбюджета, а теперь кто? Да и кто издаст национальных писателей в переводе на русский просто так, тем более что само понятие "национальная литература" было дискредитировано в советские годы, издавалось много макулатуры.
Тут – сделаю небольшое отступление - ключ, кстати, и к пониманию широчайшего успеха "Джамили" моего тёзки Чингиза Айтматова на мировой арене и широчайшего неприятия повести киргизским обществом – вопрос отнюдь не в отсталости или косности киргизов, а в художественной убедительности двух оригиналов: русские художественные традиции оказались достаточными для того, чтобы через русский язык показать и убедить в достоверности конфликта - разрушения вековых патриархальных устоев, а на киргизском языке традиции русской литературы на киргизской почве оказались недостаточными, тут надо было не копировать на киргизском русский оригинал, а перелопатить до основания киргизский язык, взорвать его изнутри, провести с языком колоссальную работу под стать, к примеру, Достоевскому, чего, будучи русскоязычным, Ч.А. не сумел сделать. Так что он мирового класса именно русский писатель, и при этом - крупнейший деятель киргизской культуры, а не киргизского искусства Слова.
Разумеется, читателю всё равно, к какой литературе относится и на каком языке пишет Айтматов, важно, что он автор истинно высокохудожественных произведений.
Есть ли жанры, которые предпочитаю писать на своём родном азербайджанском языке?
Да, давным-давно любил сочинять нечто вроде стихов, они были парадоксальные, "странные", публикации вызвали в своё время неприятие по причине, думаю, их необычности; это даже и не стихи в традиционном смысле, а "Думы без рифм", как я их тогда называл. Но вся страсть ушла в прозу.
К художественному автопереводу, кстати, я вернулся недавно, после трёх десятков лет, начав публикацию на русском и на азербайджанском языках кое-каких задумок; первоначально они созданы, как и многие мои произведения, по-русски. Это - "Сны Каляма", вышли лишь первые, впереди... – тут постоянно возникают некоторые обстоятельства чисто творческого плана, о которых, иншала, – в своё время.
Чингиз Гусейнов
Kultura.Az
