post-title

Серебряная икона страны Волдамании (Начало)

Все, кто мало-мальски знаком с ближайшей историей Азербайджана, поймут меня с полуслова: 90-е годы и воспитание "утончённого восприятия" - понятия, мягко говоря, отдалённые друг от друга. Примерно, как село Нардаран от астероида Веста (нет, я ничего против не имею, может кто и в Нардаране знает про астероид, но на Весте никто не знает про Нардаран - это точно, чем они, вестяне и проигрывают).

 

 

Прояснение в памяти: Собор Святого Бавона. Гент. Бельгия.

Я стоял перед алтарём (в простонародьe называемым "Поющими Ангелами", примерно три с половиной на пять метров), исполненным рабом божьим Яном ван Эйком в году 1432, и делал вид, что разглядываю изображённых там странствующих пилигриммов. Толпа вездесущих японских туристов, возраст которых невозможно определить в принципе, с умным видом слушалa большой, чёрный гаджет, выданный им при входе. Гаджет вещал на трёх языках об Агнце Божьем, который был изображен на центральной створке триптиха, и видимо очень занимал японцев. Когда же аппарат начал рассказывать о святой Цецилии, которая играет на органе, Дети Восходящего Солнца гурьбой направились к левой створке, и тут настал мой час.

Я украдкой посмотрел по сторонам, прошёл за правую створку знаменитого творения, засунул руку за пазуху и ... достал оттуда...

Однако всё по-порядку, уважаемый Читатель

Несколько недель назад во всём мире отмечался "один из самых интеллигентных профессиональных праздников" вообще, а именно - День Музеев. С испорченным настроением (вспомнилaсь фраза Саиды из Парижа: "...а я всю ночь буду гулять по Лувру, ля-ля!!", как известно, в эту ночь все музеи бесплатные) я сидел перед телевизором, и бормоча под нос: "У самих Лувры имеются! Ля-ля... Xодят тут... там всякие!" - смотрел репортаж про флорентийское собрание произведений искусств семейства Медичи. Даже та небольшая часть, которая была показана на экране, заставила отвиснуть мою челюсть так, что мне понадобилось проявить усилие для возвращения его на исходную позицию. Насмотревшись на голых статуй, дорогих медальонов и картин на библейскую тематику, поразившись степени одухотворённости произведений средневековых мастеров, я принялся размышлять о пользе посещений музеев в общем, и об образовательной стороне посещений для юношества в частности... "Не посещают сопляки музеев. Не знают ни черта. Ты скажи им: "Даная", они подумают, что ты ругаешься".

Сие благочестивое занятие длилось недолго, ибо передо мной встала моя совесть и спросила: "Юнцам советовать легко. Сам-то когда в последний раз музей посещал, а?" Тут я оставшись наедине со своей совестью и пафосно вещающей с экрана сотрудницей Эрмитажа, положа руку на сердце, был вынужден признаться. "Да! Не ходил. Не состоял. Не был, так сказать, замечен. Виноват. Но. Господа Судьи! Давайте всмотримся в его (в мои) честные глаза! Так ли он виновен в своем проступке? Нет, скажу я Вам,уважаемые Судьи! Ибо, моему подзащитному никто не указал на Двери Обители Красоты! Не вовлёк, не пристрастил! Никто! Не взял бедолагу(меня) за ручку, и не повёл лицезреть прекрасное!"

Тем временем пафосная дама на экране не угомонялась:"...огромное внимание как со стороны искусствоведов,так и со стороны простых любителей прекрасного...","...даже дилетантам хорошо знакомый экспонат..." Не узнавая почти ничего, я бормотал про себя:" ...Ишь ты,получается, мы даже в когорту "простых любителей прекрасного" не входим?..."- "Утончённость восприятия, воспитанное в молодом возрасте... " - эта фраза возвышенной дамочки с Эрмитажа меня окончательно добила, и вогнала в ближние пласты памяти, аккурат в "лихие 90-е годы" Азербайджана, когда я и должен был по мнению госпожи эксперта, воспитывать в себе "утончённость восприятия".

Все, кто мало-мальски знаком с ближайшей историей Азербайджана, поймут меня с полуслова: 90-е годы и воспитание "утончённого восприятия" - понятия, мягко говоря, отдалённые друг от друга. Примерно, как село Нардаран от астероида Веста (нет, я ничего против не имею, может кто и в Нардаране знает про астероид, но на Весте никто не знает про Нардаран - это точно, чем они, вестяне и проигрывают). Мысли поколения, чьи студенческие годы прошли в бурные 90-е годы, были заняты отнюдь не о "возвышенном и прекрасном", а тем, как бы не попастся в "облаву" полиции, или же как стянуть у родителей деньги на дешовые сигареты, чайхану и другие жизненно важные вещи на тернистом пути постижения всяких наук в азербайджанских постперестроечных условиях. В этих условиях предложение типа: "а давайте, пойдём в музей?" в среде огромной части молодёжи могло бы воспринятся как бред сивой кобылы, и вызвать смех в лучшем случае. А в некоторых частях города Баку, чего доброго, вообще засомневались бы в сексуальной ориентации сие предлагающего.

И как следствие, никто толком о музеях в нашем городе не знал. Даже мы, молодые музыканты, которые часто выступали в Музее Искусств им. Мустафаева, вряд ли назвали бы имена художников, которые там выставлялись. Никто не додумывался походить там до концерта (после - уже не актуально, так как необходимо было "срочно обмыть" концерт), и как видно из вышеизложенного, молодёж нашего поколения не блистала рвением к "утончённому". (Хотя, признаюсь, лично меня всегда тянуло к прекрасному! Ещё в детстве мама меня ловила несколько раз с третьим томом Азербайджанской Советской Энциклопедии - как известно,там была репродукция картины "Обнаженная маха" Франсиско Гойи - и с позором отбирала книгу).

После недолгих раздумий я утвердился в мысли, что музейные ходоки с младых лет - это всё-таки семейное. Наследственное, скажем так (типа генетической болезни). Ибо, сколько я ни ковырял в своей памяти, не смог вспомнить ни одного человека, который в молодости "по своей воле" направился бы в сторону музеев. Сколько бы нас не направляли учителя и в школе, и в ВУЗах - всё без толку, хотя поговаривали, что есть где-то "там" длинноволосые, послушные "марамои", которые с благоговением посещают сия заведения, где есть свои устои, правила и поверия, свое  "население", свой закулисный мир, и если хотите даже своя мистическая аура.

Прояснение в памяти (продолжение): Собор св.Бавона.

Итак, как помнит дорогой Читатель, я, оторвавшись от японских туристов проник в заднюю часть правой створки алтаря, и воровато оглядываясь, вытащил из внутреннего кармана куртки... видеокамеру. Всё-таки, упоительные минуты с десятитомником Азербайджанской Советской Энциклопедии в детстве не прошли даром: наряду с Гойей я сильно "уважал" Яна ван Эйка, патриарха "масляной"  техники письма, а заодно и всю фламандскую школу живописи, о некоторых представителях которых речь пойдёт позже. Увидев перед собой оригинал "Гентского алтаря", я, снимающий целый день всякую муру -велосипедистов, уток, башен с часами, дам  с собачками - решил облагородить свои сьёмки еще и оригиналом мирового живописного наследия. А так как в соборе снимать и фотографировать алтарь строго воспрещалась (весь собор, утыканный могилами королей и епископов можно было снимать, алтарь-нет!), я решил "пойти другим путём": снимать "поющих ангелов" прямо из-за пазухи, "выпустив внаружу только кончик" обьектива. Но, видимо, святые Гентского Собора узрели в моих действиях богохульство, ибо на третьей секунде сьёмок бодрствующая целый день видеокамера жалобно крякнула, и отключилась - скоропостижно кончилась зарядка. Все попытки реанимировать аппарат ни к какому результату не привели...

Тем временем голос и высокопарно-снобистические манеры дамочки с экрана начали раздражать, вспомнился недавний скандал с пропажей многих сотен предметов искусства. "Вот, наглые а?" - подумалось мне - "эНное количество экспонатов своровали, а теперь вещают как Левитан в репродукторе! Да таких и "мистическая аура" не берёт, она только на нашу видеокамеру и действует. И не стыдно даже! Вот наши соотечественники - своровали в тёмные 90-е из музея им. Мустафаева, и в кусты! Уже долгие годы как писал классик: "жди меня, и я вернусь". А эти -нет. Поучают еще."

Отключив звук телевизора, под бесконечный видеоряд несметных сокровищ семейства Медичи, я начал вспоминать про своё "музейное прошлое". К моему стыду, оно оказалось весьма куцым. Я не имею в виду миленькие походы в дом-музей Гаджибекова, в "Mузей Чертей" и галерею Чюрлёниса в Каунасе (Литва), в музей музыкальной культуры им. Глинки в Москве (Россия), в дом-музей Бетховена в Бонне (Германия), в музей мозаик Антиохии в Антакье, в Стамбульский Дворец "Топкапы", в Дом Белых Кошек в Ване (Турция), я имею в виду более или менее вдумчивое изучение экспозиций в целях углубления знаний. 

"Мои университеты". Дом-музей Ниязи. Баку, Азербайджан.

В студенческую пору (да и в аспирантуре тоже) мы с друзьями в музеях и в выставочных салонах появлялись разве что на открытие какой-то экспозиции, по приглашению знакомых художников, и то после клятвенных заверений о том, что после открытия последует фуршет с «горючим». Без фуршета мы не шли, потому как тратить драгоценное время на какой-то музей, когда его с пользой можно было провести в "подводной лодке" (один из центральных "гадюжников" (забегаловок) близ улицы "Торговой"), нам казалось нецелесообразным. Зато "подводная лодка" нам была и музеем, и библиотекой, и лекториумом. Мы туда "погружались" с представителями других творческих профессий (порой даже с весьма известными) - с художниками, актёрами, иногда со строителями, а иногда вообще с подозрительными персонажами - и "выплывали" уже готовые. В том смысле, что напичканные весьма разнообразной и творчески полезной информацией.

Со временем "подводную лодку" заменили разные студии - мастерские художников. Помню мастерскую ныне покойного маститого художника Санана Курбанова, где мы дневали и ночевали, вынашивали различные идеи, в том числе и художественные (проекты афиш, музыкальные задумки и т.д.). И кстати, одно его высказывание мне вспомнилось в связи с Собором св. Бавона: Санан однажды выразил мысль, что было бы гениально, если выставочный салон, или музей могли бы служить для экспозиции одной-единственной картины. В случае с Гентским Собором, как  мне подумалось после высказывания Санана, его идея нашла свое отражение, ведь там - самом что ни на есть деле, выставляется Ян ван Эйк? Причём c одним  произведением...

Но, как говорится, "вернёмся к нашим ... музеям". Многолетняя концертная и "околоконцертная"  жизнь на  "хатах"   различных   "коллег  по несчастью", назидания "старших братьев", да и "тлетворное влияние запада" сделали свою работу: вынашиваемая идея создания коллектива, которая исполняла бы не только классическую, но и ультрасовременную музыку, начала обретать очертания. Один ныне печально известный банк согласился даже нас спонсировать и арендовать для ансамбля помещение. Иронией судьбы этим помещением оказался дом-музей великого азербайджанского дирижёра и композитора Ниязи. Откуда-то чудесным образом появился рояль (как нам сказали, рояль самого Караева!), причём вместе с носильщиками(!). Мы, не привыкшие к такой роскоши ("Что? Рояль? И не надо самим тащить на третий этаж?"), почувствовали себя в сказке. Видимо, чтоб жизнь человека стала похожим на сказку, сзади должна маячить эмблема банка. Помню первые два вопроса музыкантов новоявленного ансамбля: "Как? Есть такой музей?" и "А там выставляется перстень Ниязи?" (имелся в виду легендарный бриллиантовый перстень Маэстро, вроде подаренный иранским шахом). Услышав, что перстень давно уже там, где ему полагается, все теряли интерес к музею. Со своей стороны я также не могу похвастатся доскональным изучением экспонатов музея Ниязи. Помнится только фрак, палочка, партитура и сигареты Маэстро. И то потому, что однажды хотел "стрельнуть" у Маэстро одну из сигарет. Как же, покурить сигареты самого Ниязи! Помешали сотрудницы. Думаю, вряд ли кто из нашей той студенческой команды помнит хотя бы несколько экспонатов оттуда. Это один из наглядных примеров того, как «наш человек» относится к понятию «музей» вообще.

Но время шло, и такие имена как Миро, Босх, Дюрер, Дали, братья Лимбурги, Хокусай прочно засели у меня в мозгах. И в этом были виновны уже не те десять томов пресловутой энциклопедии, а просмотренные книги, пролистанные каталоги в мастерских у художников, которые служили подчас скатертью, дискуссии на "хатах" у друзей за время многолетней "околоконцертной" жизни. Но несомненным фаворитом с тех - "богемных" пор для меня остается великий голландец - Ерун Антонисон ван Акен, который известен миру как Иеронимус Босх. Шок, который я испытал во время первого знакомства с ним, можно сравнить только с впечатлением, полученным от прослушивания в первый раз записи канадского пианиста Гленна Гульда (тогда у меня сразу и навсегда перестал болеть коренной зуб, который ныл не переставая, несмотря ни на какие лекарства несколько недель). Чем больше я вглядывался в  фантасмогорические картины великого классика сюрреализма, мне всё больше казалось,  будто бы Босх из XV века видел апокалипсические рожи, гримасы и действительность Азербайджана постсоветского периода. В картинах Босха, если присмотреться, можно узнать, например, своих соседей, пассажиров маршруток, полицейских с метро, обитателей несравненного кафе "Qoç" на 28 мая или тойханщиков с телепередач АзТВ.

Собственно, смутное желание посетить какой-нибудь музей, у меня появилось именно тогда, и то чтобы "живьём" посмотреть на Босха, а не на какую-нибудь там голую "Вирсавию", "Данаю", или "Венеру" вылезающую из пены (о "Давиде", конечно и речи быть не могло).

И вскоре, мне выпал случай увидеть всё это (или хотя бы, некоторую часть) воочию.

Дрезденская картинная галерея. Дрезден. Германия. 

В начале двухтысячных годов мы (небезызвестный ансамбль современной музыки "SoNoR") получили приглашение на концертный тур по Германии. Среди концертных городов фигурировал и Дрезден. Это славное название нам ничего не сообщало, пока вокалистка Фарида не заявила всем со свойственной ей непосредственностью: "А что, вы собираетесь так и сидеть? Быть в Дрездене и не видеть Дрезденскую картинную галерею?" Некоторые из нас типа, спохватились: "Да-да, надо пойти!". Один из спохватившихся, естественно был я, и думал в этой галерее найти картины Босха. Никто не задумывался, что до концерта остается около пяти часов, а за час до концерта надо быть на месте (о репетиции вообще забыли), час на дорогу туда, час обратно, в итоге на всемирно известную Галерею Старых Мастеров (так называемое Gemäldegalerie Alte Meister, там висит "Сикстинская Мадонна" Рафаэля) остается два часа? Да туда только зайти, сказать "здрасте" - уже час, ну да ладно, поехали. Благо, Фарида сказала вовремя, она вообще могла сообщить во время отьезда, и на том спасибо.

Галерея поразила меня размерами и богатством (конечно же, после дом-музея Ниязи, это естественно). Участники ансамбля резко разбежались кто-куда, как бильярдные шарики после удара. Я ходил по залам с вытаращенными глазами: "И куда бомбили союзнички? Ни один не попал, что-ли? Косолапые..."

Мне сразу обьяснили, что Босха в наличии нет, зато имеются "свежие" Эль-Греко, Веласкес и... дальше по ассортименту. Огорчиться по поводу Босха я не успел, ибо сразу увидел Дюрера ("Мама! Дюрер?!") и заткнулся. Дальше пошло-поехало: я наблюдал один за другим те картины, которых знал с детских лет: "Уй да! Кранах! (Лукас старший) Ограш!!" (непереводимый местный фольклор). Передо мной ожили каталоги-скатерти со столов художников, на которых мы закусывали яишницей, заиграли всеми цветами страницы учебников и энциклопедий, замаячили перед глазами телепередачи. Ренессанс предстал перед моей бренной фигурой во всём своём великолепии.

Я бродил из зала в зал потерянный, и не верил своим глазам: "Рубенс?! И этот здесь?" Не выдержав, я по старой привычке подошёл к картине, и начал ее трогать пальцами (как в Баку, мне всегда интересно было, как "лежит" краска). И сразу же откуда-то появилась старая немка, облаяла меня, и отогнала от картины. Но я не угомонился, и через определённое время опять вернулся изучать Фламандца. Убедившись, что никого рядом нет, я опять уткнулся носом в тёмно-коричневый фон, словно убеждаясь, что передо мною оригинал. На этот раз cтаруха появившись пригрозила мне, что я доиграюсь. Тогда я побрёл искать другого фламандца, господина ван Рейна ("Где же, это самое, Рембрандт?) И тут ... я остановился как вкопанный! Через открытые двери нескольких залов, на самой далней стене, два с половиной на два метра (по моему), в одиночестве возвышалось великое творение рук человеческих. Эта была картина, о которой я даже и не подозревал, что она может здесь находится. Эта была "Сикстинская Мадонна" Рафаеля!

Пораженный наповал, я пpостоял несколько секунд, а потом, совсем убитый,с поникшей головой поковылял к Мадонне. Чем ближе я подходил, тем больше меня обволакивал свет, исходящий из картины, в ушах звучал вступительный хор из "Страстей по Иоанну" (Bach,"Johannes Passion", BWV 245), и тем больше я чуствовал себя дождевым червем. Подходя, я понимал, насколько мы далеки вообще от истины, насколько мелки деяния наши и мысли..

...Что человечество погрязло в потехе и чревоугодии...

Я даже не обратил внимание на сидящего перед картиной на диване и посматривающго по сторонам, зевающего бас-кларнетиста Низами с альтисткой Кёнуль.

Плюхнувшись обессиленно на тот же самый диван, я поверженно уставился на картину: "Господи, что мы творим... И то, что мы делаем, это разве искусство?" И как бы услышав мою исповедь, картина будто открылась мне: "Ты плохо вёл себя, сын мой..." Я, полупрослезившись: "да, но я хотел как лучше... хотел стать человеком искусства... я больше не буду..." Излучение света: "Бог простит ..."

Тут в диалог между мной и Картиной беспардонным образом встрял Низами бас-кларнетист. Устав зевать от скуки, он "докопался"  альтистке Кёнуль:

- Ааz, hara baxırsan, şəkilə(!) bax daa! ("Э, куда смотришь, на рисунок(!) посмотри,да?")

- Ee?! Baxdım daa!! ("Нуу...? Посмотрела!!")

- Aaz, ora yox, Madonnaya bax! ("Не туда! На Мадонну смотри!")

- Hanı ee, Madonna? ("А где е, Мадонна?")

Тем временем я ритмично шатаясь бормотал себе под нос: "...Не ведают люди, чего творят. Про путь истинный забыли..."

- Aaz, bu boyda şəkili görmürsəən?! ("Ты  картину эту не видишь ,э ?")

- Budu? Yalan danışma! ("Эта? Не ври!")

Не поверив Низами на слово, Кёнуль нагнулась ко мне и понизив голос, доверительно спросила: "Самир, это - Мадонна?" Не в силах вымолвить ни слова, я сокрушённо кивнул головой. После этого она вопросительно повернулась к картине и с любопытством начала её разглядывать. Видимо это милое существо до сих пор предпологало, что "мадонна" - это название столового сервиза (кто помнит моду 80-х годов, это столовый комплект сервиза, где была изображена "Сикстинская мадонна", стоил очень дорого и был дефицитом).

Пока Кёнуль воочию убеждалась, что Мадонна может выглядывать не только из фарфоровых чашечек и блюдичек, в дверях появилась Фарида-вокалистка и поставленным голосом спросила: "Вы чего расселись тут? Что, про концерт забыли?"

И действительно, до концерта оставалось очень мало времени (концерт был "дневным", и никто не придавал ему особого значения). Со всех сторон посыпались обычные для таких случаев яростно-лаконичные восклицания из трех слов, и все начали судорожно искать не имеющихся в наличии членов ансамбля.

Когда же остальные ценители высокого искусства были найдены, перед нами стал вопрос о дешевой транспортировке тел до концертного зала. Автомат, продающий билеты на трамвай предлагал нам групповые билеты то на "семью с одним ребёнком", то на "двоих парней с багажом", то вообще на "четверых с собакой (Vier Mensch und ein Hund)". Поскольку никто не соглашался стать "ребонком","чемоданом" или тем более "собакой", пришлось брать более дорогие билеты, и на эти разбирательства тоже ушла уйма времени.

Когда мы наконец, добрались до концертного салона, нашли менеджера проекта Андреаса в пресквернейшем расположении духа: он в истерике рвал на своей лысой голове последние волосы. Слушатели начали уже приходить, о репетиции и речи быть не могло. Тут еще выяснилось, что голосов (партий) пьесы Эльмира "Аlso,Sie sind gekommen" в наличии нет, не привезли. Андреас потерял дар речи. Благо, Эльмир помнил партитуру почти наизусть, и по найденным у Низами в бас-кларнетовом футляре останкам нот, там же, за несколько минут до начала концерта, он смог записать нам партии...

Если высказаться коротко, то нужно признать, что Дрезденская Галерея Старых Мастеров нам сослужила нам плохую службу, ибо тот концерт я не могу отнести к разрядам удачных. И всё-таки  ощущение  счастья и благоговения, пережитое перед картиной Рафаеля, новозможно  сравнить ни с чем...

Впрочем...

Тут я перехожу к последнему эпизоду из своего куцего собрания "музейных" историй, к эпизоду, которого иначе как "шокирующим" назвать не могу. Про этот "шедевр" моего архива, нельзя рассказать без всех сопутствующих деталей, потому как вся история происходила в стране, которую смело можно отнести к разряду "страна-музей". Музей восточноевропейского менталитета в жанре Стран Варшавского Договора.

Самир Мирзоев

Kultura.Az

продолжение следует...

Yuxarı