Лето Брейвика прервало прятки от реальности, где страхи гуманизма уже давно стали явью: проект европейского мультикультурализма находится в состоянии кризиса.

 

Европа оказалась слишком стара, чтобы решиться на отказ от прихоти XIX века – концепции нации. За нацией же следует национальная культура. Любая из таковых является носителем традиционного мышления и потому обречена на межкультурные “конфликты святынями”, рецидивы религиозных психозов.

 

Мультикультурализм как попытка примирения национальных культур суть оксюморон. Между нациями невозможен консенсус – лишь эскалация взаимного безумия. По самой своей природе феномен нации предполагает обособление.

 

Поиски общности должны продолжаться. Мультикультурализм является не синонимом, но оппозицией идее глобального содружества разных людей.

 

LEITKULTUR КАК MONOKULTUR ИЛИ NAZI+

 

В 1998 году германо-арабский социолог Бассам Тиби сформулировал понятие Leitkultur, ставшее завсегдатаем дискуссий на тему мультикультурализма. Оно означает “ведущую культуру”, в которой должно преломляться всем прочим культурным интегрантам.

 

Leitkultur-по-Тиби основана на гуманистических ценностях: демократии, правах человека, секуляризме и гражданском обществе. Всё это – благие намерения, чья идеологика понятна, но содержание и практика – противоречивы.

 

С одной стороны, прогрессивная гуманистическая Leitkultur необходима, чтобы объединить представителей разноразвитых  культур под куполом глобального общественного договора. С другой – что считать “прогрессивным гуманизмом”? Нефтяное “миротворчество” американской демократии, “слияние и поглощение” в рамках “Русского Мира”, европейскую “терпимость” к “дикарям”?   

 

Тиби выбирает Европу; предлагает отказаться от национальной идентичности (German) в пользу идентичности геополитической (European).

 

Что есть европейская Leitkultur? Это форма лицемерной полит-шизофрении, когда союз “титульных наций” Старого Света вынужден приглашать к интеграции со своим “белым величием” всех тех, кого считает вторым сортом, но будет утверждать обратное до тех пор, пока фантомной “Империи” из евро-бессознательного нужны заморские холопы.

 

Феномен иммигрантов, конечно, сложнее всякой схемы о плохих эксплуататорах и хороших эксплуатируемых. Европа – это соблазнитель или соблазн? Многие покидают дом, осмыслив в нём гибель перспектив, решив интегрироваться в иную реальность, но куда больше тех, кого увлекает лишь позолота собственной действительности.

 

Многие иммигранты оказываются не в состоянии оставить прошлое в прошлом. Вместо этого – бегут, навеки замкнутые в своих мирах, навеки инфицированные родиной, чье чучело воссоздают на новом месте. Так возникает “зловещая долина” Брайтон-Бич с его бестиарием советских прищуров, или Мухаммад, не видящий противоречия в том, чтобы переехать в Стокгольм, но продолжать водить жену на цепи. 

 

Выражаясь определением Жижека, здесь нужна “позитивная Leitkultur”. Увы, проект европейского либерализма не способен её выговорить, поскольку патологически боится собственной исторической фашизоидности.

 

Европа обязалась изображать уважение традиции национальных культур, и, в рамках этого “уважения” (толерантности), закрывает глаза на ежедневные традиционалистские практики “чужого” ислама против женщин, или “своего” католицизма против мальчиков.

 

Утопия либеральной Европы подменяет гуманизм трибунной бесхребетностью, за которой скрывается рабовладельческая природа из заболоченной истории. Разница между крестоносцем и воином джихада принадлежит пространству эстетики.

 

Политкорректность возникает репрессией с человеческим лицом, застывшим в невозможности честно выразить своё ощущение реальности. С ней нет и шанса поднять вопрос о корне мультикультурной проблемы, не прозвучав в правом ключе.

 

Тиби, впрочем, попытался. Он даже призвал немцев покинуть чертоги национального гетто. Но что было предложено взамен? Над-национальная идентичность. Это лишь воспламенило обще-европейскую ностальгию по колониалистской молодости. Интерпретация Leitkultur Тиби обернулась ренессансом национализма в Евросоюзе.

 

Возрождение правых – бастард того либерализма, который смеет манифестировать себя политическим эталоном, но запрещает живое высказывание, и поддерживает военные интервенции, которые любят заканчиваться благоуханным популизмом под шумок какого-нибудь геноцида (Сербия, Руанда...).

 

ЭКОНОМИКА И БОГИ

 

Американское ноу-хау – попытаться сгладить культурные различия посредством построения единой общественной структуры через экономику. Либеральный капитализм залечивает недуг традиционализма, используя медиа материалистического потребления: iPad как способ отвлечь человека от Аллаха™ и Святой Троицы™.

 

Но как долго продержится такое отвлечение, и не превращает ли оно человека в опустошенную паству вещи?

 

Сам по себе идеологизированный материализм рано или поздно воспаляет ту область человеческого сознания, где при мысли о неизвестности, – и её царица смерть, – возникает потребность в масштабном фантазме, метафизическом воображении как способе самопознания.

 

По-другому это называется “потребностью в духовных поисках” – то, на чём паразитируют религиозные корпорации, и что само по себе – свойство человеческого мышления. Безумец возникает лишь там, где метафизическое представление обрастает верой; где догадка провозглашает себя явлением истины.

 

Существует мнение, что традиционная религия и фанатичный материализм – антагонисты, но тот факт, что США является не только одной из наиболее материалистичных, но и религиозных держав, говорит о корреляции между природами этих явлений. Материализм  невозможно противопоставлять религии, поскольку и то и другое порождает свою версию бога – будь это очередной Иегова или Капитал.

 

Американское представление о нации отличается от европейского. “One Nation” США – не национальное начало, но культурный зонт над совокупностью начал, объединенных экономическим эгрегром. Имеется этнический эталон (WASP), но факт его наличия компенсируется исторической молодостью и виртуальностью американского “национального”, неизбежным кровосмешением в рамках “иммиграционной страны”.

 

Достигая некоторых успехов в области сглаживания культурных различий, либеральный капитализм сопутствует эскалации различий классовых. Всё снова сводится к социальному конфликту в рамках вертикальной иерархии.

 

Нью-Йорк, как манифест американского “мультикультурализма”, выражает Вавилон лишь фасадом. Содержанием он предъявляет кастовое общество. Идеалистическое разнообразие людей на улице сопутствуют незримые заборы между сосуществующими, но сепарированными мирами.

 

Создается впечатление, что в основе северо-американского мета-культуризма – концепция зоопарка, где имеется разный зверь, и клетки вроде как разукрашены счастливыми тиграми, но переход из вольера в вольер недоступен ни субъективной воле, ни эволюции. Его можно осуществить только совершив касто-классовую джентрификацию своего социального статуса.

 

Экономический нацизм изящнее нацизма политического, но что толку от этого изящества, если общественное тело поражено одиночеством и межличностным отчуждением?

 

БИКУЛЬТУРАЛИЗМ

 

На европейский мультикультурализм воздействует идея “старой нации”, в  США и Австралии имеются этнические эталоны (белый англосаксонский протестант и австралиец англо-кельтского происхождения), в Канаде же царит этно-культурный бикультурализм. Его порождает роман двух национальных начал – британского и французского.

 

Воодушевленным разговорам о “надэтнической национальной самоидентификации”, “мультикультурализме как национальной особенности” и “возможности выбора путей социализации” в Канаде мешает только одно – “квебекский сепаратизм”, подразумевающий сделать из провинции Квебек если не суверенное государство, то федеральную автономию.    

 

Объяснением сепаратизма в Квебеке является шизофрения канадского бикультурализма. Страна терзаема внутренними шепотами: франко-канадский подход видит Канаду то федеративным объединением равноправных наций, то “соседней” Квебеку страной; англо-канадский – федерацией провинций с единым центром управления.

 

Это позволяет заключить, что двуглавая Leitkultur приводит к лабильной самоидентификации в рамках регрессивных параллелей. Корень проблемы – существование этно-национальных магнитов. Канадский “мультикультурализм” предлагает решить её предоставлением бинарного выбора как иллюзии разнообразия, и потому представляется призрачной концепцией будущего. 

 

ЗЕМЛЯНИКА ПОСЛЕ НАЦИЙ

 

Ни одна из известных концепций мультикультурализма не задает очевидных вопросов: Зачем конструировать Leitkultur на основе национальной мозаики, если всякий атом национального – старый голодный бог в поисках господства? Зачем сохранять традиции и национальные культуры, если они лежат в основе человеческой разобщенности?

 

У национального разнообразия нет преимуществ перед разнообразием индивидов в глобальном витраже символического Вавилона. Единственная социальная прослойка, которая выигрывает от стимуляции национального проекта, – “правящий класс”. Разобщение как способ контроля опосредствует его власть.

 

Альтернатива – постнациональная Leitkultur. Попыткой воплотить нечто подобное была та глобализация, с которой человечество уже сталкивалось во второй половине 20-го века. Её огрехом было то, что в качестве глобальной Leitkultur она навязывала американское начало, и, таким образом, была личиной культурного империализма. Это не способствовало ни содружеству, ни исходу из национального капкана.

 

Позитивная глобализация есть общечеловеческая Leitkultur. Национальные идентичности и культуры должны быть принесены в жертву эволюционному, социальному и политическому модернизму.

 

Как реализовать такой императив? Можно попытаться нейтрализовать институты Традиции, предложить новую философскую систему, использовать информационные сети и прочее Техно, но всё это – вторичные решения.

 

Если сознание определяет бытие, а мыслеобразование – продукт языка, то любые попытки преодолеть национальное тщетны, если им не предшествует упразднение доминанты национального языка. Таковое суть не уничтожение той или иной языковой системы, но ослабление её единоличного влияния на индивида; это ослабление достигается изучением как можно большего количества языков (полиглотизацией), что сегодня мотивируемо также глобальным информационным пространством Сети.

 

Можно, конечно, утвердить и вовсе авантюру – задачу создать единый общеязык, но, как показала история эсперанто, это, во-первых, неэффективно, во-вторых, сулит когнитивное обнищание, в-третьих, является такой же фальшивой подменой, как европейская идентичность Тиби против немецкого национализма. 

 

Так или иначе, преодоление национального является расправой с юдолью группового аутизма. Признак недоразвитости национального субъекта – отсутствие персонализированной идентичности, которая утверждает не “француза”, “американца” или “русского”, но конкретного человека как информационную совокупность, запечатлеваемую в индивидуальности, сотканной из уникального союза факторов и обстоятельств.

 

Мем “знай свои корни” зачастую наделяется иррациональным смыслом “уважай прошлое”, как если человеку следует чтить подходы своей предшественницы обезьяны, а фолковая свистулька может ответить на вызовы нового времени.

 

Формирование нового постнационального человека сопутствует поиск футуристических идеалов. Среди таковых – разнообразие, индивидуальная реализация, когнитивная модернизация и экономика, технологическая сингулярность, космическая идентичность, открытые границы и воплощение денационализированного глобального содружества под началом планетарной Leitkultur.

 

Всё это предполагает отказ от традиционных мировоззрений и религиозных институтов, распад национальных государств на архипелаги глобализированных автономий в рамках Федерации Земля, администрируемой не правительствами, но объединенной компьютерной системой (Metanet).

 

P.S. В своей книге “Социально-экономическая теория динамической эффективности” (2008) профессор австрийской экономической школы Хесус Уэрта де Сото, пишет о разработке модели сецессии и децентрализации, которая приведет современные высокоцентрализованные национальные государства к разбиению на всё более мелкие политические и административные единицы, тем самым способствуя снижению не только традиционалистского, но и, в широком смысле, государственного интервенционизма:

"...в условиях децентрализации каждое государство будет вынуждено ограничивать свою агрессию в силу конкуренции за граждан и инвестиции с другими государствами (т.е. действовать так, чтобы привлечь в страну новых граждан, и так, чтобы старым гражданам не хотелось ее покинуть). Логика этого процесса приведет к тому, что политика государств будет постепенно становиться либертарианской. В процессе конкуренции между государствами, которые будут становиться все мельче и все менее централизованными, эмиграция и иммиграция будут играть ключевую роль, ведь они отражают результат «голосования ногами». Чтобы избежать эмиграции, государства будут вынуждены постепенно демонтировать тот налоговый и интервенционистский аппарат, который у них есть сегодня."

 

Такой вектор поддерживает и другой представитель австрийской экономической школы – Ганс-Герман Хоппе:

"Мир, состоящий из десятков тысяч различных стран, регионов и кантонов, а также из сотен тысяч вольных городов-государств, подобных Монако, Андорре, Сан-Марино, Лихтенштейну, Гонконгу и Сингапуру, которые сегодня воспринимаются как исключение из правил, [...] будет миром беспрецедентного экономического роста и невиданного процветания."

 

Анатолий Ульянов

 

Looch.Ch