Основным фактором, интерпретирующим первоисточники ислама, являются не религиозные авторитеты, а социальные, политические и религиозные ситуации. Сознание и потребности религиозных лиц и мусульманских обществ стабильно выступают в роли инструментов, интерпретирующих первоисточники. А сознание и потребности всегда находятся в движении, изменении. То, что вчера было невозможным, завтра может стать реальностью. Допустим, некий имам по имени «Х» всегда жестко критикует джихадистов за их неразборчивость в выборе средств, за неприемлемое поведение по отношению к другим религиозным авторитетам. Однако после получения новой информации с полей сражения между джихадистами и их немусульманскими оппонентами его мнение может кардинально измениться. Теперь он может проявлять больше понимания к джихадистам.

Общественное мнение и отчасти массовое сознание обществ мусульманского мира напоминают живой организм: общества определенно адаптируются в условиях своей почвы и, исходя из своего понимания, интересов и приоритетов, вырабатывают свои позиции. При этом центральные ценности и интеграционный потенциал ислама всегда сохраняются.

Если подкрепить вышесказанное примером, то часть обществ Афганистана, Ирака и особенно приграничные мусульманские общества Ближнего Востока закономерным образом более склонны рассматривать ислам как идеологию сопротивления, и в восприятии института «джихада» они по умонастроению существенно могут отличаться от остальной части мусульманского мира. Однако для большинства мусульман в стабильных обществах нужен мир, они склонны осуждать сторонников применения джихада. Впрочем, ислам, устанавливая военно-политические измерения объявления «джихада», также установил географические классификации конфликтной местности с тем, чтобы определить степень ответственности участия мусульман.

В исламе есть механизм выявления целесообразностей. При возникновении новых обстоятельств ислам начинает исходить из целесообразности приоритетных задач. Именно целесообразность становится отправной точкой легитимизации всех форм мероприятий «обоснования и сопротивления» джихадизма, в том числе «фидоийлик» (самопожертвование).

Теперь о причинах, способствующих притоку новых членов в такие джихадистские организации, как ИДУ и СИД в Афганистане. Их можно разделить на внутренние и внешние. Информационные материалы обеих организаций ярко иллюстрируют, что ежегодно к ним присоединяется определенное число новых членов из дальних стран, например, из Северной Африки или благополучной Европы. Их не очень много, но они есть. Это помимо постоянного притока из стран региона: Пакистана, Узбекистана, Таджикистана, России, Турции, Киргизии и Казахстана. Достоверно известно, что путь джихада выбирают вполне состоявшиеся, нашедшие свое место в жизни люди. Здесь сложно указать на общий фактор, объединяющий социокультурно разных людей в единое целое в рядах ИДУ или СИД. Представляется, что даже уровень религиозности не является индикатором, способствующим их выбору образа жизни: ведь среди джихадистов есть люди, которые в момент прибытия в ряды джихадистских организаций были знакомы с основами религии достаточно поверхностно.

Можно было бы предложить гипотезу, согласно которой люди из отдаленных мест присоединяются к ИДУ, СИД и вообще к талибам под воздействием сложной комбинации факторов. Во-первых, это неудовлетворенность в индивидуальной жизни и поиск новых ощущений. Во-вторых, ярко выраженная религиозная идентичность, иногда это сочетается с политизированным сознанием. В-третьих, обстоятельства, принуждающие покинуть родной дом. И наконец, доступ к информации о джихадистских организациях в Афганистане и способах присоединения к ним.

Большинство людей, избирающих путь джихада, хорошо осознают, что они идут на войну, что там их рано или поздно постигнет биологическая смерть. Именно поэтому, прибыв в ряды джихадистов, их психология трансформируется в особое состояние, их мышление и поведение обусловливаются предсмертными мотивами, у них наблюдается форсированное усиление компонентов религиозных взглядов и ожиданий от Бога».

«Что касается внутренних факторов, способствующих увеличению членов ИДУ и СИД за счет граждан Узбекистана, то они очевидны, - считает Камолиддин Раббимов. - Здесь основным фактором являются обстоятельства, вынуждающие покинуть родной дом и страну. Я долго наблюдаю за ИДУ и СИД, и полагаю, что этот фактор является постоянной причиной присоединения к ИДУ и СИД примерно 60 процентов членов организаций из числа граждан Узбекистана. Приведенная здесь цифра не имеет статистических доказательств, однако фактом является то, что избегая репрессий, люди бегут и предпочитают смерть на свободе и войне, чем в тюрьме в результате пыток».

Затрагивая ситуацию в Киргизии после июньских событий 2010 года автор исследования отмечает, что сегодня в этой стране неким гарантом безопасности человека становится разрез глаз, характерная внешность и знание киргизского языка. «Прошлогодняя попытка устроить полномасштабный геноцид в отношении узбеков закончилась более «скромными» результатами – лишь преступлением против человечности», - пишет он.

«Наблюдения показывают, что данное обстоятельство также повлияло на возрастание количества членов ИДУ и СИД, - продолжает К.Раббимов. - Последние информационные продукты обеих джихадистских организаций указывают на то, что после прошлогодних событий в Оше и Джалал-Абаде некоторые пострадавшие этнические узбеки избрали путь отмщения и джихада».

В то же время политолог обращает внимание на то, что ИДУ и СИД всегда были интернационалистскими организациями, они всегда критиковали национализм. В рядах ИДУ и СИД есть этнические пуштуны, тюрки, татары, чеченцы, киргизы, казахи. Например, один из полевых командиров ИДУ является этническим киргизом, прекрасно владеющим как киргизским, так и узбекским языками. После прошлогодних июньских событий в Киргизии именно он огласил позицию ИДУ о том, что при новых обстоятельствах на юге стране вступает в силу принцип фикха джихада «О введении в действие джихада в Киргизии с целью защиты мусульман от насилия и несправедливости». Это было примерно через три-четыре месяца после тех трагических событий. При этом в оценках ИДУ всегда подчеркивается, что киргизы все-таки мусульмане. А проблемой в Киргизии, по мнению ИДУ и СИД, является марионеточная и «неверная» власть республики.

Камолиддин Раббимов приводит высказывание некоего человека из Узбекистана, ныне находящегося в одной из стран Ближнего Востока, которое, по мнению политолога, весьма удачно раскрывает полуофициальную позицию ИДУ и СИД и демонстрирует параметры лишения нынешней власти Киргизии религиозной легитимности: «Эта незамужняя женщина - выскочка, которая открыто похвасталась своим неверием и отрицанием Всевышнего, Создателя, и считает себя атеисткой, ради власти не уставала прыгать, как таракан. Во власти этой нации оказались такие люди, которые открыто не верят или делают вид, что верят. Они никакие не мусульмане. Эти пришельцы массово убивали узбеков на их родной, исторической земле… Эти неверные массово убивали внуков имама Бухари, Термизи, Хорезми». Вместе с тем, считает автор исследования, было бы неправильно полагать, что ИДУ лишено националистических или этнических взглядов, так как в мышлении и поведении ИДУ гибкая форма узбекоцентризма сохраняется внутри оболочки исламоцентризма.

К.Раббимов обращает внимание на то, что в ходе обеспечения насильственной, а не выстроенной в глубоком убеждении узбекского общества светскости в сознании последнего происходят сложные реакции. Двадцатилетняя борьба властей Узбекистана против «экстремизма и терроризма» не привела к уничтожению ИДУ, наоборот, джихадистских организаций и лиц из Узбекистана вокруг него стало больше, сформировалась устойчивая идеология джихада на узбекском языке. Теперь эти организации являются составной частью более могущественного движения – талибов. Правительство Узбекистана не смогло системно решать фундаментальные задачи по укреплению государственных устоев, наоборот, оно оставляет за собой сложные и далекие от своего решения проблемы. Естественно, одной из центральных проблем такого характера является поиск баланса между свободой религии, безопасностью и системным развитием страны.

«Стоит полагать, что участие Запада в формировании гражданского общества и демократического государства в Узбекистане и всего центральноазиатского региона – это не любезность и не миссионерская деятельность, а должно быть оценено и воспринято как хладнокровный расчет по созданию прочных условий для региональной безопасности и стабильности. Ведь если центральноазиатский регион с 60-миллионным населением столкнется с устойчивыми проблемами, то Запад, особенно Европа, непременно ощутит их негативные последствия. Это помимо того, что силы коалиции уже сейчас теряют своих солдат на войне с талибами и их узбекскими коллегами», - отмечает автор доклада.

О самопожертвовании

В этой главе К.Раббимов вновь напоминает, что Союз исламского джихада и Исламское движение Узбекистана успели сформировать на узбекском языке значительную базу религиозно-правовых обоснований идеологии джихада.

«К сожалению, в рамках настоящего доклада не представляется возможным системно проанализировать все материалы по рассматриваемой идеологии, - пишет он. – Коротко можно сказать, что в узбекоязычных журналах ИДУ под названием «Кабоилда нима гап» и СИД под названием «Содиклар» были опубликованы, в общей сложности, сотни статьей, посвященных идеологии джихада. Идеологами ИДУ и СИД написаны или переведены десятки фундаментальных статей и книг».

В качестве иллюстрации выполненной ими работы автор приводит выдержки из специальной книги, посвященной религиозно-правовым аспектам реализации актов самопожертвования в рамках шариата. Книга состоит из семи разделов:

- Дозволенность нанесения вреда своей жизни/телу ради могущества и победы религии;

- Консенсусное решение улемов о дозволенности нападения с трагическим исходом во время джихада;

- О дозволенности нападения одного человека на многочисленных врагов, если даже он знал о том, что исход будет трагическим;

- Человек, решившийся на самоубийство во имя Аллаха в интересах религии, не будет считаться человеком, совершившим запрещенное шариатом самоубийство;

- О достоинстве человека, знающего об опасности попасть в плен, но отказывающегося сдаться в плен, и с терпением до смерти продолжающего борьбу;

- О достоинстве не боязни смерти и непроизношении слова неверия даже в момент смерти;

- О целесообразности самоубийства с целью недопущения раскрытия секретов под жестокими пытками.

Как видно из названий разделов, в книге обсуждаются разнообразные обстоятельства, при которых практика самопожертвования во имя интересов религии может быть легализована, досконально анализируются различные события, происходившие в истории ислама и других монотеистических религий, даются подробные комментарии с точки зрения шариата и фикха джихада. В книге есть несколько основных историй с глубокими логическими рассуждениями.

Анализируя ее, К.Раббимов отмечает, что текст направлен на максимально прочное обоснование актов самопожертвования и что автором предпринимается попытка сломать все религиозные механизмы сдерживания на пути самопожертвования. По его мнению, приводимые в книге примеры и обстоятельства заставляют задумываться даже самых серьезных религиозных ученых.

Институт «байата»

«В общем значении слово «байат» (ﺑﻳﻌﺔ) с арабского языка можно перевести как «клятва», «присяга», но в контексте ведения джихада стоит переводить как «клятва на верность и строгое подчинение, - сообщает К.Раббимов. - В военно-политической концепции ислама «байат» имеет настолько важное значение, что его можно охарактеризовать как институт, который располагает собственной сформировавшейся доктринальной базой в шариате и фикхе, имеет четкое религиозно-правовое правило и механизмы функционирования».

Примечательно, что в анализе феномена джихадистских организаций исследователями очень мало внимания уделяется институту «байата», что является серьезным упущением. Ведь именно «байат» может раскрыть и показать пирамидальную иерархию, систему взаимодействия и кооперации джихадистских и исламистских организаций.

Согласно фикху джихада и шариату, все мусульмане, которые собираются идти в бой, должны дать присягу верности своим политическим и/или военным руководителям. Вместе с тем здесь должен четко сохраняться принцип единоначалия. В качестве основных функций «байата» можно перечислить следующие. Во-первых, «байат» призван обеспечить единое и централизованное управление и контроль над действиями. Согласно шариату, в каждой структурной организации не может быть два руководителя, и на самом высшем уровне тоже не может два руководителя. Если вдруг возникнет путаница и появятся двое или более претендентов на руководящую роль, то вступает в силу процедура по выявлению более поздних претендентов. Присяга считается верной только по отношению к первому по очередности, а последующие, в отношении кого была принесена присяга, считаются нелегитимными, а иногда даже подлежат ликвидации. Такая строгость в отношении принципа единоначалия, вероятно, была обусловлена страхом распада единства исламского сообщества и укреплена историческим опытом борьбы за власть и полномочия.

В условиях глобализации многочисленные джихадистские организации и индивиды ищут формулу выстраивания единой иерархии. В поиске соблюдения религиозных предписаний в рамках «байата» они размышляют и стремятся к глобальной координации своих усилий через единого руководителя/предводителя (эмир). Именно институт «байат» до сих пор в значительной степени определяет поведение Исламского движения Узбекистана и отделения «Мавераннахр» Союза исламского джихада. В перспективе взаимная обязанность и ответственность ИДУ и СИД в рамках «байата» в Афганистане и Центральной Азии могут привести к серьезным и далеко идущим последствиям.

Многие исследователи думали и думают, что при жизни Усама бен Ладен был руководителем джихадистских организаций и курировал процессы в Афганистане и Пакистане. Однако согласно шариату, бен Ладен был гостем на территории Исламского Эмирата Афганистан, то есть был гостем эмира движения «Талибан» Муллы Омара. Мулла Омар был признанным эмиром «Талибана», все члены движения именно ему принесли присягу на верность и строгое подчинение. Прибыв в Афганистан, каким бы влиятельным ни был бен Ладен, в рамках правил он тоже принес присягу верности и подчинения эмиру того региона, куда он прибыл, – то есть эмиру Афганистана.

В разных видеофильмах студии «Джундуллах» при ИДУ бывший эмир Исламского движения Узбекистана Тахир Юлдашев несколько раз напоминает, что он тоже лично дал клятву на верность мулле Омару. Он также напоминает, что заместитель руководителя «Аль-Каиды» Айман аз-Завахири и сам бен Ладен тоже дали клятву на верность и подчинение эмиру Исламского эмирата Афганистан мулле Омару. Тем самым некоторые представления о полной самостоятельности и даже превосходстве Аль-Каиды над талибами не соответствуют действительности. Центральной организацией среди джихадистских организаций и личностей в Афганистане и Пакистане был и остается «Талибан» во главе с муллой Омаром, а остальные организации, такие как «Аль-Каида», ИДУ, СИД находятся в подчиненном положении по отношению к нему. Естественно, степень независимости и координации этих организаций с талибами была и остается разной. Представляется, что «Аль-Каида» во главе с бен Ладеном и аз-Завахири вела себя в значительной степени независимо от муллы Омара. Недавние заявления «Талибана» сначала о непризнании, а чуть позже жесткие заявления по поводу смерти бен Ладена указывают на значительный разлад в координации действий между «Аль-Каидой» и «Талибаном».

Степень координации действий ИДУ и СИД с талибами всегда была на более высоком уровне. Видеофильмы, информационные сообщения обеих организаций подтверждают, что обе они на более серьезном уровне сотрудничают с талибами, нежели между собой. Цикл видеофильмов «Кабоилда нима гап» («Какие новости в племенах») и отдельные фильмы, посвященные событиям в Афганистане и Пакистане, демонстрируют, что большинство крупных мероприятий и операций ИДУ и СИД осуществляют совместно с талибами.

Тем самым институт «байат» четко регламентирует сферы ответственности, границы подчинения и координации, а также области поведения, остающиеся в суверенном распоряжении узбекоязычных организаций в Афганистане и Пакистане.

Процедурно совершение «байата» во многом зависит от количества членов организации. Например, в ИДУ это значительно проще, поскольку количественно оно существенно компактнее, нежели «Талибан». ИДУ много раз демонстрировало в своих информационных продуктах процедуру и смысловое содержание «байата» между эмиром и членами движения.

«Байат» совершается только между мужчинами, хотя возраст мужчин, обязанных принести присягу верности и подчинения, строго не ограничен. В ИДУ существует практика, что даже маленькие дети - сыновья членов движения - тоже приносят присягу перед эмиром. Данная практика направлена на то, чтобы в рядах ИДУ все мужчины находились под присягой перед руководителем организации.

Процедура совершения «байата» достаточно проста: сколь бы многочисленно ни было количество членов движения или организации, они поочередно по четыре-пять человек подходят к эмиру, кладут свои правые руки под руку эмира и один из них произносит слова верности и подчинения. Согласно шариату, количество людей, одновременно приносящих присягу, не должно превышать четырех-пяти человек.

Слова, произносимые в «байате», зависят от намерений и возможностей членов движения. Большинство членов ИДУ приносят присягу примерно такого содержания: «Во имя Аллаха, в свидетельстве Аллаха и этих наших братьев-моджахедов я клянусь – я буду строго подчиняться вашим указаниям. Буду строго подчиняться до тех пор, пока у меня есть сила, до тех пор, пока я жив».

Вместе с тем есть члены движения среднего возраста, которые дают клятву на осуществление нападения на врага с летальным исходом. В информационных носителях, распространенных ИДУ в первой половине 2009 года, сообщалось, что не один, а несколько членов движения дали клятву эмиру Тахиру Юлдашеву следующего содержания: «Я клянусь перед Всевышним Аллахом, что как только вы разрешите мне осуществить мероприятие шахидства (акт самопожертвования. – Прим. авт.), я сделаю это. Как только вы мне разрешите – я осуществлю акт фидаиййа».

При совершении «байата» члены и руководство как ИДУ, так и СИД прекрасно понимают, что они находятся на войне и в любой момент их может постигнуть смерть. Поэтому процедура совершения «байата» проходит в особо эмоциональных тонах. Как рядовые члены, так и руководители джихадистских организаций во время «байата» плачут. Бывший руководитель ИДУ Тахир Юлдашев был экстраординарным оратором, также он отличался своей впечатлительностью. Как-то в 2009 году он упомянул, что под его руководством ИДУ дало более пятисот шахидов. Во время одной из процедур совершения «байата», несколько членов движения дали присягу на шахидство. Они обеими руками крепко держали руку Тахира Юлдашева и многократно повторяли свои обещания и присягу, тогда как Тахир плакал почти без остановки.

Хотя, согласно правовым нормам ислама, принести один раз присягу верности и подчинения считается вполне достаточным, во многих джихадистских организациях существует практика «обновления» «байата». Обычно процесс обновления – это повторение тех же процедур, которые совершены, например, год назад.

Значимость совершения и соблюдения «байата» имеет свои глубокие религиозно-правовые основы. Например, при осуществлении «байата» улемы ИДУ напоминают своим членам, что если моджахед не успел принести присягу верности и подчинения и погибает на поле боя в сражении с врагами, то его статус мученика (шахида. – Прим. авт.) останется под большим вопросом. Эти позиции подкрепляются текстами из первоисточников религии.

Ниже приводятся выдержки из выступления бывшего эмира ИДУ Тахира Юлдашева в 2009 году перед членами движения:

«…Вы нам дали присягу в верности. В свою очередь, мы тоже дадим вам обещания, что не будем приказывать вам то, что за пределами Книги и Сунны. Иншалла, мы будем вам повелевать только в рамках шариата, и будем требовать, чтобы вы нам подчинялись только в рамках одобряемого…

…Как сказал Аллах в хадисе кудсий (Хадисы кудсий – согласно исламской доктрине, слова Аллаха, которые переданы через Пророка, но не отражены в Коране), «есть три группы лиц, с которыми, в судный день я лично буду враждовать. Первая из них – это те люди, которые от моего имени дали клятву и не сдержали свои слова». Мы объединены вокруг религии. Слава Аллаху, в моих руках пятьсот человек стали шахидами. Я – эмир шахидов! Я - эмир преданных, а не лжецов, я не эмир предателей! Да упаси Аллах от этого…

…Раньше мы избегали присяги, а в последнее время мы сами стали часто спрашивать: «Дорогой брат, почему ты еще не принес присягу?». Потому что выяснилось, что если человек умирает на поле боя вне присяги – есть очень веские доказательства в первоисточниках, которые строго предупреждают: кто умирает без присяги – он умирает смертью невежества! Также на этот счет есть много весомых слов! Есть 500 шахидов, которые через других или напрямую мне дали присягу в верности: в Чечне, Дагестане, Узбекистане, Кыргызстане, Таджикистане, Афганистане и Пакистане. Слава Аллаху, они были представителями всех народностей и национальностей. Эта присяга – договор с Аллахом! Поэтому пусть мы станем одним из следующих двух: теми, кто стал шахидом, или теми, кто строго придерживается их пути. Пусть не будем из третьей группы: теми, что предают свои обещания и клятву и уходят».

Как только в ряды джихадистских организаций вступают новые члены – а это происходит несколько раз в месяц, первым делом их приводят к эмиру организации, чтобы они могли принести присягу верности. Если эмир по разным причинам не доступен для новых членов, то они временно, до встречи с эмиром, приносят присягу либо полевым командирам, либо другим руководителям структур. Тем самым при необходимости может быть задействована система как «пирамидального», так и прямого принесения присяги.

Вместе с тем, есть определенные принципы, которые считаются центральными в мышлении и поведении многих джихадистских организаций. Один из таких принципов – это отказ от всяких форм сотрудничества и/или переговоров с «неверием», то есть с врагами. Иначе говоря, сотрудничество или переговоры могут быть реализованы в крайних случаях, и то как тактика в деле достижения поставленных целей, и ни в коем случае не могут быть рассмотрены как стратегия. Бывший руководитель ИДУ Тахир Юлдашев часто хвастался, что ему несколько раз подавали руку такие влиятельные и могущественные силы «неверия», как Россия или США, а он никогда последовательно с ними не сотрудничал. Он настаивал: «Клянусь Всевышним, мы не будем вести переговоры с неверием, мы не будем здороваться с неверием. Если надо, мы отрубим свои руки, но не будем здороваться с неверием». Это была позиция, широко распространенная среди всех схожих организаций.

Термин «неверие» (на узбекском языке «куфр», слово, заимствованное из арабского языка) – понятие, имеющее широкое содержание. Этим термином обозначают не только и не столько Запад или представителей иных религий, цивилизаций, безрелигиозных лиц, этим же термином обозначают также этно-мусульман или мусульман с высоким уровнем религиозности, которые в разной степени одобряют или не сопротивляются политике Запада в Афганистане, Палестине и так далее.

Для Исламского движения Узбекистана главным субъектом и олицетворением «неверия» в первую очередь является правительство Узбекистана во главе с президентом Каримовым, и только потом силы коалиции в Афганистане, правительства Афганистана, Пакистана и другие.

Специалисты не всегда обращают внимание на ситуативные, изменчивые причины легитимности и реальные общественные потребности. Представим себе мирное население Афганистана, желающее мира, безопасности и благополучия. Несмотря на то, что у них либо смешанные, либо негативные чувства по отношению к талибам, одной из главных форм идентификации у них остается ислам, они считают себя мусульманами. При определенных условиях, например, при агитации и пропаганде (под принуждением или без), приоритеты населения начинают меняться в сторону большего понимания талибов, большего восприятия идей и идеологий сопротивления коалиционным силам.

Автор доклада Камолиддин Раббимов

Руководитель проекта и редактор доклада Сухробжон Исмоилов

Подготовил Алексей Волосевич

Международное информационное агентство «Фергана»

продолжение следует...