Перефразируя или даже переосмысливая известный афоризм Оскара Уайльда «В жизни есть две трагедии: одна – неисполнение заветного желания и другая – исполнение его», можно было бы сказать так: перед инструментатором, взявшимся за работу над чужим сочинением, неизбежно возникают два искушения: оркестровать так, как это сделал бы автор, и непреодолимое желание выполнить работу так, как этого автор никогда бы не сделал.

Облачившись в авторскую тогу и вкусив в итоге разумную порцию похвал, можно почувствовать себя соавтором чужого орus'а. В другом случае доза похвал может оказаться неизмеримо внушительнее – ты примеряешь платье с королевского плеча и, ощущая себя неким лже-соавтором, искренне веришь в эвристическое решение проблемы.

Можно было бы бесконечно выдвигать аргументы и контраргументы в споре о том, что здесь истинно, а что ложно, и размышлять, теоретизируя, какой путь следует предпочесть и не лежит ли искомая истина как раз посередине между понятиями «соавтор» и «лже-соавтор». Но в результате придется признать, что все эти пути ложны в своей основе и столь поверхностный подход не может дать инструментатору даже права прикасаться к делу рук автора.

Сочинителю этих строк, согласившемуся на лестное предложение от голландского Schönberg Ensemble оркестровать одно из сочинений А. Скрябина, было абсолютно не до теоретических изысков и размышлений. Выбор сочинения не представлял сложностей: для будущей вивисекции предназначалась Девятая соната, один из самых удивительных скрябинских opus’ов, самим Создателем предназначенный для воплощения в оркестре или, в крайнем случае, в составе, подобном Schönberg Ensemble.

…и поэтические скрябинские (?) звучания,
и скрябинская же (?) поэтика,
и скрябинская же (?) тонкая (!) оркестровка. Предполагаемая…
скрябин (ская?)-(ское?)…
!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
…со-автор…

Пока будущий оркестратор предавался сладостным мечтам по поводу предстоящего общения со скрябинской музыкой, из Голландии пришла кассета с записью Девятой сонаты, оркестрованная кем-то из голландских коллег. К кассете была приложена и партитура, присланная в качестве эталона.

Или в качестве примера для подражания…

Память не сберегла имя, сотворившего подобное – внутренний computer упорно отказывается хранить информацию со знаком минус. Вспоминается лишь вырванный из контекста кусок партитуры с роялем solo (sic!) и ощущение полнейшей бессмысленности увиденного. Целиком же работа поражала беспомощностью, отсутствием профессионализма, логики и фантазии. Частые удвоения струнных деревянными, несуразные в ансамблевой фактуре, шокировали своей плоскостью и тривиальностью, а более чем робкое использование инструментальных solo, столь естественных в данном контексте, видимо, пугало голландского коллегу своей «открытостью». Список подобного рода топорных решений можно было бы с удовольствием продолжить, но…

Особенное же сомнение в ценности подобной аранжировки вызывало авторское решение эпизодов, где скрябинская фактура с трудом укладывалась в ансамблевую. В подобных случаях ансамблевая ткань либо попросту дублировалась роялем, что само по себе уже являло nonsense, либо полностью перепоручалась… роялю же!

…все вы на бабочку поэтиного сердца

взгромоздитесь –
в калошах
и без калош

После долгих колебаний была выбрана Десятая соната, которая так же «просилась» на партитурную бумагу.

…после удивительной Девятой она может показаться скорее наброском…

Вооруженному-Опытом-Со-Знаком-Минус казалось, что в работе над инструментовкой не должно возникнуть особенных трудностей. И действительно, за довольно короткий срок было исписано довольно большое количество партитурных листов. И вместе с тем не покидало странное ощущение, что «все хорошо, да что-то нехорошо!»

«Сон разума рождает чудовищ!»

Взаимоисключающие стремления – оркестровать «не как А.Скрябин» и подсознательное сделать «как автор» – дали результат со знаком минус.

Время шло, и постепенно возникло желание, не появившееся ранее, прослушать Сонату в записи. Прорезался некий антеев комплекс – прикоснуться к звучащей музыке, подсознательная тяга почувствовать силу матери и уйти под ее защиту.

Первая же прослушанная запись оказалась поистине бесценной и не оставила места для других – исполнение Десятой сонаты Владимиром Горовицем оказалось конгениальным скрябинскому opus’у.

Был ли это А.Скрябин – или уже… не А.Скрябин?

Музыка Сонаты осталась скрябинским орus’ом, но была одновременно, как бы заново переписана В.Горовицем – нота в ноту, слово в слово, буква в букву. Звучало нечто совершенно ошеломляющее – все авторские намеки-полунамеки, тайные мысли, сублимированные желания, все зашифрованные отправные точки были доведены до логического конца, авторский замысел был раскрыт и довершен до идеала, до полного совершенства. Даже и не А.Скрябин – В.Горовиц, но В.Горовиц – А. Скрябин в самом высоком, поэтическом смысле этого понятия.

Так борхесовский Пьер Менар становится автором «Дон Кихота», прочувствовав, прожив на свой лад жизнь Мигеля де Сервантеса…

Два хрестоматийных примера переложений клавирной музыки – М.Мусоргский-М.Равель и И.С.Бах-А.Веберн – глубоко индивидуализированы, и подход к решению проблемы в обоих сочинениях совершенно различен. Объединяет их лишь одно – оба они абсолютно бескомпромиссны и бесстыдны в присвоении авторства и «Картинок с выставки», и Фуги-ричеркаты.

…для этого нужно быть всего лишь М.Равелем и А.Веберном… А предстояло стать… Пьером Менаром.

С насмешкой и ласковой иронией было просмотрено все сделанное раньше и безжалостно отринуто – персонаж X. Борхеса диктовал идею и определил стратегию!

А уж решать чисто технические проблемы было просто удовольствием. Постепенно выстроился ряд, зафиксированный в черновиках, где каждый пункт стал неким постулатом:

1. В партитуре не должно быть piano.
2. Число ударных должно быть сведено к минимуму: гипертрофированная batteria в музыке XX века сегодня не только mauvais ton, но и не востребована самой музыкой. Ни в коем случае не должен быть использован vibrafono. Но – обязательно! – mammut marimba с С большой октавы, timpani, campanelli и один (!!!) удар высокого tom-tom’a. Что еще!!!!!!!
3. В одном из ключевых моментов формы, скорее всего в генеральной кульминации, должен появиться совершенно новый, «свежий», ранее еще не прослушанный тембр. Soprano?..
4. Дифференцировать кларнеты в различных строях: clarinetto in А – звучность более темная, бархатная и clarinetto in В с более реальной, более ощутимой звучностью.
5. Обязательно использовать oboe d’amore – инструмент, идеально подходящий для музыки Пьера Менара.
6. Использовать… Все эти заготовки стали необходимым строительным материалом и были в дальнейшем применены в попытках выстроить линию А.Скрябин – В.Горовиц – Пьер Менар.

…вся Вселенная, весь мир сегодня состоит из Волшебства «В.Горовиц – А.Скрябин», Дитя бессильно, звуки заполняют пространство и время, и моя мать, безнадежно больная, не может вырваться из порочной замкнутости гениального круга, и болезнь ее резко и безжалостно прогрессирует, приближая неизбежное…

Wir sind keine Kinder,
wir tändeln nicht,
wir leben!
…как Пьер Менар…

Глубочайший пиетет к Музыке – не потерять ощущение Личности, не подражать, не продолжать – «нельзя дважды зайти в одну и ту же реку».

Он всегда был только самим собой, и линия Его трагически оборвалась вместе с музыкой.

Почему именно Десятая соната? После Девятой, безупречным по всем параметрам сочинением, – всего лишь гениальное озарение, «эврика!», – так неотшлифованный алмаз из бесконечной россыпи богатейшего месторождения ждет своего часа, пока не наступит время его огранки.

К тому же – масса небрежностей и в голосоведении, и в фактуре, и в орфографии; но как же легко общаться! Нет необходимости перекидывать мостки в прошлое, занимается заря сегодняшнего дня, до вечера еще далеко, и будущее наступит нескоро.

И глубочайший пиетет к Личности – не потерять ощущение Музыки.

Фарадж Караев

Kultura.Az