О Германии, о Майнце, о научном симпозиуме более или менее подробно написал в предыдущих статьях. Политическое значение симпозиума и всего проекта в целом – сравнительное изучение «Песни и Нибелунгах» и «Китаби Дэдэ Горгуд» - бесспорно. Страны Европы и страны, объявившие о своей приверженности европейским ценностям, должны двигаться навстречу друг другу, должны искать зоны взаимодействия.
Но скептик во мне задаёт всё новые и новые вопросы. И до конца преодолеть скепсис так и не удаётся.
Конечно, два успешно проведённых симпозиума в Баку и Майнце, сильный аргумент в пользу правильности проекта. Но можно ли признать научное значение проекта, без ложной политкорректности и без риторической взаимовежливости? Действительно ли, в культурном отношении, мы двинулись навстречу друг другу? Действительно ли мы начали искать зоны взаимодействия?
Сначала предельно расширю эти вопросы. Образно говоря, открою окна и двери, чтобы «симпозиум» распахнулся навстречу времени, навстречу миру, в котором мы живём.
Какова должна быть культурная политика такой страны как Азербайджан, если признать её типичной страной третьего мира и не принимать всерьёз риторику властей о наших умопомрачительных успехах во всех сферах жизни?
Должны ли мы выступать пропагандистами своей культуры или главное для нас сегодня - саморефлексия, главное понять самих себя, без ложных попыток преувеличить прошлое и настоящее национальной культуры?
Должны ли мы обязательно участвовать в престижных международных культурных проектах (фестивали, биенале и пр.) или можно ограничиться (пока?) ролью вдумчивых учеников, шаг за шагом включаясь в международное культурное пространство?
Возможен ли, вообще сегодня, глубокий культурный диалог между развитыми странами и странами третьего мира, или это новое обрамление старой колонизаторской политики?
Насколько в странах, подобных Азербайджану, политика и культура могут быть автономны, что для этого следует сделать?
Конечно, эти вопросы выходят за рамки конкретного, локального, проекта, но только так, сначала распахнувшись навстречу времени, осознав своё место в мире, можно затем, захлопнув окна и двери, сконцентрироваться на самом симпозиуме. Включая скепсис и сомнения.
Во-первых, как мне представляется, немецкий и азербайджанский культурные миры очень далеки друг от друга, связи между ними исторически носили случайный характер, хотя, несомненно, не было между ними китайской стены, и отдельные, пусть разрозненные факты взаимодействия двух культур легко обнаружить.
Начнём с деятельности неизвестного нам анонима, который когда-то привёз в Дрезден на хранение одну из рукописей «Китаби Дэдэ Горгуд». Далее, вспомним деятельность немецкого учёного Ф.Дитса, который в 1815 году (кто в те годы, в Азербайджане, знал о существовании «Китаби Дэдэ Горгуд», и была ли та культура в состоянии осмысливать своё прошлое?!) опубликовал первые сведения о «Китаби Дэдэ Горгуд» и перевёл на немецкий язык «Песнь о Басате, убивающем Тэпэ Гёза».
Но не будем себя обманывать - это не было сотрудничеством, тогда, в том мире, в той исторической реальности, это было невозможно (возможно ли сейчас?). Того же Ф.Дитса правомерно назвать «учёным-ориенталистом» и как бы не трактовать «ориентализм», он означает, что с одной стороны существуют любознательные исследователи, а с другой, эти исследователи обнаруживают экзотический мир, который, мы вправе назвать «немым» и «слепым», поскольку он ничего о себе сказать не в состоянии и не способен посмотреть на себя со стороны. У нас нет оснований упрекать Ф.Дитса и других (включая того же анонима, который привёз рукопись «Китаби Дэдэ Горгуд» в Дрезден) за «ориентальный» подход, напротив мы должны быть благодарны им за их деятельность, которая позволяет преодолеть «ориентализм». И хочется думать, что мы дожили до этих времён.
Во-вторых, опять же, на мой взгляд, сами тексты «Песни о Нибелунгах» и «Китаби Дэдэ Горгуд» остаются и сегодня достаточно далекими друг от друга. Они по-разному живут в своих культурах («Песнь» - в немецкой, «Китаби» - в азербайджанской (тюркской)), исследователи, которые их изучали, работали (и продолжают работать) в различных научных традициях, и, говоря честно, до недавнего времени, даже не подозревали о существовании друг друга (по крайней мере, немецкая сторона). Поэтому есть опасность, что сегодняшнее «изучение» сведётся к сравнению формальных признаков, а это означает, что тексты и, соответственно, культуры, так и останутся неподвижными. Если говорить образно, это похоже на то, что встретились два человека из далёких друг от друга стран, и с удивлением обнаружили, что оба одеты в костюмы и галстуки, к тому же одной расцветки. Они улыбнутся друг другу, пожмут друг другу руки, и разойдутся довольные собой. При этом, явно или скрыто, они будут отдавать себе отчёт, что костюмы и галстуки ничего не значат, их отличие друг от друга фундаментальное, и они, несмотря на приятную встречу, не собираются что-то предпринимать, чтобы преодолеть это отличие.
В чём же мой скепсис оказался поколебленным после симпозиума, а в чём сохранился до сих пор?
Прежде всего, не буду скрывать, когда в далёком Майнце докладчики с немецкой стороны, цитировали «Китаби Дэдэ Горгуд», когда мы понимали, что немецкие коллеги вчитывались в этот текст, анализировали его, хочется аплодировать тем, кто всё это придумал. Ничего страшного в том, что кто-то разглядит в этом «комплекс неполноценности», «неоколониальные комплексы», или что-то ещё. К независимости тоже следует привыкнуть, со всеми психологическими нюансами и психологическими издержками, вытекающими из этой независимости.
ВАЖНЕЕ ДРУГОЕ
Если избежать различных предубеждений, расистских в том числе, то мы должны признать, что духовные феномены, как бы далеко друг от друга они не отстояли, прозрачны друг для друга. Потенциально прозрачны. Принципиально прозрачны. Если не удаётся добиться их прозрачности, то почти по Канту, мы должны признать себя несовершеннолетними. А это означает, что нам не хватает ума, воли, усердия, здравого смысла, и бог знает чего ещё, чтобы преодолеть свои жалобы на внешние обстоятельства. Всегда находятся простые и удобные ответы, до другого трудно, невозможно достучаться, потому что я умный, а он глупый, он меня не в состоянии понять. И тому подобное.
Если говорить совсем просто, то если «Песнь о Нибелунгах» и «Китаби Дэдэ Горгуд» не в состоянии услышать друг друга, то это означает, что не в состоянии услышать друг друга азербайджанская и немецкая культура, а это, в свою очередь, означает, что мы, представляющие ту и другую культуру, остаёмся друг для друга в роли «туристов».
Ездить, аплодировать, хвалить кулинарию, или что-либо подобное, а про себя думать о чём-то подобном тому, что когда-то сказал (хвала его честности и искренности) Р.Киплинг «Восток есть Восток, Запад есть Запад, и вместе им не сойтись».
Признаемся, такая опасность есть. В современном глобальном мире, со знанием английского языка, с реальной возможностью легко перемещаться от страны к стране, создаётся иллюзия, что такое «туристское сознание» (я видел, я там был, ничего особенного) и есть собственно культурное взаимодействие. Остальное - выдумки интеллектуалов.
Обо всём этом я не мог не думать на симпозиуме в Майнце, ещё и потому, что именно на этой земле (не в Майнце, а в Германии) прозвучало то ли сомнение, то ли окончательный вердикт, по поводу того, что «мультикультурализм» не состоялся. Не хочу ополчаться на канцлера Германии и тех, сильных мира сего, кто поддержал её в этом мнении.
Действительно, эмигранты порой ведут себя вызывающе, требуют прав, о которых и мечтать не могли у себя на родине, принципиально не хотят интегрироваться в жизнь чужой страны, в которую эмигрировали. Всё это аргументы серьёзные, у каждой страны и у каждого народа есть право сохранять и защищать свою культурную идентичность. Но есть и оборотная сторона медали, которую мы не можем игнорировать...
Европейская культура (точнее говорить западная или евроатлантическая культура) стала магистралью развития цивилизации, потому что не была локальной, географической, потому что ни от кого не отгораживалась, потому что была открыта для восприятия иного культурного опыта, потому что, вырвавшись вперёд, осознала свою ответственность перед другими культурами, которые не в состоянии толком не описать, не сохранить своё культурное достояние. Как только европейская культура отказывается от своей миссии, как только отгораживается, она признаёт своё несовершеннолетие. Почти по Канту. Обывательские подходы (у которых есть свои резоны) становятся, в таком случае, официальными и вносят в мир новые и новые расколы.
Опять же, если сказать просто и доступно, это похоже на то, что взрослый человек (не в смысле возраста, а в смысле «мозгов») жалуется на подростка (с некоторыми из которых действительно шею сломаешь), с ним невозможно считаться, его незрелый ум требует обязательной «дубинки». В сердцах, чего не скажешь, все мы люди, но если во всё это окончательно и бесповоротно поверить, если начать с этого подростка, потом второго, третьего, потом, как по цепочке, объявить что этот народ – подросток, потом «подростки» найдутся в собственном народе. И сразу не осознаешь, что сам превратился в «подростка». По крайней мере, в этом смысле.
По этой причине, симпозиум в Майнце, серьёзное испытание для обеих сторон, подчёркиваю, обеих. Обе стороны или выдержат это испытание, или…
Или ничего страшного не случится. Поедут, приедут, похвалят, отчитаются, порадуются хорошей прессе. Но в мире, хотя бы на самую-самую малость, ничего не изменится.
По этой причине собираюсь через два год, в Баку, на симпозиуме по культурологии, поговорить об этом. О том, что Зигфрид и Дэдэ Горгуд должны сбросить свои панцири, что это невероятно трудно, только очень сильным духом удаётся это сделать.
Могут ли услышать друг друга герой, добавлю, трагический герой Зигфрид, и мудрец, добавлю, мудрец, избегающих нравоучений, Дэдэ Горгуд?
Не знаю, поэтому так и не смог преодолеть до конца свой скепсис.
Рахман Бадалов
Радио Азадлыг