О том, что не надо пердеть после мудрых слов
Там же сидел его отец, который слушал наш разговор. Он…
Так уж случилось. После Франции, после Парижа, оказался в Германии, в Майнце. На этот раз на научном симпозиуме. И как во многих случаях, наряду с другими участниками симпозиума с азербайджанской стороны, сравнивал и сравнивал. Почему у них так? Почему у нас так? Может ли ситуация у нас измениться? Когда? Каким образом?
Искать ответы, придётся всю оставшуюся жизнь. На этот раз только мысли вразброс, как в калейдоскопе. Возможно, позже сочинится что-то более стройное.
***
Симпозиум был посвящён сравнительному изучению Азербайджанского эпоса «Китаби Дэдэ Горгуд» и Германского эпоса «Песнь о Нибелунгах». Докладчики анализировали универсальные и специфические черты двух средневековых героических эпосов.
Это был второй симпозиум большого проекта по «межкультурному диалогу», который осуществляется Славянским университетом в Баку и Университетом им. Гутенберга в Майнце. Первый два года назад прошёл в Баку и был посвящён лингвистическим проблемам, теперь, в Майнце - литературоведческим проблемам, через два года, вновь в Баку - культурологическим проблемам.
В Майнце, программа была очень насыщенной (14 докладов немецких коллег, 11 – азербайджанских учёных), практически работали с утра до вечера. Вопросы и обсуждения проходило очень активно, порой спикерам приходилось прерывать обсуждение из-за нехватки времени.
Как всегда, на подобных симпозиумах много было неофициальных встреч, которые оказались не менее плодотворными, чем сама официальная программа.
***
Трудно переоценить не только научное, но и политическое значение симпозиума. О научном значении чуть позже, хотя следует учитывать, что я пишу не научный отчёт, а делюсь самыми непосредственными впечатлениями о стране, в которой был более 10 лет тому назад. Что до политического значения симпозиума, достаточно сказать, что нас принимал мэр города (здесь его называют «обер-бургомистр»). В своём небольшом выступлении он напомнил о яркой победе азербайджанских певцов на конкурсе Eurovision и в шутливой форме добавил, что о нашем симпозиуме говорят даже больше, чем о победе сборной Германии по футболу в Баку.
Во многих национальных культурах произведения героического эпоса не только начало, но и первоначало национальной литературы. А это означает, что эти произведения пронизывают последующую национальную литературу, и даже национальную культуру в целом.
Сравнительное изучение памятников такого масштаба означает, что азербайджанская культура становится активным участником межкультурного и межцивилизационного диалога, который постоянно осуществляется в мире. Не будем лукавить, в последние годы, в этом диалоге наметились элементы кризиса, и Азербайджан, с его геополитическим и геокультурным положением в мире, мог бы придать ему новый импульс. А это возможно только в том случае, если мы не будем сводить политику к политическим манёврам, а под политикой в области культуры перестанем понимать только пропаганду собственных достижений. Открытость к другим культурам, готовность через понимание других понимать самих себя, есть главный признак того, что национальная культура преодолевает неоколониальные комплексы, преодолевает свою «захолустность», если воспользоваться метафорой Зардаби.
***
Хочу особого оговорить, что идея симпозиума принадлежит профессору Камалу Абдулле. Он явился не только главным инициатором, но и главным реализатором этой идеи. Если вспомнить, что Камал Абдулла - автор нескольких научных и художественных книг, так или иначе связанных с «Китаби Деде Горгуд», что, как никто другой, он перестал относиться к тексту памятника, как к неприкосновенной святыне, если позволял себе смелые, порой шокирующие аллюзии, которые до сих пор вызывают споры, то не будем стесняться признавать его особые заслуги в том, что «Китаби Деде Горгуд» продолжает подпитывать нашу национальную культуру. Кажется, Борхес писал о том, что классическим следует признать произведение, которое продолжает меняться во времени. И нам ещё предстоит многое сделать, чтобы «Китаби Деде Горгуд» занял в нашей культуре то же место, которое занимает в немецкой культуре «Песнь о Нибелунгах»
***
Знакомство с Германией, началось уже в Бакинском аэропорту, из которого мы улетали во Франкфурт. Сразу бросилась в глаза группа немцев, которые улетали с нами и вели себя шумно, азартно, и даже развязно. Кто они такие? Что делали в Баку? Совсем не похожи на мои представления о чопорных, законопослушных немцах. Ответ оказался очень простым: футбольные болельщики сборной Германии по футболу. Что же, пожалуй, футбольные болельщики всех стран похожи друг на друга. А если это так, если у всех народов находятся подобные люди, ведущие себя на грани и даже за гранью фола, так что им впору показывать жёлтые и красные карточки, то напрашивается вывод, все народы, поверх различий, чем-то похожи друг на друга. С этим умилительным чувством приятнее было отправляться в Германию.
***
Майнц - столица земли Рейнланд-Пфальц. Это небольшой уютный город с населением 192 тысячи человек. Мало машин, больше велосипедов. История города тесно связана с Римской империей, в городе даже сохранились руины Римского театра. Другая особенность этой земли в том, что когда-то, недалеко отсюда, был заключён Вестфальский мир. Без Вестфальского мира между католиками и протестантами, современная Европа была бы невозможна.
Вестфальский мир - это целая эпоха в истории человечества. Достаточно сказать, что некоторые интеллектуалы (к примеру, прозорливый Амитаи Этциони) наш глобальный мир называют «поствестфальским». По их мнению, заканчивается эра империй и национальных государств, последние оказываются всё более проницаемы для международных соглашений и глобальных решений.
В Майнце функционирует 30 музеев (подсчитайте, сколько приходится на душу населения). Возможно самый главный из них - музей Гутенберга, который именно на этой земле изобрёл свой печатный станок. На мой взгляд, Гутенберг - главная достопримечательность Майнца, не случайно он был назван человеком тысячелетия (и какого тысячелетия). В этом нет преувеличения, если осознать, что все люди, имеющие маломальское отношение к печатному слову, могут считать себя наследниками Гутенберга. Эпоха Гутенберга постепенно уходит в прошлое, её постепенно вытесняет «аудиовизуальная галактика», от фотоаппарата, ТВ, до компьютера и цифровых технологий. Остаётся ностальгия по книге, по её всесильности и всеохватности. Это - естественно, но не следует собственные сентиментальные чувства выдавать за футурологический прогноз о грядущем апокалипсисе. Если мир до сих пор не свалился в тартарары, не свалится и в будущем.
Музей Гутенберга в Майнце хорошо экспонирован, он не только информативен, но и эстетически (дизайнерски) красив. Хотя, в музее демонстрируются технические достижения, их форма кажется столь совершенной, что впору назвать их предметами промышленного искусства (странно, что воображение художников не подсказало проведение в Майнце фестиваля современного концептуального искусства на тему «до и после Гутенберга»).
И ещё. В музее Гутенберга понимаешь, что печатная машина, перевернувшая направление мировой цивилизации, не появилась в одночасье как Афина из головы Зевса. У неё были предшественники, и не только близкие, но и дальние, и не только в Европе, но и в других континентах. Это совершенно не умаляет значение изобретения Гутенберга, просто у технических открытий всегда есть предшественники.
В Майнце, как и во всех немецких городах, много храмов и соборов, некоторые из них монументальны и величественны. В один из дней, утром рано, зашёл в храм святого Бонифация (кажется, так он называется). Дверь была открыта, в храме пусто, только одна женщина вытирала пыль со скамей для посетителей. Обратил внимание, что чуть в стороне, на паперти, лежит большая открытая тетрадь. Перелистал, наткнулся на текст, написанный на русском языке. Какая-то женщина просила «боженьку» помочь ей с созданием семьи, а её сестре - найти хорошую работу. Любопытно, кто она, как оказалась в Майнце? Продолжал перелистывать и наткнулся на короткую запись на немецком языке, которая начиналась со слов «Hello God!». И подпись, почти детским почерком, «Dominika».
Не буду комментировать. Хотя, на мой взгляд, вопрос о «вочеловечивании бога», давно выходит за рамки чисто телеологического спора.
***
После посещения Франции и Германии во мне укрепилась такая мысль: есть мир цивилизованный и, так называемый, «третий мир».
В первом - главное закон и право, т.е. опосредованные отношения между людьми, во втором - непосредственные, основу которых составляют родственники и родственные кланы. Приблизительно в этом смысле Леви-Стросс, одни общества называл «холодными», другие «горячими».
Что лучше? Что хуже? Чему следует отдать предпочтение? Ведь может показаться, что «горячие» это естественнее, теплее, удобнее, человечнее?
Не буду ломиться к открытую дверь, ведь история давно вынесла свой вердикт. А мы продолжаем наступать на те же грабли. И удивляемся, что не можем вырваться из стагнации.
Маленький житейский пример, который особенно бросился в глаза после Германии.
Мы привыкли останавливать маршрутный автобус там, где нам удобно. Водитель покорно соглашается, если не раздражён и если не остерегается запретов своего начальства.
Вспоминаю, как один из иностранных журналистов с умилением рассказывал об этом нашем обычае. Действительно, трудно представить себе более «горячих» отношений. Но возникает вопрос, а всем ли это удобно? И чем объяснить, что в наших маршрутных автобусах появилась странная надпись: предложение звонить по такому-то телефону, если мы недовольны водителем, если он курит, и пр.(?!)
О «начальстве как анонимной инстанции» можно написать целый очерк, а возможно и большое исследование. Речь идёт о том, что «беззаконие» у нас не только показатель произвола властей (не без этого), но и признак ментального отчуждения от закона и права. Мы так привыкли, нам так кажется удобней. В результате, все мы оказываемся жертвами, даже те, кто добрался до «автономных инстанций». Остановлюсь на полуслове, тема бесконечная...
После Франции и Германии, с особой настороженностью стал относиться к тому, что Гегель называл «ловушками сознания». В нашем случае их бесчисленное множество: «нравственный закат Европы», «Восток и Запад», «древняя культура», «патриотизм», «свои и чужие», «национализм», «наш менталитет», и т.д., и т.п. А я вспоминаю Струве, который когда-то сказал, что он националист, поэтому западник.
После Франции и Германии для меня приемлема только одна форма «патриотизма», попытка вырваться из форм жизни «третьего мира». Хорошо бы всё азербайджанское общество приняло на себя программу, вроде «7 шагов демократии» (к ней присоединилось более 70 организаций), «дорожной карты», и пр. Если это не приемлемо, если для кого-то это большой риск, хотя бы, для начала, избегать «ловушек сознания».
А как показывает жизнь: сдвинется в голове – сдвинется в жизни.
Рахман Бадалов
РадиоАзадлыг
