19

Аутолиз — саморастворение тканей и клеток, самоуничтожение. Аутолиз как термин также можно применить как к самоуничтожению отдельной личности или живого существа, так и целой группы людей или даже народов. Аутолиз представляет собой внутриклеточное выделение, визуально своих, но, в действительности, чужеродных ядовитых ферментов, которые разрушают клетку изнутри, что даёт толчок аномальным процессам, заканчивающимся смертью.

Если же говорить об аутолизе отдельного организма, следует отметить, что, согласно признакам данного явления, подверженное аутолизу существо, будь то человек или же нечто, искусственно созданное, убеждено что весь мир также подвержен аутолизу. А когда объект сталкивается с обратным явлением, он никак не может это принять и на пике такого неприятия даёт тяжёлый аутолизный приступ, с выходом наружу, что проявляется в ярости, злости, агрессии, нацеленной только на уничтожение и разрушение. В этом случае уже этот человек или же существо сами выступают в роли ядовитого фермента. Проявление данного явления у целых народов может стать причиной войн. Таким образом, аутолиз — это главная дорога, ведущая к достижению высших ценностей и установлению власти и могущества.

Рядом с театром оперы и балета, прямо у входа, стояла слегка покосившаяся чугунная урна, полная мусора — кожура бананов, мятая пачка из-под сигарет Мальборо, огрызок яблока, открытая банка рыбных консервов, недоеденное растаявшее мороженое, которое, смешавшись с мусором, стекало грязными каплями на керамические плитки, когда-то аккуратно выложенные около здания. Оно капало на мусор, который вывалился из урны, заполнил всё вокруг и начал издавать зловоние. И тут же рядом, на земле стояла свеча. На фоне этой расплывшейся мерзкой грязи блестела ослепительной чистотой керамическая плитка, на которой находился небольшой круг света, озарённый тёплым светом свечи. Свеча почти догорела, и лишь мерцание едва заметного Фиолетового огонька напоминало о её недавнем существовании.

Но этот круг прямо на глазах, по мере того, как догорала свеча, уменьшался и уменьшался. А сладко-грязная жижа кипела, пузырилась и растекалась по керамическим плиткам.

Пара чёрных мужских туфель, которые успели соприкоснуться с этой грязью, постояла около свечи, отошла и снова приблизилась, как бы прощаясь с ней, а потом быстро удалилась прочь.

А потом Дель встретился с Мари. Так, словно они расстались совсем недавно. Хотя, вероятно, это так и было. Они как всегда тепло обнялись и пошли к Неве.

Начинало смеркаться. Было зябко.

 — Ты слышал о многоугольнике, Дель? О Фиолетовом объёмном многоугольнике, который на ветру развевается? — спросила Мари.

 — Я не только слышал, но и видел. А ведь и ты видела. 

Мари молча кивнула. 

— Ты знаешь, куда мы идём?

— Ни ты, ни я не знаем, куда. Да и никто не знает. Просто идём и всё. Правда, ведь?

— Правда, Дель. Но не совсем. Мы идём искать Фиолетовый многоугольник, который и тебе тоже знаком. Причём мы, независимо друг от друга, знаем, что его следует в этот раз искать вон там, — Мари показала в сторону Невы.

— Мари, вода в реке почти замёрзла. Ты представляешь, какой там холод?

— Да, представляю. Но ничего не поделаешь, если он там — придётся прыгать.

— И замёрзать, если ошибёмся!

— Если ошибёмся, то да. Замёрзать и тонуть. Но давай не будем думать о плохом. Ведь нас                        уже двое и мы вместе... А ты больше никого не встречал?

 — Встретил тут одного. Но он в канализацию залез. От него нам всё равно никакого толку.

 — Понятно… А я недавно вновь встретила Джафа. Он, как и тогда, в юности, всё ещё ходит за мной. Вон, посмотри, за мостом фигурка. Видишь?

Дель прищурился. Там действительно кто-то ёжился, кутаясь в длинное пальто. 

— Это действительно Джаф?

 — Ну да, это он. Ну, не смотри так недоверчиво на меня, Дель. Это он. Я ничего тебе объяснять не буду. Просто поверь, что это он. А если не веришь — пойдём, посмотрим. Он не всегда убегает.

 — Ну, ладно. Пойдём, поздороваемся с Джафом, — сказал Дель.

Джаф вместе с Мари, Делем и Тогом брали частные уроки английского. Худощавый, вечно улыбающийся, Джаф через полгода занятий заговорил с великолепным американским акцентом. Может быть, ещё и потому, что, кроме уроков, каждое утро слушал по радио программу Breakfast Show Голоса Америки, записывал на катушечный магнитофон и весь день повторял фразы из передачи, подражая дикторам.

А ещё раз в неделю они все вместе ходили в так называемый «английский клуб», где было разрешено разговаривать только по-английски, пусть даже неправильно, но только по-английски. Было весьма весело, когда кто-то из начинающих говорил вдруг что-то нелепое, вызывая всеобщий смех, обижался, но всё равно продолжал выдавать набор английских слов. Но дело не в этом.

Как-то вечером Мари позвонила Делю. В её голосе звучали тревожные панические нотки.

 — Дель! Родителей дома нет, придут поздно. Я когда шла из школы домой, за мной кто-то следил. Я чувствовала это. Этот кто-то — в длинном пальто, в надвинутой на лицо шапке — преследовал меня до самого подъезда, но держался на таком расстоянии, чтобы я не увидела его лицо. А сейчас я смотрю из окна — он стоит напротив. Дель, мне страшно! Ой, он уходит. Всё, Дель, ушёл.

Буквально через несколько дней, когда таинственный шпион появился вновь, Мари завернула за угол, притаилась и застала его врасплох. Она подошла и открыто спросила.

— Чего вы от меня хотите?

Каково же было её удивление, когда из-под шапки выглянуло растерянное лицо Джафа. Не проронив ни слова, он отшатнулся от неё и побежал прочь.

После этого Джаф перестал посещать уроки английского, не приходил он и в клуб. Но теперь он, уже не таясь, ждал, когда Мари выйдет из школы и, не приближаясь, провожал её домой. Вскоре он исчез. Он просто ушёл из дома и не вернулся. Тог, Мари и Дель ходили к его родителям, чтобы выяснить хоть что-нибудь о нём, но они только плакали и разводили руками. Джафа так и не нашли.

Это действительно был Джаф. Дель даже не знал, с чего начать и о чём с ним говорить. Почему он исчез? Где он был? Куда он идёт? Зачем же ему задавать эти вопросы, если он сам пока не может найти на них ответ. Дель просто протянул руку:

— Здравствуй, Джаф!

Джаф пожал ему руку.

— Здравствуй, Дель! Давно не виделись. Ты не забыл английский? — Он развернул газету, которую держал в руках, и задумчиво продолжил: — вот я тут наткнулся на весьма занимательную статью. Послушай!

«В городе Н. местные жители озабочены появлением весьма необычных живых существ, целенаправленно разрушающих их жилища. Речь идёт о неких странных тварях, которые в качестве пищи предпочитают употреблять бетон. К своей удивительной деятельности они приступают неизменно с наружной стороны домов, а страдающие жители города Н. полагают, что объясняется это тем, что тварей не устраивает температура, в которой живут люди. Помимо неординарных кулинарных предпочтений эти существа имеют ещё ряд странностей. В частности, туловище их покрыто неким защитным панцирем, который не позволяет просто-напросто их передавить чем-нибудь тяжёлым. А еще на них не действуют никакие из известных инсектицидов. Следовательно, их невозможно уничтожить с помощью известных ядов. Местное население пребывает в недоумении, поскольку жертвы „бетонных существ“ утверждают, что до сих пор и слыхом не слыхивали о том, что такое вообще возможно. Это может означать, что существа попали в город откуда-то извне.

Редакции нашей газеты удалось вчера дозвониться до представителей исполнительной власти города Н. Не представившийся сотрудник городской управы сообщил, что сам узнал об этих существах из газет. По его словам, в самом городе Н. ничего похожего на съедание стен не наблюдается. 

— Возможно, это происходит в отдельных районах нашего города. Но раньше ничего подобного здесь не бывало, — отметил чиновник.

В попытке прояснить ситуацию редакция обратилась в Научно-исследовательский институт зоологии. Однако замдиректора института тут же заявил, что и он впервые в жизни слышит о подобных странных вещах. 

— Я слышал о жуках, — заявил учёный в интервью нашему корреспонденту, — которые едят деревья, оконные рамы и вообще любые изделия из дерева. А вот про бетон никогда слышать не доводилось. Я думаю, что вряд ли какие-либо существа могут питаться железобетоном. Возможно, в городе есть мелкие вредители, которые создают себе колонии в щелях домов, а люди посчитали, что появление таких разломов как-то связано с тем, что ползающие там насекомые пожирают бетон. В любом случае, хотелось бы, конечно, взглянуть на них, провести исследования, чтобы прийти к точным выводам. Было бы неплохо, если бы кто-нибудь привёз в наш институт хотя бы одно такое существо. У нас есть прекрасные специалисты-энтомологи.

Поиск в самых крупных библиотеках мира тоже не дал четких сведений о странных насекомых. Есть лишь информация о существах, подобных им внешне — неких камнеточцах. Однако этих морских сверлильщиков относят все же к моллюскам, и живут они лишь вблизи водоёмов. Они также проделывают свои ходы и в камне, и в кирпиче, и в бетоне. Живут они в основном в прибрежной зоне на малых глубинах. Перечень материалов, в которых просверливают отверстия для своих жилищ камнеточцы, довольно обширный: известняк, песчаник, мергель, плотный ил, глина, бетон, дерево и многие другие. Правда, в последнее время в реке Припяти, на берегу которой располагается город Н., были замечены существа, чем-то похожие на камнеточцев. Только выделялись они колоссальными размерами — до 190 см. Редакция внимательно следит за развитием событий».

Дочитав статью, Джаф задумчиво посмотрел на Деля, потом на Мари и сказал:

 — Любопытно, не так ли? Что скажешь, Мари? 

Потом, поёжившись, неожиданно попрощался:

— Ну ладно, холодно что-то здесь. Бог даст, ещё когда-нибудь встретимся, Дель.

Джаф стремительно удалился.

— И вот так всегда, — развела руками Мари, — или молчит, или же что-то подобное выдаст и уйдёт. Ну что, идём искать Фиолетовый многоугольник? — немного помедлив, произнесла Мари. — Как хорошо, что я тебя встретила, Дель, — добавила она, — наверное, когда-нибудь ещё встретимся и с Джафом, а может и с Тогом, и с Рэмом. Если не утонем, конечно.

— А где Сэни, Мари? Вы ведь были дружны. Почему ты одна?

— Так мы и сейчас дружим. И я не одна. Вот сейчас, например, я с тобой.

Дель поёжился. 

— А если многоугольника там не окажется?

— Он обязательно появится, Дель. Просто надо верить, желать, искать и не падать духом. А ещё прислушиваться к НИМ. ОНИ обязательно подскажут. А почему вдруг мы оба решили, что многоугольник следует искать над Невой? Почему мы с тобой одновременно, в одно и то же время пришли сюда? Ты, как всегда, осторожничаешь, Дель. Тебя всегда надо вначале чуть-чуть поддержать. Поэтому я и здесь. А вот потом, когда мне будет нужна твоя поддержка, тогда ты наверняка будешь рядом.

 

Самолёт приземлился в аэропорту имени Франца-Йозефа Штрауса города Мюнхена. Дель спал. Вернее дремал. Ему ничего не снилось. А если и снилось, то что-то такое, что он не запомнил. Уставший и полусонный, он показал паспорт пограничнику и вышел в зал аэропорта. Разве можно было назвать багажом его рюкзак, в котором были рассказы, написанные им давным-давно, бритвенный прибор, одеколон и ещё что-то. Что же там было ещё? Дель не мог вспомнить, что он ещё положил в рюкзак. Мало того, ему казалось, что он должен лететь дальше, транзитом в Канаду, куда-то на север Канады. Хотя билет был только до Мюнхена.

— Так что же такое у меня в рюкзаке, что мне очень дорого, но о чём я не помню? То, что мне прямо сейчас надо открыть. Ага, открыть — значит, вероятно, коробка какая-то, — думал Дель, стоя на эскалаторе. Потом он раздражённо скинул рюкзак, раскрыл его, стал искать это что-то и — исчез… Вместе с рюкзаком, вместе с этим чем-то, которое он так и не нашёл. Вместе с вопросами о конечном пункте путешествия, со своим недоумением… исчез вместе со всем этим.

Кладбище Пер-Лашез. Около могилы Джима Мориссона[2] Дель сидел на скамейке всесте с французами. Они познакомились за день до этого в Париже. Два парня со своими девушками, в разрисованных футболках и джинсах. Французы сами подсели к Делю, который смаковал вино в кафе недалеко от Лувра. Просто сели за столик, чокнулись бокалами, выпили вина и стали говорить о свободе.

Потом они все вместе вышли на улицу. Французы раскурили травку, а Дель купил в ночном магазинчике у арабов бутылку виски. Они снова пили, потом танцевали где-то на дискотеке, а потом носились по Елисейским полям. Даже устроили, как сказали французы, «свободную покупку» в дорогом магазине одежды. Несмотря на то, что их не хотели пускать секьюрити, им удалось прорваться в магазин. Чинные покупатели с презрением смотрели, как они, улюлюкая, носились по магазину, устроив ловитки с охраной, разбрасывая на ходу вешалки с платьями, на которые продавцы и покупатели даже дышать боялись. А Дель, войдя в раж, умудрился плеснуть виски на какой-то дорогой костюм. После чего они гурьбой понеслись к выходу. Деля чуть не поймали, но одна из его новых подружек огрела лысого верзилу-секьюрити сумкой, тот ослабил хватку, Дель смог вырваться, правда, порвал рукав джинсовой куртки.

Французы уговаривали Деля покурить травку. — Это же необходимо. Это же традиция — покурить на могиле Мориссона.

Начинало светать. Дель глотнул из бутылки, покачал головой. — А я лучше выпью. Это не нарушит традицию?

Французы переглянулись. Потом решили, что не нарушит. Один из них всё-таки продолжал допытываться. — А почему ты не куришь? Это же тоже свобода.

— Конечно, свобода, — ответил Дель. — Ну, просто, если мне понравится, я не смогу остановиться. А это уже несвобода.

Его довод убедил французов. А Дель подумал о том, что не совсем свободен. А может, и совсем несвободен... Потом они все вместе затянули песню Дорз[3]My Fire. А ещё французы рассказали ему, что они были знакомы с его бывшей землячкой Никой, с которой им было не менее весело, чем с Делем. Light

— Ты знаком с ней, Дель? Помнится, на Монмартре Ника как-то полезла на стол танцевать, — ну, чтобы продемонстрировать силу свободы, — наперебой рассказывали они ему. И что Ника тоже, как и Дель, любит Хемингуэя. И что она из Парижа отправилась в Испанию, в Памплону, а оттуда собиралась на Кубу. Французы сказали, что хотели бы увидеть город Деля и Ники. Дель просто грустно посмотрел на них. Конечно, он был знаком с Никой. В том самом городе все были так или иначе знакомы друг с другом.

Эльмир проснулся в понедельник утром совершенно разбитым. До встречи с клиентами из Москвы оставалась ещё пара часов. День рождения подружки Эльмира, который они справляли на пляже Пладжа-Сант-Пол, начался днём. Он рассчитывал пораньше вернуться в Барселону, чтобы выспаться дома после трёхдневного веселья. Но не удалось. Подружка, напившись, закатила истерику, так как накануне он объявил ей о том, что продолжать с ней отношения не собирается. Потом все опять где-то что-то пили. Домой, он добрался засветло.

— «Теперь уже вставать пора» — подумал он, уставившись в потолок. Ещё через час он, уже относительно посвежевший после душа и кофе, подъезжал за клиентами в отель. «Не надо было столько травки курить. Опять голова болит. Всё перемешалось. Да и вообще затянул я с ней. Вот и изгадила всё настроение! Хотя непонятно кто — кому. Конечно, надо было подождать пару дней — после дня рождения  сказать ей об этом. Так нет, накурился, напился опять — и понесло!» Поворчав про себя, Эльмир вздохнул. Он усадил клиентов в машину и вырулил на трассу ведущую на север, в сторону границы с Францией . Клиенты просили его подыскать недвижимость.  Столь известный и модный в России - испанский курортный городок Ллорет де Мар, их не устраивал. Поэтому он нашёл им виллу в довольно дорогом посёлке Пладжа-де-Аро.  Именно то, что клиенты и заказывали — дорого и роскошно. Тем лучше для Эльмира — он получит более высокие комиссионные. «Закончу с ними, вытащу Анну куда-нибудь». Анной звали его новую подружку. Она была в восторге от его игры на рояле.

Да и сам Эльмир был в восторге от своей игры. Два раза в неделю он отправлялся в джаз-клуб, чтобы предаться любимому занятию и заработать денег.

Чем глубже он погружался в музыку, словно сливаясь с ней, тем красивее она звучала, и тем лучше получалось выдать что-то необычное и яркое. Именно после такой импровизации ему почти всегда удавалось уйти после концерта домой с какой-нибудь симпатичной поклонницей джаза, предварительно пропив заработанное за вечер в барах.

— А мы не разобьёмся? — прервала его мысли одна из клиенток, — вы как-то одним пальцем крутите баранку, другим набираете номер на мобильнике, да ещё перебираете диски.

— Нет, не беспокойся. Он всегда такой, — перебил её муж, — это ещё что! Иногда он вдобавок с водителями словами перекидывается, да ещё умудряется кадрить переходящих дорогу девушек.

Все рассмеялись. Эльмир виновато повёл плечом — мол, что поделаешь — каков есть. Он отложил мобильный в сторону. «Пусть пассажиры не нервничают. Маме в Гамбург позвоню позже. Может, она сможет объяснить, кто послал ему из родного города посылку с той самой баночкой странного фиолетового вещества...» Он получил посылку  именно в тот день, когда договорился  о подработке в джаз-клубе. Это самое вещество, особенно ночью, излучало какое-то странное свечение. «Удовольствие — словно только травку покурил. Нет-нет, удовольствие, как от великолепной музыки. Или от очаровательной женщины. Анны, например. Или всё вместе. Какая прелесть! Теперь можно не тратить деньги на траву». Он аж крякнул от такого умозаключения. Эльмиру это смутно напоминало что-то из далёкого детства. Эту самую баночку он когда-то нашёл среди игрушек. Откуда она взялась — никто не знал. Он никогда с ней не расставался. А вот, собираясь навсегда в Испанию, впопыхах где-то затерял. Теперь баночка опять нашлась, хотя и квартира уже там (в том самом далёком городе детства) давно продана, естественно, и вещей никаких не осталось. «В общем, разберёмся. Не время сейчас на это отвлекаться» — Эльмир почесал затылок, решив оставить рассуждения о странном веществе на потом, чтобы сконцентрироваться на предстоящих переговорах по поводу купли-продажи виллы. «На этом я могу хорошенько заработать — что весьма кстати, ведь с деньгами туго» — размышлял Эльмир, подъезжая к Пладжа-де-Аро.

 27

— Здравствуйте, мне сказали, что вы меня ищете?

— Да, добрый день, Джей. Меня зовут Эстель. Я из Испании. Из Каталонии. Мне про вас рассказала Айлин из Гаваны, если вы помните.

— Художница! Конечно, помню. Она мне очень помогла на первых порах. Садитесь. У меня, к сожалению, не пятизвёздочный отель.

— Вы прекрасный художник, Джей. Я внимательно рассмотрела ваши росписи на стенах Храма. Они живые. Понимаете, я вижу, что они живые. Я чувствую их. Вы возьмёте меня завтра с собой? Я знаю всё про чудо. Не спрашивайте, откуда, но я знаю. Я специально за этим в Камагуэй приехала.

— Знаете, Эстель, я бы с удовольствием… Но не могу. Да и не хочу. Не обижайтесь, пожалуйста. Кстати, вы ведь хорошо играете на клавесине средневековую классическую музыку, не так ли? Сыграйте мне, пожалуйста. Я вас очень прошу.

— Как вы узнали, Джей? Айлин рассказала? Хорошо играю — это громко сказано.

— Нет, от Айлин я ничего про вас не слышал. Я просто знаю. Не скромничайте. Вы же видели мои росписи на стенах церкви, а я не слышал, как вы играете. Это нечестно. Сыграйте, пожалуйста. Знаете, Эстель, а у меня ведь два имени.

Stephen Wolf