Lili Marlene
Первые упоминания о Марлен Дитрих, для меня прозвучали из уст вед…
Не уверен, скажем, что на одном историческом векторе находятся крестьянские восстания в Азербайджане XIX века и создание АДР, Азербайджанской Демократической Республики. Это не означает, что мы должны негативно отнестись к этим восстаниям, в конце концов, важно понять насколько мы способны к сопротивлению, что изменилось в нас в ХХ веке.
▼
Из XXI века я вижу (конструирую) три основных ракурса-регистра судьбы Зардаби: собственно жизнь, биография Зардаби; Азербайджан XIX века и деятельность Зардаби; Зардаби в контексте идей Просвещения и Модернизации. Эти три ракурса взаимосвязаны. Они как три темы трёхголосной фуги, переплетаются, переходят одна в другую, то звучат почти в унисон, то предельно расходятся, как параллельные в эвклидовым пространстве. Но в отличии от фуги, эти три темы не блекнут, обособляясь от трёхголосного звучания. Напротив, они способны обнаружить в себе всё новые и новые голоса. Новые и новые трёхголосные фуги.
▼
Когда я говорю о масштабе личности Гасан-бека Зардаби, мне хочется абстрагироваться от последствий его деяний. Человек в чистом виде, в экзистенциальном значении этого слова. Так вот, в этом смысле Гасан-бек для меня фигура героическая и трагическая. А эти два эпитета я воспринимаю как синонимы. И как высшую похвалу того, что случилось и случается с человеком. Чтобы проиллюстрировать мою мысль, ограничусь всего двумя эпизодами из жизни Гасан-бека.
Последние годы жизни. Гасан-бек был болен. Я знаю только о склерозе, несомненно, были другие болезни. Даже по фотографиям это видно. Лицо одухотворённого, но не очень здорового человека.
И этот человек выступает практически на каждом заседании Городской Думы. Он настойчив, въедлив, бескомпромиссен. Ни один, даже самой простой хозяйственный вопрос, он не оставляет без внимания. Мусор в городе (сколько столетий надо, чтобы, говоря словами Гасан-бека, «экстренно» решить этот вопрос), прокладка водопровода, прокладка трамвая (?!), выборы гласных, которые регулярно пропускали заседания Думы (?!), знание участковыми врачами местных «туземных языков» (не забывает Гасан-бек и армянский как туземный), даже то, за сколько проданы строительные материалы из разобранных мостовых. Он, кажется, всем надоел, его пытаются лишить слова, но остановить его невозможно.
Кажется, именно так вёл себя Андрей Сахаров на последних заседаниях Верховного Совета.
Может быть непримиримость, непреклонность Гасан-бека, а не склероз, были причиной того, что пришлось уговаривать Ганифу ханум, чтобы она в свою очередь уговорила Гасан-бека, чтобы на очередных выборах в Думу он не выставлял своей кандидатуры. Она наотрез отказалась, как она могло такое сказать ему. Можно только предполагать, она часто была отдушиной, но вряд ли, серьёзным советчиком.
В результате Гасан-бека в Думу не выбрали, но он об этом так и не узнал. Ганифа ханум вспоминает, он порой собирался пойти на заседание Думы», его отговаривали, и он забывал. Склероз приходил на помощь.
Другой эпизод. Молодой Гасан-бек решает организовать Общество воспомоществования учащимся мусульманам. Подобные общества существовали во всём мире. Подобное общество существовало и в Баку, его уже много лет, как создали армяне. Через много лет, в газете «Хаят» (1905, № 11), он опишет, как создавал такое общество доктор Рустамян, и как отнеслись к его инициативе армяне города.
Гасан-бек составил Устав общества, добился разрешения, завёл толстую тетрадь, в которую должны были заноситься данные о взносах, зарегистрировал необходимые документы у нотариуса. Осталось, самое трудное: собрать деньги. Ганифа ханум пишет: «Давать деньги на ученье мусульмане не хотели и не умели. Гасан-бек писал в газетах того времени, но никто не отзывался».
Тогда Гасан бек, в сопровождении своих учеников Наджаф-бека Везирова и Аскера Адигезалова, целое лето разъезжал по городам Азербайджана и собирал подписи (по-видимому, подпись заполучить было легче, чем живые деньги). Список городов, которые объезжал Гасан-бек со своими сподвижниками, весьма симптоматичный: Баку, Шемаха, Гянджа, Тифлис, Эривань, Нахичевань, Шуша, Куба и Дербент. Далее начинается подлинное «кино»: Гасан-бек едет на почтовых, питается, как попало, потом с заветной тетрадкой стучит в дверь, и одни от него прячутся, другие падают в обморок, третьи считают, что достаточно того, что они благословляет, это, на их взгляд, стоит денег, четвертые просто предлагают отстать от них, клянутся, что они уже «раскошелились» на сгоревшую церковь где-то в России. Потом, когда подсчитали, оказалось, что удалось собрать около 1600 рублей (1000 рублей дал один Карапет из Карабаха на подобное благотворительное общество для армян). На проценты (только на проценты) этой неприкосновенной суммы можно было содержать, по словам всё той же Ганифы ханум «1-2 учащихся» (имеется в виду вместе с пансионом). Нотариус, нотариусом, но деньги так и не поступали, пришлось взимать деньги через суд.
Прав был Гасан-бек, когда позже писал « в нашем городе Баку каждый год для марсийаханов ежегодно собирается несколько тысяч рублей, а якобы для бедных и бездомных, собирается ещё больше. Для народа нет в этом никакой пользы. Даже вред». Но Гасан-бека это не смущало, он настойчиво продолжал свою деятельность.
Наверно, когда-нибудь о Гасан-беке снимут фильм. Прежде всего, о человеке, что даже более важно, чем о просветителе
Перипетии создания этого общества описывает не только Ганифа-ханум, но и сам Гасан-бек в своей статье в газете «Хаят» от 25 ноября 1905 года. Перепечатана статья в «Избранных сочинениях» Гасан-бека Зардаби (Баку, 1960, на азербайджанском языке). Кому интересно, может прочесть.
▼
Ещё один вопрос, который я не могу обойти. Отдаю себе отчёт, что многие факты из жизни Зардаби, дают прекрасную возможность нашим сегодняшним национал-патриотам, укрепиться в своих «этнических» прозрениях. Переубедить их невозможно. Они, конечно, сделают вид, что нет статьи Зардаби в газете «Хаят», в которой он говорит о поступке Карапета из Карабаха и о поведении шушинских беков, в истории об обществах помощи неимущим детям (азербайджанским и армянским). Они сделают вид, что газету «Экинчи» закрыли из-за происков «чужих», противящихся нашему просвещению.
Но я, прежде всего, обращаюсь к авторам портала и посетителя сайта. Надеюсь, все они с пониманием и удовлетворением относятся к тому, что одним из авторов портала является Луиза Погосян. Надеюсь, они с пониманием и горечью прочли то, что написал Чингиз Гусейнов о племяннике Сарояна Да и я, свою статью «Главное не потерять человеческий облик» сначала передал в газету «Зеркало», будучи абсолютно убеждённым, что газета статью не опубликует, а затем поместил на нашем сайте.
Убеждён, ничего не следует сглаживать в армяно-азербайджанских отношениях, а они не были простыми на всём протяжении XIX и XX веков. Только тогда есть шанс выбраться из трясины атавистических фобий.
В жизни Зардаби была неприятная история с наборщиком Минасовым (об этом чуть дальше), была трагикомическая история с Амбарцумом Меликовым (по иронии судьбы, однофамилец), который в истории с прокладкой водопровода в Баку преследовал свои корыстные интересы, а после противодействия Зардаби, собирался даже вызвать Гасан-бека на дуэль (?!).
Была последовательная борьба Гасан-бека за то, что гласных-мусульман в Думе было больше, чем 1/5, а гласные-армяне, которых в думе было больше (?!) противодействовали этому упорно и настойчиво.
Это все факты из жизни Гасан-бека Зардаби. Их не стоит умалчивать. Прежде всего потому, что существует Просвещение и, на мой взгляд, (об этом мне приходилось писать и говорить), уроки Просвещения сегодня и в том, чтобы были созданы условия (публичное пространство) для постоянного сотрудничества постнационалистических элит обоих народов.
Вместе с тем, скажем ясно и недвусмысленно. Этническая демаркация, в случае с Гасан беком, попросту не существует, «свои» и «чужие» нередко, парадоксальным образом, оказываются вместе, чтобы сообща противодействовать просветительским деяниям Гасан бека. Комизм ситуации как раз в том, как быстро смиряются «свои», как мгновенно прячутся в свои норы, при виде любого «караульного». И нужен ни один Зардаби, а тысячи и тысячи, не просто образованных, а серьезно верящих в аргументы головы, людей, чтобы хоть в какой-то мере приглушить этот панический, атавистический ужас, который не отпускает нас уже более 100 лет (а может быть и больше).
Борьба с Минасовым, Меликовым и прочими, не имела для Зардаби национальной подоплёки. Напротив, в национальных вопросах его просветительская душа была особенно щепетильна и тактична, он возмущается любыми националистическими выступлениями.
Когда издатель газеты «Мшак» Арцруни своими статьями пытался посеять вражду между армянским и азербайджанским народами, Зардаби резко ответил ему: «Господин Арцруни, Вы правы, когда заявляете, что армяне приобщаются к наукам, но ... помилуйте, тысячелетиями мы живём с армянами бок о бок, рядом и ничто не омрачало наши добрососедские отношения, а теперь не стыдно Вам науськивать нас друг на друга, не стыдно сеять между нами семена раздора и обоюдной ненависти?» ( Газ. «Каспий», 1899, № 276).
Родные Гасан-бека пишут о том, как отреагировал он на армяно-азербайджанскую резню 1905 года. Он предвидел, предчувствовал, пытался остановить, заклинал, призывал одуматься, во всеуслышание говорил о надвигающейся катастрофе, приходил в отчаяние оттого, что не способен предотвратить столкновение. «Отец неузнаваемо изменился в эти дни. Лицо его осунулось, глаза ввалились и лихорадочно блестели. Когда раздались первые выстрелы, он заперся в кабинете, и было слышно, как он неустанно ходит по комнате, не находя себе покоя. Папа, обладавший спокойным мужеством, сделал всё зависящее от него. Он употребил всё свое красноречие, излил всю силу, но его голос тонул в водовороте разжигаемых страстей. Он не побоялся открыто говорить о наличии провокации со стороны властей. Ничего не помогало. Теперь, когда бедствие уже разразилось, он мучительно переживал трагедию, постигшую его народ...Его поступок вселил в мамину душу ужас. Он был чреват самыми страшными последствиями. Но, верная себе, она ни одним словом не выразила тревоги и, сохраняя полную невозмутимость, вела себя так, словно не находила в его поступке ничего опасного. Все эти события окончательно подкосили его силы. Он потерял трудоспособность, которая до смерти уже не вернулась к нему» (из воспоминаний дочери).
... не могу не привести несколько строк из газеты «Каспий», того времени, редактором которой Зардаби был долгие годы, «Но так продолжаться не может. Нравственный долг членов комитета, гласных думы, духовенства, всех интеллигентных бакинцев – найти дорогу к ожесточённым сердцам, доказать губительный вред междоусобицы, сгладить все шероховатости взаимных отношений и примирить соседей. Да безсмысленно (сохраняю орфографию того времени) враждовать и бороться на пороге в новую жизнь и накануне всяких местных реформ» («Каспий», 20 августа, 1905 года). Подпись «Дон-Диего». Что здесь комментировать, наивный Дон Диего (кто же скрывался за этим рыцарским псевдонимом), не мог предполагать, что нас ожидает, и чего мы в реальности достигнем в результате «местных реформ»...
Несмотря на все увещевания близких, больной Гасан бек находит в себе силы, чтобы демонстративно пойти за гробом Балабека Лалаева, армянина. А дома убеждает, что необходимо «...открывать смешанные для тюрок и армян школы, школа - лучший объединитель» (из воспоминаний дочери).
Что можно сказать по этому поводу? Мы учились в «смешанных» школах и что из этого вышло. Многим из нас и сегодня стыдно встречаться друг с другом. Увы, не более того. По-видимому, мы (как и наши соседи по региону), так и не научились доверять «аргументам головы» (так и остались в «допросветительской» эпохе), легче поддаёмся голосу толпы, за которым стоят атавистические, трудно поддающиеся контролю, фобии («исторические аргументы о геноциде» или наши «аргументы» о «генетическом враге»), чем голосу разума. И никому не ведомо, сколько это ещё будет продолжаться.
▼
Вернемся к истории с Минасовым, которая, в конце концов, привела к закрытию «Экинчи».
Наборщика Минасова предложил Гасан-беку губернатор Старосельский. Минасов и его племянник (других просто не было), конечно не бескорыстно, помогали Гасан-беку печатать «Экинчи». Но во время русско-турецкой войны, Минасов можно сказать, оклеветал газету, обвинив её в протурецких симпатиях.
Сам Зардаби позже писал, что первым несчастьем «Экинчи» был отъезд из Баку губернатора Старосельского, которого заменил губернатора Кулюбякин. У нового губернатора и застал Гасан-бек Минасова, который пытался раскрыть глаза губернатору на «подтекст» одной из публикаций. Поводом послужила статья Наджафбека Везирова об одном дервише, который пел касыды, призывая к изучению наук. Сегодняшнее воспалённое сознание может обнаружить героическое противостояние «мусульманского дервиша» и «армянина Минасова». Но стоит, напомнить, во-первых, что ученик Гасан-бека Везиров, убеждённый просветитель и журналист, просто не мог пройти мимо любопытного факта, с которым лично столкнулся. Во-вторых – и это самое главное – стоит напомнить, какую реакцию вызвала напечатанная в «Экинчи» критическая статья о ритуале в день Ашуры, именно со стороны азербайджанских жителей Карабаха. Некий капитан Султанов в весьма резких выражениях протестовал против автора статьи и самого редактора, а газета вынуждена была напечатать его протест.
Позволю себе с некоторыми сокращениями, привести сообщение Везирова, подписанное «глашатай» (harayçı qardaş)
«Из Москвы. Три года, как газета «Экинчи» призывает (вопит) о том, что братья, изучайте науки, не то вы сами, ваша нация, ваша вера, ваша жизнь разрушится. Однако до сих пор никто не прислушивается к нашим словам. Хотя, правдивость этих слов подобна ясному дню. Например, в Европейских краях, каждый год из 1000 человек умирает 20-30 человек. Население же Ирана, которое каждый год из-за голода приезжает к нам работать рабочими, целый день работает под солнцем, питаясь одним хлебом, осенью в холодные дни мрёт как мухи, и, наверное, каждый год ровно половина из них умирает.
На днях на улицах Москвы встретил я одного иранца, он был без головного убора, крестился и нищенствовал. Я спросил его, что это значит? Он ответил, что Аллах прогневался на Иран, там невозможно найти хлеба на пропитание…
Братья мои, услышьте призыв газеты «Экинчи», вступите на путь образования и наук, точно также как если заканчивается топливо, светильник может погаснуть, приходится добавлять топливо, чтобы пламя разгорелось, а если топлива не окажется, светильник окончательно погаснет. Так вот газета «Экинчи» для всех вас есть это догорающее пламя.
Эй братья мои, необходимо масло, масло, масло! (Haray qardaşlar, yağ, yağ, yağ!). Иначе «Экинчи» погаснет, все мы окажемся во мраке, и в этом мраке спасения для нас больше не будет» («Экинчи» № 18, 1 сентября 1877 года)…
Вот такое вот сообщение, о котором доложил губернатору Минасов. Газета, со статьёй Везирова, была уже напечатана и разослана, но губернатор потребовал, чтобы газета была перепечатана. Гасан-бек отказался, тогда губернатор распорядился напечатать новый номер газеты, за подписью Гасан-бека. Ему вновь пришлось протестовать против того, чтобы газета выходила без его ведома, но с его подписью. Дело, в конце концов, закончилось закрытием газеты (после этого вышло всего два номера газеты) и практически высылкой Зардаби из Баку.
▼
Только кажется, что «история», это то, что происходит без нашего ведома, а не «конструируется» нами в зависимости от нашего мировоззрения. Именно в силу своего конструктивного характера содержательная история может не совпадать с хронологической историей. Так ХХ век, по существу, начался с первой газовой атаки в 1914 году, а закончился 11 сентября следующего века.
История Азербайджана XIX века началась, по существу, с Гюлистанского и Туркменчайского договоров, и завершилась экспансией XI Красной Армии. Её описание (конструирование) во многом зависит от нашего отношения к Просвещению и Модернизации, а следовательно, от отношения к деятельности Зардаби.
Одна история «сконструируется», если возобладают неоколониальные идеи (конъюнктурные подходы опускаю), вторая, если возобладают идеи Просвещения и Модернизации.
Не уверен, скажем, что на одном историческом векторе находятся крестьянские восстания в Азербайджане XIX века и создание АДР, Азербайджанской Демократической Республики. Это не означает, что мы должны негативно отнестись к этим восстаниям, в конце концов, важно понять насколько мы способны к сопротивлению, что изменилось в нас в ХХ веке. Но, думаю, лучшее «топливо», которое пусть не так быстро воспламеняется, но и не так быстро гаснет, всё-таки национальная история, с точки зрения Просвещения. А это означает, что патриотический пафос (не говоря уже о неоколониальных комплексах) необходимо заменить пафосом критическим, имея в виду, знаменитые кантовские критики, критику как самопознание и самоосознание.
Вот и получается, что в зависимости от отношения к Зардаби и Просвещению, может изменяться «история Азербайджана XIX века».
▼
Наше ущемлённое сознание привычно выстраивает героическую историю с соответствующим героем-борцом на поле боя или, по крайней мере, на баррикадах. Нам трудно представить себе на этом пьедестале человека, имевшего мужество мыслить, посвятившего всю свою жизнь вере в идеи Просвещения.
Если говорить о европейской культуре последних столетий, то для меня на этом пьедестале стоит Иммануил Кант, в сущности, щуплый человек, невысокого роста, которому трудно похвастать здоровьем. А в более давние времена, в период античности, это был Сократ, внешность которого, кажется пародией на греческий идеал красоты, а размеры лба закрепили в культуре нарицательное выражение «сократовский лоб». Может быть, не случайно, внешность «героев мысли» отличается от внешности полководцев и прочих воителей, «героев действия»?
Если же говорить об Азербайджанской истории, Азербайджанской культуре, то для меня на этом пьедестале, несомненно, Гасан-бек Зардаби.
Не знаю, как у него было с ростом и с другими физическими кондициями, но по фотографии можно судить о сократовском лбе «в пол лица». Возможно, как признак умения держать мысль, как другие умеют держать удар.
Гасан-бека Зардаби я бы назвал первым азербайджанским интеллигентов нового времени. Не только по вере в идеи Просвещения, не только по бескорыстности служения этим идеям, но и по тому, что он никогда не ссылался на обстоятельства времени. По тому, что он никогда не подстраивался, не приспосабливался, не льстил.
Как подлинный интеллигент Гасан-бек Зардаби драматически, трагически антиномичен. Иначе говоря, существует сразу в двух, не сводимых друг к другу, ипостасях. С одной стороны он действует во имя других, ангажирован другими (народом, нацией). С другой стороны, его независимость, даже его осанка, оказывается неким вызовом окружающим, и она неизбежно обрекает его на одиночество.
Как у подлинного интеллигента, у него нет выбора, будто кто-то свыше его отметил, будешь поступать так, а не иначе. За все блага жизни, он не способен изменить своей осанке. Это как лишить нормального человека кислорода.
Вот почему я склонен называть его нашим первым интеллигентом.
▼
Если говорить о Просвещении – а без этого осознать масштаб фигуры Зардаби невозможно – то я бы позволил себе сконструировать такой исследовательский контекст: И.Кант, который в 1784 году написал статью под симптоматичным названием «Что такое Просвещение?» и М.Фуко, который через двести лет написал статью под таким же названием, вступая в диалог не только с Кантом, но и с другими авторами.
По мнению того же Фуко, это « вопрос, на который современная философия до сих пор не способна ответить, но от которого не способна избавиться. Вот уже два века, как она его повторяет в той или иной форме. От Гегеля до Хоркхаймера или Хабермаса, через Ницше или Макса Вебера, абсолютно нет такой философской системы, какая прямо или косвенно не натыкалась бы на всё тот же вопрос: что такое это событие, которое мы называем «Просвещение» и которое определяет, по крайней мере, частично, и нас самих, и наши мысли, и наши сегодняшние действия». Если мы попытались бы ответить на тот же вопрос, говорит далее Фуко, наш ответ звучал бы как эхо: «Современная философия – та, что пытается ответить на вопрос, так неосторожно заданный два века тому назад – «Что такое Просвещение».
Могу ли я претендовать на серьёзное знание этих работ? Нет, мешают и возраст, и отсутствие серьёзного профессионального образования, и многое другое. Могу только отнести к себе знаменитое сократовское «знание своего незнания». Может быть, как никто другой в нашей стране, вижу горизонты, которые открывают эти работы. Без трансляции этих интеллектуальных идей, без серьёзной рефлексии над ними, мы будем топтаться на месте и толком не поймём, что с нами происходит. Или отчаявшись понять, что с нами происходит, ринемся в объятья той или иной радикальной идеологии.
Просвещение, самый амбициозный проект в истории цивилизации, поэтому столь сильным оказалось разочарование, столь горьким оказалось отрезвление. Всегда трудно обнаруживать пределы своих возможностей, как для человека, так и для человечества в целом. Каждый раз мы трагически натыкаемся на эти пределы. Но Просвещение уже никто не отменит. Демаркация между тем как цивилизованный человек жил до Просвещения и как вынужден жить после Просвещения, будет возникать вновь и вновь, и каждый раз речь будет идти о нас самих, о наших мыслях, и о нашей жизни, после и в связи с этими мыслями
Больше нет (и не будет?) другого способа расшифровать знаки настоящего, чтобы получить более или менее внятную информацию о будущем.
После Зардаби, азербайджанцам придётся задавать эти вопросы вновь и вновь. Мужество отвечать на эти вопросы и будет означать мужество жить. Или скажем по-другому, мужество жить, а не мимикрировать.
Рахман Бадалов
Kultura.Az
