post-title

Почему я не могу согласиться с Ниязи Мехти или можно ли верить азербайджанским просветителям

Года 3-4 назад Ниязи Мехти опубликовал статью, в которой обвинил азербайджанских просветителей в упрощении действительности.

 

Не соглашаясь с выводами статьи, я опубликовал свои возражения. Впоследствии эта полемика составила отдельную главу моей небольшой книжки «Ещё раз о нашей интеграции в Европу». И вот, после нескольких лет, Ниязи Мехти вновь публикует тот же текст и не трудно предположить, что он относится к нему с особым пристрастием. Конечно, назови он старую дату, не было бы вопросов, важно пополнять архив портала. Но новая дата на старом тексте вносит известную сумятицу, то ли он не знаком с возражениями, то ли сознательно их игнорирует и настойчиво подтверждает собственную позицию. Всё это и заставляет меня, вернуться к полемике, и даёт мне все основания, сохранить прежнее название.

Вновь повторю. Как в прошлом, так и сейчас, на персональном уровне, у меня нет полемического азарта, чтобы дискутировать с Ниязи Мехти. Но в данном случае, важна не полемика с конкретным человеком, а проблема Европейского выбора Азербайджана. Это намного серьёзнее. 

Половинчатость позиции, попытки представить историю Азербайджана более значительной, чем она есть, теоретические ухищрения, и пр., как показывает жизнь, открывают дорогу к радикальным взглядам и радикальным поступкам. Всё это, увы, далеко не безобидно и рождает различные антизападные фобии.
 
Итак, по порядку.
 
- Все эпохальные культурные явления пронизаны идейной борьбой с предшественниками. Возрождение по отношению к средним векам, импрессионизм по отношению к академической живописи, модернизм в искусстве по отношению к реализму в искусстве, атональная музыка по отношению к тональной, и т.д. Но среди них есть такие, которые буквально переворачивают всю систему предыдущих представлений, которые сметают экономические и политические системы, эстетические каноны и социальные иерархии, т.е. фактически кардинально изменяют направление цивилизационного развития. В романе М. Уэльбека «Элементарные частицы» они названы «метафизическими мутациями», и к ним писатель относит возникновение христианства во времена расцвета Римской империи, и возникновение современной науки в период, когда средневековое христианство определяло целостную систему взаимоотношений человека и Вселенной. Возможно, обращение к «роману» в таких вопросах не вполне корректно, но, во-первых, я пишу не научную, а публицистическую статью, а во-вторых, не исключено, что выражение «метафизическая мутация» не является изобретением писателя. 
 
На мой взгляд, к «метафизическим мутациям» следует отнести и Европейское Просвещение, которое, наряду с Промышленной революцией и идеями Великой Французской революции, определили магистральный путь развития цивилизации. Основу Просвещения, прежде всего, составляет высокая Критика, не как обличение, не как обвинение, а как постоянное, перманентное, описание, анализ и самоанализ. И то, что стало называться «Европой», позже «Евроатлантизмом», ещё позже «глобальным миром» (подчеркну, «Европа» и «Евроатлантизм», в данном случае, не географические понятия), имеет универсальное значение для всего человечества.
 
Проблема Азербайджана, на мой взгляд, заключается в том, что за период, приблизительно 150 лет, Просвещение в Азербайджане (не подменять массовым образованием) не смогло окончательно смести предыдущие экономические и политические системы, эстетические каноны и социальные иерархии. Напротив, выявилось, что в нашем общественном устройстве и в нашем сознании, сохранились различные барьеры (своеобразные «ловушки сознания»), которые мешают нормальному развитию, и не дают смести «предыдущее». Поэтому целенаправленная работа по освоению европейского опыта подменяется выдумками по поводу «другого Азербайджана», который не заметили просветители. А кто-то идёт ещё дальше, придумывая нашу «сакральную историю», которая начинается с изображений в Азыхской пещере и Гобустане.
 
- Действительно ли Азербайджанские просветители воспринимали и изображали азербайджанскую действительность «в признаках отвратительности, уродливости, мракобесия»? Действительно ли Азербайджанские просветители настолько увлеклись  «восхитительной скульптурной позой», что сумели обмануть следующие поколения? Может быть, действительно существовало нечто, вроде неизвестной «Азербайджанской Атлантиды», в которой были города со школами и газетами, высокие нормы гигиены, развитая агрономия, и прочее, прочее? 
 
Прежде всего, позволю себе несколько цитат из статьи Ниязи Мехти.
 
«Можно допустить, что некий проницательный этнограф обнаружил бы в том же  Азербайджане своеобразную культуру, которую следует сохранять и развивать. Достаточно вспомнить А.Дюма, который описал куда более привлекательный Азербайджан, рассказал о своих беседах со многими образованными людьми того времени. А.Дюма не одинок, многие европейцы признавались, что с удивлением обнаруживали в Азербайджане множество  культурных и образованных людей, хотя ожидали встретить едва ли не зулусов. Поэтому, когда мы говорим об Азербайджанских просветителях и Азербайджанском просвещении, мы не должны суживать свое восприятие Азербайджана, мы должны научиться воспринимать широкий спектр Азербайджанской культуры того времени, а то, о чём говорят азербайджанские просветители, составляет только один фрагмент этого спектра реальности».
 
«есть аргументы и факты, (вопрос, где они «есть» так и остаётся риторическим,- Р.Б.) вызывающие сомнение в том, что азербайджанский мир XVIII-XIX вв. был таким чудовищным и отвратительным»
 
«если Зардаби и Агаоглу жертвовали европейской цивилизацией ради родины (?! – Р.Б.), это означает, что родина была не просто, абстрактно мила, но в ней были какие-то интересные, привлекательные черты, которые притягивали их обратно (по крайней мере, в романе «Али и Нино» Курбан Саида,  Шуша предстаёт в милом свете) (?! - Р.Б.)».
 
И, наконец,
 
«Вина противников азербайджанских просветителей и их продолжателей заключалась в том, что они, не имея возможности выразить себя в Галактике Гуттенберга, проиграли просветителям на поле прессы и на уровне печатных текстов. В этой ситуации, если можно говорить о вине просветителей и их продолжателей, она заключается в том, что они не выполняли работу за своих противников (?! – Р.Б.), хотя бы потому, что от этого выиграл бы Азербайджан (?! – Р.Б.)».
 
Для начала зададим себе простой вопрос, могла ли нормальная страна жить без нормальной школы. Вспомним, какая истерия поднялась, когда открывалась «Русско-татарская» школа в здании, в котором сейчас располагается  Рукописный фонд (на мой взгляд, одно из самых стильных зданий Баку). И это не в средневековье, а в конце XIX века. От одного этого факта можно прийти в отчаяние, а нас поглаживают по головке, убеждая, что не следует просветителям быть такими суровыми «критиками», что это только «один спектр реальности». Может быть, лучше задуматься над тем, почему и через 100 лет в нашей школе побеждает не вера в Просвещение, а тщеславие и алчность. 
 
Далее, представим себе страну, в которой люди не хотят знать о том, что происходит в мире. Они даже боятся соприкосновения с чужим миром. На других языках, пожалуйста. Но газета на своём родном языке их настораживает: они ведь привыкли остерегаться, им мерещатся разные подвохи. И всё это в XIX веке, когда в Англии, уже в конце XVIII века, продавалось 7 миллионов экземпляров газет, а обычный люд привык знакомиться с новостями из газет...
 
Остаётся только удивляться, как Зардаби удалось выпускать газету на протяжении почти двух лет, если практически не было потенциальных читателей. Тем более частную газету, которая непосредственно зависит от количества подписчиков.
 
Так и хочется спросить, зачем Зардаби ввязался в это дело, зачем сократил себе жизнь, зачем обрёк на скитания собственных детей? Почему не остался в Москве, где мог бы сделать блестящую научную карьеру? Почему, после закрытия газеты, предпочёл поехать в Зардоб, с его страшной жарой и полчищами комаров, хотя ему предлагали вполне пристойные должности в школьном образовании на Кавказе? Какое же может быть иное объяснение, кроме того, что, следовательно, на родине были «интересные, привлекательные черты».
 
Зардаби писал свои «Письма из захолустья» просто как бытовые очерки, зарисовки с натуры, никого не собирался обличать, не думал ни о какой «восхитительной, скульптурной позе». И не его вина, что «захолустье» остаётся горькой метафорой нашей жизни. И не только  провинциальной жизни, и не только в XIX веке. Хотя должен признаться, за все эти годы в нашем «захолустье» кое-что изменилось. Если Дюма в те годы, скорее всего, приезжал в Азербайджан как путешественник, в поисках экзотики, то сегодня его соотечественники (Жерар Депардье, Катрин Денёв, и не только они) едут совсем за другим. Они точно находят у нас «интересные, привлекательные черты» 
 
Что касается того, что «другой Азербайджан» просто не смог выразить себя в «галактике Гуттенберга», то здесь Ниязи Мехти «рубит сук, на котором сидит». «Галактика Гуттенберга» это принципиально новый принцип жизни, который означает, что приходится реальный мир постоянно перекодировать в печатном слове, и на основе этой перекодировки, постоянно корректировать жизнь. Нет «галактики Гуттенберга» - нет цивилизации, народ живёт в «захолустье», на обочине исторического времени. «Галактика Гуттенберга» даёт мощный толчок Просвещению, а Просвещение, в свою очередь, кардинальной меняет все сферы жизни, от норм гигиены до норма нравственности. Не случайно, Зардаби начинает с газеты (типография, шрифт, наборщики, всё с нуля), а потом, в своей журналистике пишет обо всём, о значении гигиены, о нужде в чистой воде, о борьбе организма с вредными микробами, о том, как следует сажать и ухаживать за плодовыми деревьями, об искусственном разведении рыб, об искусственном шёлке, даже о прививке от пьянства. Это подлинное просвещение, в самом непосредственном значении этого слова, а не обличение. Хотя, естественно, без всего этого, что можно свернуть в понятие «Просвещение», можно только говорить о мире «отвратительности и уродливости».
 
Ниязи Мехти считает, что мы должны реабилитировать некий азербайджанский мир, который позволит нам, в полной мере, ощутить себя азербайджанцами. А я вновь повторю то, что неустанно повторяю в последние годы. Не знаю другого Азербайджана, кроме того, который открыли просветители. 
 
Скажу еще более резко, я азербайджанец, прежде всего, потому, что были они, моя идентичность определяется  связью с ними. И я бы хотел, чтобы мои дети и внуки жили в стране, в которой фундаментальное Просвещение осуществило метафизическую мутацию.
 
Давайте не будем лукавить, и скажем прямо и честно, 
 
Азербайджанские просветители вынуждены были кричать во весь голос: так больше жить нельзя.
 
Приходиться кричать до сих пор.

- Ниязи Мехти любит повторять выражение Т. Адорно «общее, пожирающее различие». Разделяю его опасение, оглянитесь вокруг, послушайте, что говорят наши люди, и даже интеллектуалы. Сплошные обобщения, которые «пожирают различие». Выражение «дьявол прячется в деталях», пока далеко не освоено нашей интеллектуальной мыслью.
 
Парадокс, однако, в том, что сам Ниязи Мехти оперирует именно таким «общим, пожирающим различия». И когда говорит о «Просвещении», и когда говорит об «Азербайджанском Просвещении». В своей книжке я приводил список наиболее известных произведений Европейского просвещения, и не буду к нему возвращаться. Скажу только, если уж искать у них общий знаменатель, то это не «обличение и не разоблачение», а дидактика, наивная вера в гармонию с природой, и даже, известная идеализация «естественных обществ» (в том числе, выдуманных «восточных»). Приблизительно то же самое, можно сказать об азербайджанских просветителях. Они разные и совсем не похожи друг на друга. Веселые, бурлескные, порой добродушные комедии нравов Мирза Фатали, не похожи на саркастично-жёлчные, гротескные трагифарсы Мирза Джалила, а те, в свою очередь, на почти фольклорные строки Мирза Алекпера, которые наизусть цитировали образованные люди. Скажу более категорично, эти три Мирзы, не просто наше главное достояние, они и есть мы. 
 
Без них мы не стали бы мы.

- Ниязи Мехти ратует, чтобы мы избегали «одного спектра реальности», чтобы не суживали свое восприятие Азербайджана. Наше заблуждение он видит в том, что «эти произведения мы считали реалистичными, чуть ли не «фотографическими» копиями азербайджанской действительности. Поэтому для многих современных азербайджанцев реалии XVIII и начала XX веков предстают в том же облике, что у Сабира и Мирзы Джалила (добавлю Зардаби и Мирза Фатали. – Р.Б.). Между тем, мы должны знать, что их произведения не были реалистическими копиями мира, а были идеологическим манипулированием этим миром, на что они имели полное право».
 
Опущу рассуждения о «фотографичности», «реалистических копиях мира», и прочем. После интеллектуальной рефлексии ХХ века наивно говорить о «фотографических копиях», о неведомой нам реальности, которая существует вне наших представлений. Сами теоретики фотографии с этим не согласятся. 
 
Главное, в другом.
 
Понимание различных спектров реальности есть огромное завоевание именно Просвещения и Пост просвещения. В этом смысле, сам Ниязи Мехти, выступающий от имени текстов, «эманации смыслов», и пр., типичный продукт Просвещения. И именно Азербайджанское Просвещение способно выявить в современном Азербайджане различные спектры реальности.
 
Можно сказать, что речь должна идти о своеобразном «коперникианском перевороте». Не претензия к просветителям, что они чего-то не заметили, а попытки ретроспективно открыть различные спектры реальности, которые просочились в настоящее. То, что не было запечатлено в галактике Гуттенберга, или не сохранилось в традициях, того и не было вовсе. В обществе людей невозможно говорить о чём-то, что не выражено средствами культуры. Поэтому человек и культура синонимы, человек и есть культурное существо, реализующее себя только в символах культуры. До приобщения к галактике Гуттенберга в Азербайджане был один спектр реальности, патриархальный и традиционный (до сих пор переживающий свою инерционную фазу, никто толком не верит, но все придерживаются принятого мнения). Другой «спектр», когда постоянно приходится себя описывать, анализировать, и корректировать собственное поведение, мог заявить о себе только после соприкосновения с просвещённым миром. 
 
Есть ли сегодня, в Азербайджане, обнаруживают себя (самораскрываются), националисты, западники, исламисты, русисты, космополиты, те же «бакинцы», и пр., пр., то они и составляют сегодняшний спектр реальности, который ретроспективно находит свои истоки в прошлом. А в демократическом обществе они могут претендовать на закрепление своей самости от школы до общественных объединений и политических партий. Нормальное сосуществование этих, скажем так, типов сознания, и будет доказательством того, что страна развивается в границах цивилизации. Суживают эти горизонты не просветители, которые говорили о необходимости школы, газеты, и пр., которые считали, что без галактики Гуттенберга остаёшься в «захолустье», и, тем самым, расширяли «спектр реальности». А авторитаризм, который монополизирует собственный взгляд на то, каким должны быть общественные отношения, который даже историю страны подменяет идеологическим императивом (поэтому наша власть не любит День независимости 28 мая, поскольку не любит «спектр», в котором она не представлена). И который, как «своё другое», провоцирует различные формы радикализма, как нетерпимости к другому мнению и другому типу сознания.
 
Тенденции суживания спектра, попытки выдать другое мнение за мнение враждебное, неизбежно будут существовать в нашем развитии, как свидетельство того, что нами недостаточно усвоены уроки Просвещения как высокой Критики (не обвинения и разоблачения). И чем больше мы будем преодолевать этот атавизм, тем больше будем осознавать значение Азербайджанского Просвещения и Азербайджанских просветителей.

- Вернусь к М. Уэльбеку. Недавно пришлось участвовать  в лекции по Уэльбеку во Французском культурном центре. Лекция была достаточно квалифицированной, но порой создавалось ощущение, что лектор предостерегает нас от вредного влияния западного мира. Посмотрите, как бы говорил он на основании романа М. Уэльбека, к чему привела сексуальная революция, какие отношения существуют там, на Западе, между родителями и детьми, какие стрессы и депрессии испытывают люди в современном западном, цивилизованном обществе. Всё это правда, об этом написано много романов и снято множество фильмов. Но нас подстерегает здесь очередная «ловушка сознания». Как только мы решим, что у нас собственный путь, как только судорожно метнёмся назад, как только возрадуемся собственной «ментальности» и собственной «нравственности», мы по существу признаем, что жизни в открытом обществе предпочитаем жизнь в «захолустье». 
 
По этим причинам принципиально не могу согласиться с Ниязи Мехти, и безо всяких оговорок становлюсь на сторону Азербайджанских Просветителей.
 
Принимая все неизбежные последствия этого выбора.

В заключении, об еще одном примере «общего, пожирающего различия». 
 
Ниязи Мехти пишет: «Рахман Бадалов в своей статье «Баку – город, в котором нас нет» поступает также («также» относится к тому, что чуть выше автор выражает словами «пытаюсь эманировать различные означающие – Р,Б.). Его статья по своему назначению, казалось, должна была походить на «критический обстрел» «огонь критики» (калька от азербайджанского «təngid atəşi» - любимое выражение наших старых литературоведов). Однако, просветительской критике  отвратительного мира, Рахман предпочитает умный текст, в котором дискурс потери всё же служит семантическим приобретением через семантизацию пространства Баку» (?!). Не очень внятно, но попробуем разобраться.
 
В очередной раз пришлось убедиться, что эффектные названия только вводят в заблуждение. По существу все свои рассуждения Ниязи Мехти строит на названии, а не содержании статьи. Впрочем, сам автор статьи честно признаётся: «давно, и, боюсь, безвозвратно, потерял многие качества терпеливого и благодарного читателя. В моём возрасте и с моим прошлым опытом чтения, уже многие тексты, на языках, которые я знаю, не удивляют, не притягивают меня как раньше. Все они кажутся «вариациями на известные темы», и все они легко опознаются мною на основе каких-то идентифицирующих начал, которые я приобрел от прошлых чтений и которые в науке называют инвариантами, парадигмами, эпистемами». Наверно, по этим же причинами, он не считал для себя нужным прочесть «Письма из захолустья» Гасанбека Зардаби. Действительно, ничего нового, кроме того, что можно убедиться, что наша Родина была в те году, «захолустной страной». 
 
Не хочу придираться, ловить автора на похвальной искренности, но, думаю, в таком случае, лучше не интерпретировать чужие тексты, а глубже проанализировать собственное состояние. Ведь трудно представить, что выдохлась вся думающая братия, что она ограничивается тем, что обнаруживает «идентифицирующие начала» и захлопывает книгу. Можно сколь угодно говорить об инвариантах и прочем, но каждый раз, в неизвестном или просто любимом, много раз перечитанном тексте, находить пусть даже не новую мысль, а просто новую созвучность. В конце концов, если и это не помогает (все мы устаём, у всех у нас появляются вставные, деревянные «ящики», подобно Венере Сальвадора Дали) существуют дзен буддийские коаны. Они неисчерпаемы, если необходимо преодолеть привычное, рутинное. «идентифицирующее».
 
Возвращаясь к собственной статье, скажу только, что она была посвящена идеям британского социолога, специалиста по развитию городов Чарльза Лэндри, который считает, что города должны управляться не только как инженерно-технические системы, но и как гуманистические образования, что современный город невозможен без городского сообщества, что именно поэтому придумана технология управления с участием населения, которую специалисты называют «партисипационным подходом» (от английского «participant» - участник, участница). Ниязи Мехти не высказывает своего отношения к идеям Чарльза Лэндри, но по его статье можно сделать вывод, что он считает, что когда жители Баку привыкнут, наши бесконечные новые высотки не  будут им казаться столь уродливыми.
 
Тема эта столь злободневная и столь болезненная – по крайней мере, для меня – что не хотелось бы касаться её мельком. Но недавнее пребывание в Париже убедило меня, как опасно, когда одно поколение берет на себя смелость практически построить совершенно новый город. Можно долго рассказывать о прошлых спорах вокруг Эйфелевой башни или продолжающихся вокруг нового центра Помпиду, но в самом Париже можно увидеть, как рядом с семиэтажным или десятиэтажным зданием, сохраняется небольшое, двухэтажное здание. Недалеко от дома, где жил, я обратил внимание на двухэтажный дом, крошечный палисадник с цветами и столь же крошечный автомобиль прямо на траве. Всё это, казалось, почти декорацией. Мне разъяснили, что в доме живут два престарелых человека, иногда – всё реже и реже – они выезжают на своём автомобиле. Но когда их не станет, подумал я, это здание не разрушат, ведь оно хранит память о людях, которые здесь жили¸ а без этой памяти не может существовать городское сообщество.
 
И вот ещё о чём подумалось. В Париже много зданий, которым много веков, об этом говорят таблички на зданиях. Нам трудно в этом соревноваться с Парижем, и ничего страшного в этом нет.
 
Уродство начинается там, где мы пытается переплюнуть весь мир. Уродство начинается с «аналогу олмайан». Уродство начинается с европейского ремонта в Ичери Шехер. Уродство начинается с «бешенных денег» наших нуворишей. Отсюда сумасбродные идеи о «Белом городе» и прочих проектах, которые в лучшем случае будут дублированием того, что уже построено в других городах. 
 
А реальным памятником нашему поколению, прежде всего его тщеславной и захолустной элиты, останутся бесконечные мемориальные доски с «академиками», «народными художниками», «героями социалистического труда», и пр., пр., пр. Такое вот «семантическое приобретение через семантизацию пространства Баку» .
 
Рахман Бадалов

Kultura.Az
 
Yuxarı