Эксклюзивное интервью Kultura.Az с джазовым пианистом, композитором и музыковедом Салманом Гамбаровым.
Э.М.: Салман-муаллим, Вы недавно вернулись из фестиваля в швейцарском городе Монтре. Расскажите, пожалуйста, как получили приглашение на этот фестиваль, и как состоялась ваша поездка.
С.Г.: То, что наша группа Bakustik Jazz участвовала на джаз-фестивале в Монтре, в первую очередь заслуга посла Азербайджана в Швейцарии Эльчина Амирбекова. Я горд тем, что знаком с таким интересным человеком. Поймите меня правильно, невозможно лоббировать джаз на таком представительном форуме, не любя эту музыку. Мы выслали ему записи всех азербайджанских музыкантов и эта информация была предоставлена в первую очередь организаторам фестиваля. И они определили для нас тот формат, в котором мы будем участвовать. Это был Petit Palace, то есть маленький дворец, где нам пришлось выступить с группой Bakustik Jazz. И еще, конечно же, особая благодарность министру культуры и туризма Абульфазу Караеву, который командировал нас туда на три дня.
Э.М.: Расскажите немного об атмосфере этого фестиваля. Все-таки это одно из самых мощных мероприятий в джазовом мире. Расскажите, какие группы там участвовали, с кем из коллег Вы познакомились, и т. д. Словом, опишите атмосферу этого праздника джаза.
С.Г.: Фестиваль проходил две недели – с 4-го по 21-е июля. Чтобы было ясно, фестиваль в Монтре - мечта каждого джазового музыканта. Мне кажется, это приблизительно на уровне того, как кинематографисту важно участие на Каннском, Берлинском, или на Венецианском фестивалях. Потому, что если есть три наиболее известных джазовых фестивалей, то все сойдутся во мнении, что Монтре - это number one. Самый престижный и представительный джаз-фестиваль. В этом году он был несколько расширен. Здесь звучал не только джаз, но и рок, хип-хоп, брейк-данс. Джазовой музыке был отдан Miles Davis Hall, а в зале Стравинского звучала музыка несколько другого направления.
Для этого городка, который один человек умудрился назвать городом, где всего три домика, очень важно, что в год один раз большой Jazz приходит туда и все работает на джаз. Везде, не только в больших супермаркетах, но и в бутиках, рядом с дорогими часами ты видишь джазовую символику. Они горды и благодарны джаз-фестивалю, так как это в том числе и шанс заработать. Это то время, когда туда съезжаются туристы со всей Европы, все любители джаза, любители погулять до утра. Там гуляли до 5 утра, а затишье где-то с 6 до 9. За это время убирается мусор, пустые бутылки, и все вновь открывается с 9-ти. Вот такая была жизнь на две недели в Монтре.
Из известных музыкантов, здесь выступали конечно же Чик Кореа, Гарри Бертон, Бред Мелдау, так же гитарист Пэт Метени, Нора Джонс. Очень много известных имен, но они все были сосредоточены по разным дням. К сожалению, мы были там с 16-го по 19-е, и упустили очень многое.
Э.М.: Вы повезли туда как бы не «чисто» музыку, а специальный проект, скажем синтез искусств. Это проект, лавирующий на грани различных искусств, построенный на их синтезе, и который ранее был демонстрирован в Баку. Это немой фильм 30-х годов «Лятиф» и Ваша музыка, написанная специально для этой картины, была встречена нашей публикой с большим интересом. Как же восприняла этот проект международная публика, и какова была реакция музыкантов, Ваших коллег?
С.Г.: Одним из проектов, которые я повез туда, был фильм «Лятиф». Потому, что я постарался выступить там как бы в трех ипостасях: немой фильм «Лятиф» плюс импровизация – я на пиано, Фахраддин Дадашев на кяманче и Натиг Ширинов на ударных. Ко второму проекту я привлек исполнителя на уде и таре Мирджавада Джафарова. С ним мы исполнили несколько композиций. Я этим не ограничился, и еще сыграл “every green” - джазовую классику. Это было традиционное трио – я на пиано, на ударных Вагиф Алиев и на контрабасе Руслан Гусейнов. В конце мы сыграли пару очень известных европейскому слушателю композиций. Потому, что он будет слушать этно-джаз из любопытства, может послушать как экзотику. Но они не в состоянии полностью воспринять эту музыку, как воспримит ее азербайджанский слушатель, со всеми ее тонкостями, которые так важны для меня. Им, например не дано знать, например как я гармонизовал Баяты–Шираз. Я люблю играть и джазовую классику. Потому, что мне кажется, я не повторяюсь.
Помню, когда я был в Америке, мы играли в джаз-клубе в Чикаго с местными музыкантами, к сожалению, недолго – я должен был уехать. В спешке попрощался с коллегами, и мы не успели пообщаться. И уже после приезда в Баку, мне позвонила профессор Севера–Западного Университета Чикаго, которая нас приглашала туда. Она говорила, что музыканты, с которыми мы играли американскую джазовую классику, интересуются моими контактами и хотят пообщаться. Для меня это важно, потому, что мы часто говорим, что «нельзя ехать в Тулу со своим самоваром», часто говорим, о том, что этно-джаз это наш конек и нечего больше лезть в другую музыку, что это единственная музыка, где мы можем о себе заявить. Я спорить с этими людьми не буду. Я всего лишь рассказал о своем примере, когда мне интересно играть и в том, и в другом формате.
Недавно мы были также и в Польше, я там показал проект «Лятиф» и этно-джаз, но на другой площадке мы просто вышли и поиграли известные джазовые темы. И если бы наши журналисты интересовались не только тем, допустим за какую сумму приехал Татлысес на обрезание, то они бы знали, как все это воспринимает публика.
Кстати очень жаль, что не присутствовала наша пресса и телевидение в Монтре. Я знаю, что господин посол делал все, чтобы они были. Он готов был обеспечить всем необходимым только для того, чтобы они приехали. Почему все это осталось без внимания, для меня загадка.
Э.М.: Вы сейчас затронули важный аспект. Могу с уверенностью отметить как человек, наблюдающий за культурными процессами нашей страны. В последние годы, в нашей стране культура приобрела весьма своеобразный, некий «туземный» аспект. Этот «туземный» вектор преобладает, доминирует и он уже совершившееся явление.
К сожалению, все это присутствует и в джазовой музыке. Например, есть такой профанистический термин – джаз-мугам, который в свое время был придуман одним очень талантливым музыковедом, и который сейчас сожалеет об этом. Не считаете ли Вы, что вместо стремления наших музыкантов, особенно молодых к мировым стандартам, есть простая спекуляция на этом туземном факторе? То есть таким образом в музыке, творчестве, этот цивилизационный вектор отсутствует, разве нет? Что Вы думаете об этом?
С.Г.: Вы затронули очень болезненную тему. Болезненную для музыкантов, для людей, которые на самом деле очень серьезно относятся к современной музыке, к современной джазовой музыке, да и к классике, в общем-то. Мне все время приходиться говорить своим студентам, что композитор не может учиться, например, только на произведениях Узеира Гаджибекова. Так же джазовый музыкант не может учиться только на композициях Вагифа Мустафазаде. Он был великолепно образованным музыкантом, и очень любил творчество Билл Эванса и других мастеров, изучал их, что отчетливо слышно, по его игре. Ну у кого можно было учиться гармонии, искусству импровизации, драматургии импровизации, различным стилям, как ни у американцев? Мы ведь любим Вагифа Мустафазаде, часто говорим о нем, но почему-то не слушаем его настоящую джазовую музыку. Мы воспринимаем его через пьесу “Düşüncə”, которая звучит в каждой «донерной» и которая к джазу абсолютно не имеет никакого отношения. И тот диск, который был выпущен фондом Вагифа Мустафазаде, где были такие композиции, вроде “Düşüncə”, также к джазу не имеет отношение. И поэтому этот диск не покажешь и не подаришь настоящим знатокам, ценителям джаза, джазовым критикам. Потому, что они будут в недоумении, что это за джазовый музыкант, который не играет джазовую музыку. А если бы сделали правильную подборку его композиций, то, конечно же, это блестящий джазовый пианист и музыкант. Если мы говорим о Вагифе, пусть звучат его композиции «В ожидании Азизы», его настоящая джазовая музыка, а не суррогат, который просто приятен на слух и под это мы с удовольствием пьем чай с вареньем - это разные вещи.
Кстати хочу сказать, что в Монтре наша программа шла два часа без перерыва. Вы не поверите, там тоже были стулья, там тоже были люди, женщины, которые, наверное, любят поболтать с подругами и т.п., но ничего такого я там не увидел. Там была идеальная для музыканта тишина, и не пришлось даже сообщать о мобильных телефонах. Их никто не слышал и никто по телефону не говорил. Это большая культура, к которой мы все должны идти. Просто на этом поприще развилось очень много спекулянтов, мошенников, потому, что они ничего не знают и знать не хотят. Они получили не образование, а диплом. Они не знают полифонию, не знают гармонию, драматургию, стили, без которых не может быть джаза. Они знают, что надо выйти наперерез с полотенцем, потому, что видели по телевизору; они знают, что надо надеть на голову шапочку, потому, что так ты легко запомнишься. За инструментом ведут себя так, как ведут какие-то звезды. Вместо того чтобы изучать творческое наследие они изучают манеры их поведения за инструментом. Понимаете, они беру все то, что сверху; они берут пену. Я многим это говорю, кто-то прислушивается, кто-то, может быть, и нет. Но, в общем-то, когда на джаз-фестивале ты выступаешь со своей программой, это одно. Ты к ней можешь готовиться целый год, просто вызубрить ее и выйти сыграть. А ведь еще есть jam session, когда ты выходишь с разными музыкантами. Так просто посмотрите антологию, или энциклопедию наших джем-сейшнов, и вам станет ясно, кто выходит играть, что играет, с кем играет и играет ли вообще. Потому, что джазовый музыкант, который не понимает другого джазового музыканта, то он не джазовый музыкант. Он полноценный в том случае, когда ему неважно кто на сцене, лишь бы он умел играть. И тогда рождается потрясающая композиция. Возникают очень интересные моменты, когда ты бросаешь клич и ведешь музыкантов за собой. Потом ты отдаешь инициативу другому, и ты должен суметь подчиниться воле другого, суметь им подыграть, суметь им помочь проявить себя. Это и есть джем. Джем - это не когда ты выходишь на сцену и вдруг ненастроенным голосом кричишь что-то про «Sarı gəlin». Это называется так: я ничего не умею, но очень хочу присутствовать на сцене, и когда много народу сидит в зале, я обязательно должен отметиться. Здесь это все локально, пройдет, забудется. Но эти дела в Европе не пройдут, просто не получится.
У.М.: У Вас был проект, который можно назвать и видео-арт, и видео-инсталляция, но там присутствует кино, то есть фильм «Лятиф». Были ли аналогичные проекты на этом фестивале?
С.Г.: На этом фестивале не было, но я знаю, что это очень модно в Европе. Есть специальные композиторы, которые пишут музыку только для немых фильмов. Живой оркестр с дирижером играет во время сеанса, билеты стоят очень дорого. Маркус Штокхаузен, сын Карлхайнца Штокхаузена, трубач, великолепный современный джазовый импровизатор сделал импровизацию на старый фильм «Жанна Д`Арк». Я знаю, что он исполнял ее на Сараевском фестивале в 90-х годах.
Безусловно, я не первый, но на фестивале в Монтре такого проекта не было. Это очень серьезная вещь и мы подходим, может к самой серьезной точке нашей беседы. Давайте оставим истерию вокруг джазовой музыки, оставим в стороне то, насколько исторический факт участие Салмана на джаз - фестивале в Монтре. Кстати, хотелось бы подчеркнуть, что я участвовал не внеконкурсной программе, как указано на одном из порталов, а в концертной программе, в программе workshop, то есть мастер класс. 17-го числа в этом зале давал workshop известнейший в мире джазовый гитарист Джон Скофилд, 18-го workshop был наш, азербайджанский. Это очень важный момент.
В рамках большого фестиваля с мировыми именами проходили концерты, и проходил, в том числе конкурс пианистов до тридцати лет. Я к этому конкурсу никакого отношения не имею; я не играл там, в перерывах, не играл во внеконкурсной программе. Видно кто-то что-то недопонял. И мы подходим к очень серьезной теме. И поэтому мне хочется коснуться очень серьезной проблематики. Участие на таком большом фестивале должно быть не разовым. На этом успокаиваться не следует, и насколько я знаю, настроение и Министерства Культуры и посольства Азербайджана в Швейцарии - они не собираются на этом останавливаться. Очень важно достучаться до импресарио. Вот к чему мы должны стремиться. Мы можем играть в трехтысячном зале, можем играть в трехсотом зале или же играть для пятидесяти человек, но если нет интереса у импресарио, то это все впустую.
Мне хочется от души поздравить моего молодого коллегу Шаина Новрасли с большим успехом в Монтре, и он кстати, тоже потом мне сказал, что на конкурсе не было никого из импресарио. Ну они же должны быть там, как же так? Конкурс в Монтре и никому не интересно кто из молодых талантов может участвовать в следующих программах джаз - фестиваля?
Я хочу сказать, что все это большая работа. Мы небольшая страна и нам надо постоянно заявлять о себе, о качественной музыке и не стараться просто обвести вокруг пальца европейского слушателя. Мы должны демонстрировать там качественную музыку. Если допустим, некий Ахмед играет потрясающую американскую джазовую музыку, мы не должны говорить, что он не достоин, представлять нас на джаз - фестивале. Или наставить на том, что надо показать что-то этническое. Слава богу, в моем случае этого не было - sağ əlim musiqiçilərin başına. Для меня идеальный вариант - выступление в разных плоскостях. Поверьте, до выступления я не знаю, в каком порядке буду выступать. Мне очень важно видеть, кто сидит в зале. Только после этого я определяю программу. Это получается только за полминуты до моего выступления. Я говорю это серьезно, и мои музыканты часто просто бывают от этого в панике.
У.М.: Это какая-то провокация?
С.Г.: Это не провокация. Это оттого, что я на самом деле не знаю, какая публика будет на моих концертах. Если я когда-нибудь буду работать с серьезным импресарио, тогда я буду знать какой у них круг и какая публика приходит на их концерты. Это очень важно. Именно тогда я буду знать, какую музыку играть.
У.М.: Возвращаясь к Вашим словам о полифонии, гармонии, грамотности… Достаточны ли сегодня условия для обучения профессиональной джазовой музыке?
С.Г.: Очень многое зависит от нас самих. Я не знаю, какие были условия у Вагифа Мустафазаде, у Рафика Бабаева. У меня были очень хорошие условия, были потрясающие педагоги, правда, не по джазу. Это абсолютно не мешало мне любить джаз и современную музыку. К сожалению, их нет сейчас в Азербайджане, или нет их на этой земле вообще. Я здесь назвал бы и своего покойного педагога по композиции Исмаила Гаджибекова, и Олега Ефимовича Фельзера, который скончался в Америке, и Сюзанну Федоровну Шейн, и Изабеллу Владимировну Абезгауз, и Бориса Николаевича Ермолаева. Это педагоги по анализу, по музыкальной литературе, по анализу формы, по полифонии. Не обязательно заниматься джазовой музыкой с первого класса. Ты должен пройти одно классическое образование, а потом поступать, скажем, в Беркли на джазовое отделение. Но только лишь после классического образования.
У.М.: Но это была имперская система образования.
С.Г.: Вполне может быть, и это, наверное, единственное положительное качество, которое осталось нам от той имперской части.
У.М.: Вы уверены, что оно осталось?
С.Г.: Вряд ли.
Э.М.: Я помню, что одно время Вы работали в Бакинской Музыкальной Академии.
С.Г.: Я и сейчас работаю.
Э.М.: Но кажется, одно время Вы ушли?
С.Г.: Пришлось мне как-то уйти на один год. Но я вернулся, потому, что понял, что я нужен той части студентов, которая хочет заниматься джазовой музыкой. Я почувствовал, что это желание искреннее. Материальная сторона здесь не та, которая заставит тебя преподавать. Поэтому единственное, что для меня очень важно - это желание самих студентов. Я очень люблю этих ребят, потому, что они искренние. Они уже понимают, что если ты любишь джазовую музыку, нельзя заниматься мошенничеством. Они сейчас изучают джазовую классику - Заур на саксофоне, Афган на фортепиано и Тима на трубе. Они поняли одну вещь – они азербайджанцы, и пока они живут здесь, пока дышат этим воздухом, едят этот хлеб, пьют эту воду, азербайджанство от них никуда не уйдет. Просто надо понять одно: не надо себя ограничивать, не надо хотеть выступить в роли какого-то экзотического фрукта. Фольклор он и в Африке фольклор. Нет страны, где фольклор был бы плохим. Ни в островах Фиджи, ни в Полинезии, ни в Японии. Потому, что в это тысячелетиями по каплям откладывалось самое лучшее и дошло до наших дней. Но ведь интересно, если из Сенегала приедет пианист и сыграет Стравинского. И когда ты услышишь, как он играет Стравинского, ты спросишь: «Слушай, а у вас есть такая потрясающая исполнительская школа?». И он ответит: «Да, нас этому учат. У нас в Дакаре знают Стравинского, играют Мусоргского, Чайковского». А представьте себе, если из Сенегала в Баку приедет группа национальных ударных инструментов. Разве мы в состоянии отличить профессионала от любителя? Мы не знаем эту музыку, для нас это экзотика. Мы из любопытства послушаем и похлопаем, но никогда не будем знать, насколько это было профессионально. Мне кажется, что мы должны делать упор все-таки на мировую культуру. А наше национальное обязательно где-то себя покажет. Хотел бы, чтобы это показало себя в положительном качестве.
Э.М.: В последние годы, по крайней мере, в последние 5-6 лет в Баку медленно, но верно строится инфраструктура джазовой музыки. Ежегодно с 2002-го года, не важно плохо или хорошо, проводятся фестивали. 10 лет назад открылся первый джаз-клуб, потом лет через 7-8 открылся джазовый центр. Есть реальные предпосылки для развития. Как Вы считаете, состоится ли все это действительно и будет ли построена в нашем городе вся эта инфраструктура, которая даст надежду молодежи?
С.Г.: Безусловно, маховик заработал. Потому, что семь лет работы джаз-клуба «Караван» был чистым энтузиазмом. Там звучала очень хорошая музыка, но, к сожалению, они не имели финансовой возможности проводить фестивали и т.д. Но когда в 2002 году American Voices нас немного разбудили, и у нас у самих появилось желание проводить джаз - фестивали в Баку и, слава Богу, эта идея воплотилась в 2005 году, когда Раин Султанов взял на себя эту инициативу совместно с джаз-центром и при поддержке, конечно же, генерального директора Нуру Ахмедова. И здесь уже пошли какие-то финансовые влияния на джазовую музыку. В Баку стали приезжать звезды, и это стало большим стимулом для развития джаза. И то, что господин Президент принял Херби Хэнкока и Азизу Мустафазаде, вдвойне дает стимул для развития. Главное, надо правильно этим распорядиться. А распорядиться правильно, это когда ты уделяешь джазу внимание не раз в год, а ежедневно. Это джазовые будни, то есть это работа джаз-центра, выступление музыкантов, чтобы музыканты выступали бы там с качественной музыкой. То, что мы хотели уже есть, то есть не один джаз-клуб, есть еще сцена джаз-центра, есть международный джаз-фестиваль – то о чем десять лет назад мы даже не мечтали. Каких только сейчас нет возможностей. Условие одно – серьезно этим заниматься. Хватит заниматься популизмом, и хватит громких слов. Все это подходит, может быть под футбол, но к джазовой музыке это мало имеет отношение. Я против шумихи и за то, чтобы работать, играть и доставлять удовольствие своему слушателю; я за то, чтобы в джазовой музыке были люди искренне любящие это дело. Надо ответственно подходить к сцене, любить и уважать эту музыку. Я думаю, что если мы будем серьезно обращать внимание на джазовые будни, то и праздники у нас будут чаще.
Беседовали Эльмир Мирзоев и Ульви Мехти