На Госкиностудии «Азербайджанфильм» будут проводиться капитальные ремонтные работы
В настоящее время в связи с ремонтными работами с рядом компаний …
Нуреддину Бабаеву – 90 лет!.. Верится с трудом: в памяти моей он остался энергичным, активным, деятельным. Жизнелюбом. Оптимист в жизни, творчестве, педагогической деятельности, общениях. Молодой в своей зрелости. Отец замечательного семейства: мудрая жена Азертадж-ханым, три сына, которых они обожали!.. Первенца назвали придуманным ими именем Геруш, или Встреча: женитьба Нуреддина в двадцать лет совпала с началом войны, уходя на фронт, договорился с женой – если родится сын, назвать Герушем, чтобы сбылась мечта увидеться!..
Так и случилось. Второй и третий сыновья родились после войны, Шахин и Азер; первенец, слава Богу, жив, стал известным в Азербайджане художником, но был потрясён, узнав, что братья его, Шахин и Азер, умерли с разрывом в три месяца в свои 56 и 49 лет в 2002-м, но от обоих остались внуки, один из которых носит имя деда: тем самым его жизнь продолжается в младшем Нуреддине Бабаеве... - общение моё нынче с ними лишь заочное, через второго внука, носящего славное в Гяндже имя – Джавадхан.
В судьбе Нуреддина отразилась судьба большой страны – была война финская, куда добровольцем ушёл в свои 18 лет в 1939-м... Как-то случайно показал мне у себя дома книгу: «Бои в Финляндии», очень знакомую мне! Именно такую книгу, первую в своей жизни, я купил в отрочестве, в мои... 12 лет, такая вот странность: обложка, помню, с красной звездой понравилась на. Но в отличие от моей, книга Нуреддина была изрядно потрёпана, изучал, оказывается, её. Мне была забава, а ему – осмысление ада, в который попал.
Потом новая война, Отечественная: Львовский фронт, 58 армия, граница. Отступали до Кавказа. Юго-Западный фронт, 242-я горно-стрелковая дивизия. Освобождал Польшу, Венгрию, был всегда на передовой. В 1942-м получил медаль За отвагу. Первый прорыв на Кавказе. Далее станция Крымская. В 1943-м получил в боях за Сапун-гора орден Славы 3 степени.
Ускоренно проучился в школе связистов, радио и телефонная связь, и – снова на передовую. В Закарпатье оказались в трудной, почти безвыходной ситуации: разрыв связи. Одного послали, другого – не вернулись, погибли. Нуреддин вызвался пойти, убеждённый, что справится, хотя, как признался, уповал на чудо: восстановил связь, вернулся, всё ещё не веря, что жив остался, и тем спасся от неминуемой гибели – подмога подоспела – штаб во главе с генералом, который и представили Нуреддина на героя, но командующий фронтом переделал на орден Ленина, а на самом верху заменили на орден Отечественной войны I степени.
После капитуляции и формального завершения войны ему пришлось несколько месяцев воевать ещё на Пражском направлении... Должен был участвовать на Параде Победы – бросить к подножью Мавзолея знамя врага, но поездку его на какой-то стадии почему-то отменили. Но – никаких обид.
Далее - педтехникум в Гяндже (тогда – Кировабад, а ещё прежде – Елизаветполь, в честь жены царя Александра Первого; вернули городу древнее имя в канун распада СССР, когда самого Нуредлдина уже не было в живых: он умер в сентябре 1991-го года).
Пединститут в Баку. Кандидат наук, доктор, профессор Азербайджанского Государственного Университета, первый декан факультета журналистики...
Незабываемо было наше большое путешествие по Азербайджану, организованное им, чтобы я, московский житель, подышал воздухом родины... То был ноябрь 1963 года. До этого путешествия была моего поездка на Нефтяные камни, где жил несколько дней, откуда вернулся в Баку – прилетел на вертолёте, и на следующий день выехали втроём: нас с Нуреддином повёз на своей машине Камил, известный художник, кому некогда как типаж позировал для госзаказа Нуреддин – приклеил красавцу-гянджинцу, только что вернувшемуся с фронта, усы и бороду и получился другой красивый гянджинец, великий поэт-классик Низами, каким запечатлен на всех известных портретах.
Наш маршрут: Нефтчала, Астраханбазар, Масаллы, Ленкорань, Астара.
Горы Шубаны. Слышу новые для себя азербайджанские имена Тазахан, Умидвар, Чыраг. Сажевый завод. Тюленья скала. Нефтеперегонный завод на берегу, а в море, на расстоянии полукилометра – буровые скважины, друг от друга на расстоянии ста метров. Три тысячи буровых. Карадаг, цементный завод, поселок на берегу. В море – металлические основания, рабочие Карадага удят рыбу. Черные точечки на воде. Промышляют и птицы-кашкалдаги – ловят рыбу.
Сангачалы. Дуванный. Цистерны, товарняки, электровозы.
Аляты. Отары овец с Дагестанских гор. Меринос, - на зимовку спускаются в Мугань, Ширванские степи.
Все магазины по пути украшены портретами Сталина!..
Астраханбазар. Хлопковые поля солонеют, девиз лидера – кукуруза, ее поливают два раза, а хлопок надо поливать чаще и чем больше – тем лучше.
Масаллы. Село Пришиб. Живут раскольники с екатерининских времён. Баптисты. Село Калиновка. Полуостров Сара. Море – мелководье. Порт Ильича. Талышские горы, слышится речь талышская. Чайный завод. Лимонный совхоз.
Последний пункт – Астара. Осень не заглядывала сюда. Зелено кругом. Ленкорань. Железное дерево. Розовый совхоз. Дождь, слякоть. Погранпост. Белые пенные волны. Серое небо сливается с серым морем. Аллея. Земля прочерчена граблями. На мосту железные ворота. Арка серебристая. Видим герб Ирана, а там, с той стороны виден герб наш, то бишь СССР. Свет в Иран идёт из азербайджанского Мингечаура, а лампочки – американские, ртутные. Лишь на нашей стороне проволочные заграждения, граница великой державы, так сказать, на замке. Песок, гравий, асфальт. Солдат в каске. Река вливается в море, оно слева. Женщина полощет белье. И там, на той стороне – это тоже Астара, но иранская: разделённый город, разделённый народ.
И – в обратный путь: Кызылагачский заповедник, камыши; белые и серые аисты на холмах, не шелохнутся; зимуют тут; тяжело поднимаются, в напряжении соединив ноги за хвостом; ярко-белые поменьше серых, белая цапля, желтая; выходят ночью порыбачить.
По пути потрясены вестью: покушение на Кеннеди!.. Пока ехали – гибель, так и смешано азербайджанское со всем миром.
Общение, так сказать, с народом, штрихи-наблюдения: в каком-то селе два кладбища – первое для умерших естественной смертью, второе для тех, кто убит пулей или зарезан... Проходящие мимо первых плюют в их сторону, мол, трусы, а вторых почитают как «борцов за честь», «истинных мужчин».
Разговорчивая птичница жалуется: Велено - ячменем не кормить, овсом тоже, арестуют! Но как же бедной курице с комбикормом выполнить план – снести полмиллиона яиц? Неграмотные сажают деревья, а грамотные ломают их. Не от незнанья беда, а от знания. Не дай бог, чтоб я была грамотная. Неграмотная – потому и живу. А если б была грамотная, то при виде всего, что творится, я б умерла.
Нуреддин порой бывал ироничным, рассказывал, переиначивая, к примеру, частое лицемерное məmnuniyyətlə в meymuniyyətlə. А вот притча-анекдот про тогдашнее: «Выставишь палец большой – во! Два пальца потрешь – взятка; три – показать народу известную комбинацию из трёх пальцев; четыре – тюрьма, в которую может угодить каждый, ибо у всех рыльце в пушку, начни только копать, и непременно докопаешься до какой провинности, а то и преступления; пять пальцев – знаменитая скульптура Мухиной: протянутая рука рабочего и крестьянина, просят, де, подаяние; в Баку переиначили: выставил в приветствии руку легендарный комиссар Азизбеков, чей памятник установлен на площади перед вузом, чётко видна всю пятерня его пальцев – это сумма взятки для поступления в вуз… Надо ли, думаю, мысленно общаясь с Нуреддином, тащить всё это в текст? И слышу: - Но ведь было! - А, главное, отвечаю я ему, осталось, многократно, и чудовищно умножившись!..
Поездка по Азербайджану нас сблизила, часто впоследствии общались не только у них, когда я приезжал в Баку, но и у нас, когда он оказывался в Москву. Однажды весь вечер рассказывал о сыне Геруше, с кем ездил в Ленинград, чтобы быть рядом и вдохновлять: тот готовился к экзаменам, чтобы поступить в знаменитую художественно-промышленную "мухинку", сдавал их и поступил, с честью выдержав большой конкурс. И как бы он был рад, узнав, что Геруш прославится, став автором отлитой в бронзе пятиметровой скульптуры великого Низами, подаренной суверенным Азербайджаном Питеру: вот фото, облетевшее Россию и Азербайджан – у памятника стоят президенты Путин и Гейдар Алиев, а между ними стоит Геруш.
Возвращайся на родину, - говорил мне, - надо же когда-нибудь тебе приехать!..
Как-то были с ним в гостях у Мир-Джалала, провели у него весь вечер, Нуреддин остро реагировал – это был 1965 год, когда отмечалось 50-летие резни армян в Турции, звучали воинственные антитурецкие призывы, сопровождавшиеся, в том числе, и нападками на нас – притязаниями на Нагорный Карабах, дошло до бунта, и публику смог угомонить лишь каталикос. Нуреддин был искренен в своём возмущении, я записал тогда его слова в защиту Карабаха: "Qarabağ bizimdir! Üç oğlumu qurbam verərəm! Qan dizə qalxar!" ("Карабах наш! Трех моих сыновей принесу в жертву! Кровь поднимется до колен!").
... Здравствуй, 90-летний Нуреддин! Догоняю тебя, дорогой друг!
Чингиз Гусейнов
Kultura.Az
