post-title

Эксклюзивное интервью Kultura.Az с народным артистом СССР, ректором Бакинской Музыкальной Академии, профессором Фархадом Шамсиевичем БАДАЛБЕЙЛИ

Хотя я в общем отношусь к любым экспериментам очень спокойно. Я считаю, что консервировать все невозможно, и стиль, и композиторский язык должны эволюционировать. Необходимо искать новые методы, приемы, интонации, конечно же, иначе музыка застряла бы.


 

 

Э.М.: Фархад Шамсиевич, Вы с 1991-го года, то-есть 16 лет руководите одним из самых серьезных ВУЗов в области искусства, в нашей стране. Вы пришли в БМА во время распада грандиозной по замыслу Империи. С того момента прошло уже 16 лет. Каков был этот процесс? Можно ли подвести хоть какие-то итоги? Как Вы оцениваете эту деятельность?

Ф.Б.: Процесс действительно был связан с развалом, а развал Империи предопределял также развал финансовой системы. Все очень просто - это музыкальные инструменты, система стажировок, приглашение выдающихся музыкантов, и т.д., вся эта налаженная система была разрушена.

На протяжении этих 16-и лет мы жили в постоянном эксперименте, поэтому свою деятельность я не могу оценить – но она по определению не может быть отличной в таких условиях. Хорошо, нормально, более или менее хорошо, это еще как-то можно сказать. Главное то, что мы сохранили Узеирбековские традиции в мере своих сил, хотя и лишились названия Узеир Бека. Надеюсь, в этом году добьемся его возвращения, потому что это было в высшей степени несправедливо.

Главное то, что ребята, я имею ввиду студентов, смогли стать более самостоятельными, то есть адаптироваться к современному положению вещей, некоторые ребята - например, Мурад Адыгезалзаде, Мурад Гусейнов, Динара Алиева и другие, не имея государственной поддержки, за счет своего трудолюбия, таланта, смогли-таки состояться. Они все добивались творческих успехов на фестивалях, концертах, на симпозиумах. Музыковед Аида Гусейнова часто выступала в международных семинарах, в Америке и в других странах, представляя нас, кстати она блестяще владеет английским.

То есть талантливые люди в этих условиях смогли адаптироваться к совершенно новым, тяжелым, порой несправедливым рыночным отношениям. Это очень самый важный момент. Потом мы стали приобретать опыт в организации уже своих фестивалей и конкурсов. Вы сами участвовали в грандиозном фестивале Шостаковича. Он прошел на прекрасном уровне, играли замечательные музыканты, наши музыканты играли с ними. Потом Джаз фестиваль, который уже несколько лет проходит в Баку.

Я считаю, что это героизм - несмотря на огромное сопротивление сильно упавшего общественного вкуса - тянуть серьезную музыку, я имею ввиду тех молодых ребят, которые не поддаются течению, не становятся просто обывателями, или спекулянтами, а которые занимаются серьезной академической музыкой. Все это напоминает мне, конечно, сизифов труд, и я снимаю шляпу перед теми, кто занимается настоящим серьезным искусством, пытается, чтобы уровень нашей музыки не упал до уровня неких свадебных королей, или так называемого шоу-бизнеса. Потому, что это огромная масса выплескивается каждый день на страницах печати, радио, телевидения. Она становится огромным тормозом в росте молодых музыкантов.

Скажите, ну зачем музыканту учить строгие академические дисциплины - полифонию, гармонию, историю музыки, музыкальную литературу, когда можно на синтезаторе просто взять три аккорда и зарабатывать больше, чем тот же Фархад Бадалбейли за свой сольный концерт? Это реальность! И поэтому наша деятельность все больше становится маргинальной, вплоть до того, что однажды некто к нам подойдет и скажет: «Ребята, а зачем вы собственно этим занимаетесь, вы уже никому не нужны, можете уйти».

Конечно же, это черный юмор, и в любой шутке есть доля шутки, но мы просто обязаны это делать. Может пять, может десять, или двадцать человек должны взвалить на себя этот груз, заниматься этим. Наше старшее поколение, великие музыканты создали нам такой базис, который мы не имеем права растерять. Слава Богу, музыка наших композиторов и сейчас звучит на международных фестивалях, и мы общими усилиями попытаемся сохранить тот уровень, фундамент которого заложили Узеир бек, Кара Караев, Ниязи и другие.
 
Что касается оценки, хорошо, что еще все так. Может быть, кто-то другой на моем месте сделал бы лучше, я не знаю, вполне возможно. Я с детства привык к критике, критика должна быть. Только надо воздерживаться от оскорбительного, хамского тона. За эти 16 лет, я ни с одним педагогом не обращался грубо или невежливо, и вот этим я горжусь. Хотя я ведь начальник, и в Азербайджане начальники очень любят пинать своих подчиненных. Этого у нас не было никогда, и не может быть. Потому что воспитание мне этого никогда не позволит. Этим я горжусь, что у нас в Музыкальной Академии особая обстановка, и вот эта нравственная обстановка очень важна.

 

Э.М.: Вы ответили настолько объемно, что предвосхитили некоторые мои вопросы. Значит Вы согласны с мнением, что в Азербайджане есть глубокий кризис современного академического искусства?

Ф.Б.: Безусловно.

 

Э.М.: Да, понятно, что это уже произошло, и нет никакого особого смысла горевать по этому факту, и отрицать его также бессмысленно. Необходимо искать пути выхода. Я, думая об этом пришел к выводу, что один из самых мощных факторов разрушения академического искусства – развал инфраструктуры всего региона. Разрушение, которое сопровождалось войнами и смертями. И недавно был совершен, не побоюсь сказать, акт мужества с Вашей стороны и со стороны людей, которые совершили это мужество - это был шаг, если не к перемирию, то шаг к доброй воли. Как Вы, по прошествии пусть небольшого отрезка времени сами оцениваете данный визит, есть ли надежда на то, что когда-нибудь эти инфраструктуры мы восстановим?

Ф.Б.: Я совершенно согласен на счет инфраструктуры, потому что, у нас была, своя музыкальная жизнь на уровне всего региона, например, конкурс «Закавказская весна». Это был огромный обмен материалами и здоровая конкуренция – мы всегда хотели быть лучше, чем грузины и армяне, и естественно наоборот. К сожалению, все это перешло на язык войны, и это предопределяет только разрушение.

Конечно, это был трудный шаг для меня. Я говорил на пресс-конференции, но жалко, что меня не хотели слушать журналисты. Они были обуяны в жажде скандала и разоблачения в духе 37-го года. Но я пережил нравственный шок, когда увидел Шушу, дом дяди Бюльбюля, и когда я вошел туда, не сдержался. Это огромное потрясение, до сих пор я нахожусь под впечатлением увиденного, и чувствую внутреннюю опустошенность.

Основная цель поездки была показать, что азербайджанцы могут жить с армянами вместе, нормально. Мы должны вернуться в Шушу. Этот город является духовным центром музыкальной культуры Азербайджана. С одной стороны мне страшно больно, что Шуша разрушена. C другой стороны я понимаю, что если они ее даже не восстанавливают, то они в душе понимают, что это город азербайджанцев.

Есть такие города, которые особенные. Шуша всегда выделялась своей совершенно особой атмосферой, и в царское время, и в советское время - это был особый город. Наша поездка состоялась для того, чтобы показать, что несмотря на горе, несмотря на Ходжалы, на миллион беженцев, на униженную честь и гордыню, мы найдем в себе силы восстановить отношения и жить нормально. И уже перевести свою конкуренцию, соперничество в область искусства и спорта. Прекрасно, пусть всегда так и будет. Мы говорили с армянскими коллегами о том, что без возвращения наших земель, беженцев, разговор о мире – это только благие желания.

Мы сделали этот шаг, и теперь будем ждать Пражский процесс. Он предполагает первым пунктом возвращение семи районов, беженцев, налаживание экономических, культурных связей, и потом уже выяснять, всякие статусы. Но немного смешно, что они все время хотят быть очень уж независимыми. Ну нет совсем независимых стран в мире! Это так смешно, когда говорят «независимость». От кого независимость? Армяне сами не понимают, что в какой капкан они сами попали. Армению, как страну продали России и какие же вы будете независимые, когда всем в Армении будут заправлять российские олигархи? Какая независимость в Карабахе, в мальюсеньком регионе, откуда бегут люди? Мы ехали из Агдара, то есть из Мардакерта в Ханкянди, и за 2-3 часа ни одной машины не встретили. 
 
Мы сделали этот, очень трудный шаг. Кстати, мой коллега, ректор Ереванской консерватории, очень интеллигентный человек, настоящий профессионал, профессор Сергей Сараджян, его брат, прекрасный виолончелист Ваграм Сараджян (который живет в Хьюстоне, мы с ним вместе учились), они все понимают, они нормальные, интеллигентные люди, лишенные зорибалаяновского фашистского мировоззрения.

Хорошо, что в Армении есть такие люди, и с ними надо работать. Давайте вспомним Сталина. Мы его называли палачом, но что он говорил в разгар Великой Отечественной войны? Что мы не отождествляем немецкий народ с немецким фашизмом. И это было правильно, то есть надо заранее готовиться к тому, что когда-нибудь отношения восстановятся, но мы должны быть готовыми к этому. Я думаю, что надо себя психологически к этому готовить. Это очень трудно, но любая война всегда заканчивается миром, даже столетняя. И теперь англичане и французы, немцы и русские - все, которые жестоко воевали друг против друга, перебили миллионы - прекрасно живут в одном Европейском пространстве, пресекают границы и не вспоминают о независимости, или о независимости друг от друга. Они на самом деле независимы и свободны.

 

Э.М.: Хорошо, теперь немного о другом аспекте Вашей деятельности – как пианиста. Как известно, И. Стравинский говорил о рояле так: «этот монстр не разговаривает со мной».

 

Действительно, в ХХ веке роль и значение этого инструмента изменилось. Как пианист, Вы почувствовали на себе функциональную перегруженность и перезначение этого инструмента? Не стал ли рояль обыденным, или даже пошлым?

Ф.Б.: Я с Вами абсолютно согласен. Приведу пример, который рассказал мне замечательный дирижер и виолончелист Дмитрий Яблонский, который был в Баку. Он сказал: «Знаешь сколько играющих людей на фортепиано в Китае?». Я сразу понял, что если населения там полтора миллиарда, то значит, играет минимум миллион. В ответ он сказал, что учатся, играют, концертируют и пытаются играть 45 миллионов – это же почти целая Украина играющих на рояле!

Я совершенно согласен, что мировой рынок перенасыщен. Он перенасыщен китайскими, японскими, сингапурскими музыкантами. Азия так ворвалась в музыкальный рынок, что в любом оркестре дирижеры, певцы, скрипачи, но особенно пианисты (Б. Давидович мне жаловалась, что они сотнями рвутся в Джульярдскую школу, играют сверхбыстро, сверхточно, но безо всякой глубины, к которому привыкла русская школа) из этого континента.

Риск определенной перенасыщенности сейчас стал настолько реален, что даже такой потрясающий пианист, как Денис Мацуев тоже участвовал в популистском проекте – «Звезды в цирке» - играл на рояле в цирке, среди козленков и козочек. Это и видимо возмутило журнал «Огонек» и они опубликовали этот снимок, написав с пафосом: «С кем мы – мастера культуры?».

Хочу сказать, что шоу-бизнес ворвался даже в классическое, академическое искусство. Это отражается также в современных постановках опер. Я смотрел оперу «Отелло» в Кельне, на совершенно современном ладу. Вторую постановку видел уже на корабле, где Отелло капитан корабля, действие происходит в современном лайнере, то есть новое рвение такого развлекательно-зрелищного момента - оно проникает даже в академическую музыку.

Не считаться с этим невозможно, если даже Денис Мацуев - музыкант экстра класса, вынужден заниматься этим.

 

Э.М.: Тоже самое с Йо-Йо-Ма и другими…

Ф.Б.: Конечно, а разве на его концерте в Баку не было элемента шоу? Я просто мечтал услышать, как он играет сонату Брамса, или Шостаковича. Но все, что он демонстрировал здесь… все это конечно было мило, любопытно, но поверхностно.

Для меня, честно говоря, эти эксперименты связанные с национальной музыкой разных народов любопытны и очень интересны. Но мне хотелось, конечно же, чтобы академическое искусство оставалось в определенных рамках, в неком «первозданном» виде.

Хотя я в общем отношусь к любым экспериментам очень спокойно. Я считаю, что консервировать все невозможно, и стиль, и композиторский язык должны эволюционировать. Необходимо искать новые методы, приемы, интонации, конечно же, иначе музыка застряла бы. В свое время освистали Прокофьева, когда он играл свой первый концерт. А сейчас это стало классикой и я с удовольствием играю его концерты везде…

Возвращаясь к роялю должен сказать, что иногда человек устает. Лично я хотел бы на досуге послушать, например квартет, или виолончельную сонату. Идти же на сольный концерт пианиста, на сегодняшний день, это уже раритет - сейчас это должен быть или Рихтер, или Нейгауз, или Софроницкий – супер-музыканты, которые могут продемонстрировать сверхидеи. А слушать просто хорошего, среднего пианиста, прекрасно играющего целый вечер, или слушать, например, 4 сонаты Бетховена подряд, я уже не смогу.

 

Э.М: Действительно, сейчас не только музыка, вообще академическое искусство перерождается и это не зависит от кризиса в нашей стране. Это мировой процесс.

 

Но вернемся обратно к нам, в нашу страну. В одном из интервью Вы заявили, что после 60-летнего юбилея у Вас мечта поехать в Гянджу, в наш второй главный город, пожить там. Я тогда подумал, что если музыкант Вашего уровня появится в Гяндже , то это повлечет за собой других, может кто-то еще поедет. И может быть в будущем удаться там организовать симфонический оркестр и начать строить музыкальную жизнь во второй нашей столице. Я лично сам поехал бы туда и жил бы там с большим удовольствием от этой суэты…

 

Как Вы думаете - это вообще реально, возможно когда-то организовать в наших других городах тоже какую-то идентичную бакинской, музыкальную жизнь, коллективы в мере наших сил.

Ф.Б.: Я думаю, это возможно, потому что материальное благосостояние растет, а это, все же позволяет уделять большее внимание классической музыке. Мы два раза были в Гяндже, в первый раз с Р.Абдуллаевым, второй раз с Яблонскими, играл с Оксаной Яблонской – потрясающий пианисткой. Люди слушали и чувствовали высочайший профессионализм. Они видят эту глубину, вдохновение.

Тогда я вспомнил, что в свое время Ниязи организовывал симфонические концерты в Гяндже, они проходили под открытым небом, в парке. Просто мы утеряли эту традицию. Я считаю, что мы сами в этом виноваты, и себя тоже имею ввиду. Почему я только сейчас поехал, можно было года два или три назад туда поехать. Ну здесь еще один важный факт, что регионы начали возрождаться. Мер Гянджи Эльдар Азизов строит во всей Гяндже, очищает, ведь она была в запущенном виде. Сейчас уже Гянджа процветает. Там изумительный парк, даже в Баку такого нет, где можно погулять под тенью трехсотлетних деревьев, там великолепная обстановка.

Конечно, я очень хотел, чтобы во всех наших городах с большой историей - Гяндже, Шеки, Ленкорани, обязательно возрождалась местная интеллигенция. Ее оттуда буквально выжали, она переехала в Баку, у нее не было там условий и я их не осуждаю. Как из Баку в свое время уезжали в Турцию, в Европу и т.д. Но сейчас необходимо вновь создать эту обстановку, возродить культ книги, академического искусства, нормальной литературы - у нас литература превратилась в подхалимский жанр, который вообще не снился восточным поэтам ХIII –XV веков!

Мне очень хочется, чтобы тот же гянджинский мальчик знал Гарсиа Лорку, Аполлинера, прелюдии Караева, чтобы элементарные вещи преподавались в школе. Мы сейчас работаем над предметом в музыки в средней школе, конечно упущено очень много, огромный пласт ребят, которые росли под звуки жуткой музыки, несущийся с телевидения. Они не виноваты, они ничего другого не слышали. Здесь необходима огромная государственная программа.

Мы часто браним Советский Союз, но там были, какие-то очень важные постановления о музыкальной молодежи, им давали стипендии, им создавали условия, покупались их произведения, то есть была государственная поддержка серьезного искусства. Вот мне кажется, что наступил момент, когда уже в Азербайджане появились нормальные деньги, и дай Бог, у нас будут возможности заняться духовностью народа. Он был сильно исковеркан коммунистическо-большевистской агитацией, когда людей заставляли аплодировать маразматическому генеральному секретарю и это было омерзительно, это оставалось шрамом в душе, как неискренность, как лицемерие. От всего этого надо избавляться. Люди должны быть экономически и духовно свободны, вот тогда, может быть и в регионах произойдет возрождение.

 

Э.М.: Да, после развала тоже было потрясающее падение…

Ф.Б.: Безусловно, появились лжегерои, новые Кероглы и Гатыр Мамеды. Они почему-то считали, что являются духовными лидерами нации. На самом деле оказалось, что они просто очень низкого уровня люди. Из-за всего этого, даже опошлилось само понятие национальной идеи. Сейчас, когда говорят о национальной идее, реакция бывает - «ой, не надо, это мы уже прошли». Вот что самое плохое, что дискредитированы идеи, а эти идеи должны быть, обязательно должны быть. Только национальная идея должна быть связана с такими категориями, как Мирза Фатали Ахундов, Сабир, Кара Караев, вот тогда мы сможем и регионы возродить, да и Баку тоже, который тоже нуждается в духовном возрождении.

 

Э.М.: Спасибо за беседу. 

Беседовал Эльмир Мирзоев

Yuxarı