Писатель и публицист Сеймур Байджан родился в Физули, который в результате карабахской войны превратился в «пояс безопасности» и «оккупированные районы». Живет Сеймур в Баку.

Я с ним познакомился лет 10 назад в Армении, которую он посещал не раз и объездил в составе организованных не по указке сверху миротворческих миссий. Участники последних подвергаются нескончаемой травле со стороны власти и тех, кто ее обслуживает.

Несмотря на трудности, Сеймур сегодня один из самых узнаваемых пишущих людей в Азербайджане. Его окружение принадлежат к наиболее передовой части своего общества. К сожалению, их имена можно часто встретить в очередных списках узников совести и задержанных после различных акций протеста.

Сеймур пишет на азербайджанском. Беседу, которую я представляю вашему вниманию, мы вели на неродном для писателя русском языке. Байджан называет себя писателем страны третьего мира. Он рассказал о том, что свободному человеку в Азербайджане придется слышать о себе «гей, армянин и масон». Литератор упомянул старика Анара, которого знают и в Армении, о том, какие двери открыл перед ним Фейсбук и какую надежду вселяет Грузия, рассказал об армянах-мусульманах и азербайджанцах-христианах, о слабом романе «Каменные сны» и «Гугарке» – лучшем произведении о карабахской войне. Его спрашивали, как он может говорить о мире с теми, кто разрушил его дом, а сам он задавался вопросом: «Если вдруг начнется война, смогу ли я их убить?».

- Ты неоднократно бывал в постсоветской Армении. Что тебя больше всего раздражает здесь?

- Да, в определенный период я часто посещал Армению, встречался с разными людьми из разных сфер. И мне было очень плохо, когда я возвращался назад. Меня ругали, давили, писали, кричали… Знаешь, есть люди, которые хотят быть в теме, не имея гражданской позиции. Есть легкий способ оставаться актуальным и параллельно пользоваться симпатиями в народе: ругать армян и называть предателями народа тех, кто хотят мира. Именно такие стали хором ругать меня. Однажды, когда я вернулся из Армении, в Баку в один день организовали сразу две пресс-конференции против меня, на одной из которых призывали выгнать Сеймура из страны – «пусть едет, куда хочет». Но когда Карабах посетили наши ректоры, посол и другие придворные интеллектуалы, эти люди молчали, так как знали, что эти визиты сделаны с разрешения властей. А я в очередной раз убедился в их лицемерии.

Сложно, когда живешь с самыми мелкими бытовыми проблемами, и тебя к тому же называют предателем народа. С другой стороны, их можно понять: они все делают по заказу, и им трудно поверить, что кто-то в самом деле хочет мира.

А вообще-то я устал от всех этих разговоров, стал редко участвовать в миротворческих проектах. Хотя, благодаря им, я своими глазами увидел то, что мне было необходимо. В моем творчестве начался другой период. Я написал много о войне и мире, написал романы «18,6 см» и «Гугарк». Я познакомился и общался с разными людьми, которых до сих пор вспоминаю. Еще тогда передо мной встал вопрос, если вдруг начнется война, смогу ли я их убить.

Я понял, что одна из главных проблем армянского народа это армянская диаспора. И хотя азербайджанцы рассказывают сказки о ней, армянский народ оказался в плену диаспоры. Они приезжают в Армению раз в год, отдыхают, фотографируются, плачут, улыбаются, потом уезжают. А простой народ продолжает жить с настоящими проблемами, чуждыми диаспоре. Они живут в нормальных, цивилизованных государствах, где у них есть права. Это как когда мы едем на пару дней в деревню: питаемся, фотографируемся и возвращаемся. И нам неведомо, какие там трудности, с чем ежедневно живут местные.

А в Армении меня раздражало то же, что в Азербайджане: дома торжеств, большие роскошные авто, грустные лица, безвкусная одежда и неумение пользоваться косметикой у девушек. Дидро, кажется, сказал, у рабства есть грань, после которой рабы начинают любить свои оковы. Я увидел, что, как и в Азербайджане, так и в Армении люди полюбили свои кандалы. Многие из них впервые увидели живого азербайджанца, и я видел, как пропаганда влияет на людей. Жалко было на них смотреть. Мы – гладиаторы – убиваем друг друга, а сидящие в ложах смотрят на нас и кайфуют.

Армяне-мусульмане и азербайджанцы-христиане

- В чем главное отличие обществ двух стран?

- Я люблю повторять, что армяне – это азербайджанцы-христиане, азербайджанцы – это армяне-мусульмане. Мы очень похожи друг на друга: кухня, музыка, ментальность. Может, поэтому мы с такой легкостью обвиняем друг друга в воровстве. Эта дурацкая полемика возникает постоянно – вы украли нашу мелодию, вы – наше блюдо. Недостатка людей, ведущих эти споры, нет ни там, ни здесь.

Мы очень похожи – поэтому, быть может, так враждебно настроены друг к другу. Вражда с себе подобными бывает крайне ожесточенной. Как-то я был в Ехегнадзоре на музыкальном фестивале. Народные исполнители выступали, играли, пели, танцевали. Армянским я не владею, но ведущего я понимал полностью, поскольку его манера, стиль, выражение лица были мне очень знакомы. Он читал стихи, а я рассказывал своему телохранителю, что стихи о родине, природе, не имеющей равных в целом мире. Пораженный телохранитель спрашивал, откуда я это узнал… Об этом я писал в романе «18,6 см». Я видел, что, как и в Азербайджане, так и в Армении, группа людей живут, как арабские шейхи, а другие едва находят пропитание.

Старика Анара знают и в Армении

- Должен ли писатель, художник иметь политическую позицию и высказывать ее?

- Конечно. Когда пылает пожар, поэт не должен читать стихи. Он обязан потушить пламя. У нас есть сотни поэтов и писателей, пишущих о любви, природе, истории, бабочках и цветах, говорящих о Кафке, Фолкнере, обсуждающих Тарковского. Они не замечают того, что происходит у них под носом – не хотят видеть. Они закрыли руками глаза, чтобы не видеть человека и не хотят слышать его крика. Мне вспоминаются «120 дней Содома» Пазолини, они говорят о творчестве, о высшей материи, артистично курят сигареты, но они не хотят знать о жизни народа.

Пишущие люди у нас делятся на три вида: первые – это официозные писатели. Они работают пресс-секретарями в различных министерствах, главными редакторами, заместителем премьер-министра. Последний, например, пользуясь служебным положением, своими бездарными пьесами захватил весь азербайджанский театр. Например, если какой-нибудь театр решил принять участие в фестивале, они обязаны играть там по пьесам вице-премьера. Они везде: в театрах, на телевидении, на любом юбилее. Они присвоили не только театры и ТВ, они захватили и учебники, не давая возможности, чтобы в них появилась другая литература.

Есть у нас один старик по имени Анар (его и в Армении знают). Он уже 24 года сидит в кресле главы Союза писателей Азербайджана. У него имеются свои журналы и газеты, финансирующиеся государством. Есть и офис в центре города. Старик этот публикует у себя, кого пожелает. Естественно, у него его свои требования: ты должен хвалить его, называть великим писателем, и не только его, но и его отца-поэта. Почему я так детально о нем говорю: потому что хочу сказать, что те, кто были в советское время, они есть и сейчас. Такие есть и в Армении. Они тогда говорили другое, сейчас – противоположное, были атеистами, стали религиозными.

Отец этого Анара был доносчиком и, помимо прочего, донес на очень любимого мною поэта. Его репрессировали, он в Сибири умер. Представь, отец Анара написал донос на него, а когда несколько лет назад сняли фильм об этом поэте, сценарий к нему написал этот старик Анар. Получается, что отец отправил в Сибирь, а сын написал сценарий.

Этого никому не объяснишь – народ их любит, оппозиционные лидеры тоже, говоря что, возможно, у них нет гражданской позиции, но они хороши как писатели. В народе думают, что все они были диссидентами, и никому невозможно объяснить, как эти диссиденты получали все возможные советские ордена, отдыхали в Ялте, Ессентуках, Кисловодске. Сыновья этих писателей работают в прокуратуре, полиции, таможне, посольстве.

Второй тип писателей – это те, кто хорошо играют роль творческого человека. Они типа как поэты… говорят о творческом процессе, о музе… А на самом деле – бизнесмены и мошенники. Например, один из них недавно отмечал в ресторане свой день рожденья, пригласил 250 человек. Там были монополисты, прокуроры, официальные лица. Сам поэт занят в бизнесе, продает стройматериалы и параллельно пишет о душе, говорит с богом, выделывает другие подобные трюки. Торжество по случаю дня рожденья началось с просмотра фильма о поэте: он одинок, говорит с деревом, разговаривает с рекой, сидит в пустыне и думает… А на день рожденья пригласил 250 человек. Народ и таких любит. Говорят, таким должен быть поэт.

Третий тип – это просто тамады, безграмотные и аграрные люди. Когда журналист задал одному из них вопрос, читал ли он роман «Сто лет одиночества», он ответил «не читал, но мне о нем говорили».

Есть и такие, как я. Наш круг. Но я уже говорил, что нас в народе воспринимают  как уличных некультурных ребят, которые пишут ругательства, желая привлечь этим внимание. Вот так. 

- Зачем нам мир (peace)?

- Ни одна книга, ни один фильм не может показать истинное лицо войны. Что вообще значит слово «война»! За ним кровь, слезы, разрушение домов, школ, детсадов, разрушение семьи, смерть, изнасилования и, конечно, потеря человеческого лица. До сих пор есть люди, рассказывающие о том, чем занимались на войне, как убивали и разрушали, и даже гордятся этим. Есть и такие, кто воевал, убивал, но когда все прошло, они стали мучиться и страдать, война к ним возвращалась. Я знал хорошего человека, но началась война, и он надел форму. Когда все закончилось, военные настроения сошли на нет, его стали мучить кошмары, образы с войны стали преследовать его – все это полностью расшатало его психику. Я и ты своими глазами видели, что такое война. У нас почти одинаковая судьба: что мы видели, как мы жили, как война разрушила нашу жизнь, другим объяснить очень трудно. Почти невозможно. И когда подростки, молодые с аппетитом говорят о войне, мне и смешно, и искренне жаль их.

Один из знакомых как-то сказал мне: «Они же разрушили твой дом. Как ты можешь говорить о мире». Потом прямо сказал, что я боюсь войны и поэтому превратился в пацифиста. Да, я – не герой. Для меня – быть трусом и желать мира приемлемее, чем быть героем и хотеть войны. Пусть даже другие называют меня трусом. Я принимаю это слово. Но у меня есть гражданская позиция, из-за которой мне не очень легко существовать в моей богатой стране, передо мной закрываются почти все двери…

Я заметил, что почти у всех пацифистов есть гражданская позиция, а иметь ее в наших странах нелегко. Пусть я буду трусом, но это не меняет ситуацию в наших странах и не влияет на действительность, которая банальна и проста. Все эти военные марши, все эти сказки о родине, стихи о ней – это декорации к нашим трагедиям. В нашей родине богатые кайфуют, а в окопах погибают исключительно дети из бедных семей. Почему ни разу не погиб сын высшего чиновника, министра какого-нибудь, сын олигарха, бизнесмена. Почему там должны умирать сыновья из бедных семей, с большим трудом вырастившие своего сына! Когда я читаю о том, что там, на линии фронта, убили солдата, я всегда знаю, что он был из бедной семьи вне зависимости от того армянин он или азербайджанец. Мне трудно об этом говорить. Я устал. Наши люди живут под пропагандой, боятся думать по-другому. Следует понять, что рано или поздно мы должны начать жить как нормальные люди. Мы – соседи. Не весь же народ переедет жить в другие места. Эти проблемы надо как-то решать. Но они не хотят об этом думать и откровенно говорят, что решение от нас не зависит – решать должны политики.

Наши люди смирились с судьбой настолько, что даже ругают тех, кто говорит о мире. Я, что мог, делал, писал статьи, давал интервью, публиковал репортажи, побывал несколько раз в Армении. Что мог еще сделать! За все это я заплатил немало. Скорее всего, и после данной беседы многие заведут старую пластинку.

Несмотря на все это, остановиться я не могу. Я продолжаю, это моя природа. Когда я приступил к роману «Гугарк», я начал вспоминать все, как это начиналось. Сперва – очень несерьезно, людям даже было интересно. Постепенно ситуация вышла из-под контроля. И вспоминая все, что я видел, я понял, что в действительности произошло многое. Сейчас мне очень хотелось бы, чтобы «Гугарк» издали в Армении, где есть множество людей, видевших то, что довелось пережить мне. Например, твой отец… Они поймут меня лучше, чем граждане других стран, чем другие. Если бы у меня был выбор издать «Гугарк» в Германии либо в Армении, я бы с удовольствием выбрал Армению.

«Каменные сны» – слабый роман

- Тебе понравились «Каменные сны»? Почему?

- «Каменные сны» я не читал. До него он издал очень слабый роман, настолько слабый, что я понял – уже все, писательскую жизнь свою он завершил, все растратил. Я не читал «Каменные сны», но защищал его, как мог. Не сам роман, но автора, потому что сегодня просто нельзя ругать писателя, оскорблять его за художественное произведение.

Не читая романа, я не могу о нем говорить, но мои друзья говорили, что роман слабоват. Это очень объективные люди с высоким литературным вкусом. Но Акрам сделал свое дело. Во-первых, в нашей стране давно так массово не говорили о литературе. Люди услышали слова «роман», «литература», «писатель» – это тоже немало. Во-вторых, Акрам отпасовал армянской интеллигенции в смысле «я сделал свое дело – теперь ваша очередь». С этой стороны ему можно сказать спасибо.

Благодаря Айлисли, мой роман – лучшее произведение о карабахской войне

- Если бы Акрам Айлисли посоветовался с тобой до публикации романа, что бы ты ему сказал?

- После «Каменных снов» люди стали говорить, что «Гугарк» по художественным качествам и с точки зрения объективности – самый хороший роман о карабахской войне. Они были вынуждены сказать это, так как Акрам своим романом их сильно наказал. Мне было приятно слышать это не потому, что они хвалили «Гугарк», но потому что Акрам их вынудил хвалить «Гугарк». Они выглядели очень жалко, и я в очередной раз стал свидетелем их лицемерия. При других обстоятельствах они ни за что не стали бы говорить и слова.

Акрам забыл одно правило нашего общества: жить хорошо и быть героем нельзя. Он был депутатом, получал ордена, сын работал на таможне. Но у нас мы должны нищенствовать пока мы свободные люди. Быть свободным и жить хорошо пока что невозможно. Акрам захотел стать героем, и ему объяснили, что это не так легко. В нашем обществе есть люди,  которые имели контакты с властью, получали деньги, кайфовали… Когда они хотят к тому же быть и героями, власть легко их казнит. Акрам тоже имел дело с властью, а когда он решил стать еще и героем, он увидел, насколько сложно быть свободным. Он увидел, с кем имел дело. Хорошо, что весь этот карнавал он видел своими глазами и, наверное, после всего этого он дошел до какой-то правды. Он опытный человек, много повидал – он должен был узнать все это.

Фейсбук дал нам шанс

- Кто твоя аудитория?

- Это в основном молодежь. Долгие годы нам не давали высказываться. Вузы для нас закрыты, телевидение и радио – тоже. Я и мои друзья печатались в газетах, но и с этим есть проблемы: маленькие гонорары, запретные темы. В одной газете я писал на определенные темы, в другой – на другие. Но мы могли хоть кому-то объяснить, чего хотим. А с увеличением пользователей Фейсбук мы впервые получили шанс общаться с людьми, и это пока дает результат. Молодежь стала читать книги, многие стали по-другому одеваться и мыслить.

Сейчас в Баку я стал часто видеть молодых читающих людей. Раньше это встречалось редко. То, например, что я писал 5-6 лет назад, стали читать только теперь. Видимо, некоторые вещи следует постоянно повторять, чтобы до людей дошло. Старое поколение устало, и работать, видимо, нужно с молодыми. Может, они что-то изменят. Поживем – увидим.

Знаешь, Юра, очень сложно говорить о необходимости просвещения, когда у какого-то певца или спортсмена есть все: машина, популярность, деньги… Родители думают, зачем нам книги, нужно петь, чтобы иметь дом, деньги и славу. Когда интеллектуалы живут плохо, а на ТВ постоянно демонстрируют роскошь, престиж книг тоже умирает. Сейчас до некоторых начинает доходить, что так не должно продолжаться. Нам удалось донести и объяснить проблемы, мешающие жить и развиваться. По-моему, в этом и заключается роль и миссия настоящего интеллектуала.

- Сеймур, почему ты не уезжаешь из Азербайджана?

- С 2003 года я начал понимать, что наша ментальность мешает нам жить. То, что люди называют менталитетом, – это полное мучение. Я стал об этом писать, и многие не поняли меня и до сих пор не понимают. Меня называют армянином, евреем, масоном, геем, шпионом. Как-то мой друг, композитор Эльмир Мирзоев заметил, что свободный человек в Азербайджане обречен на то, чтобы его называли армянином, масоном или геем.

Быть в политической оппозиции трудно, но еще сложнее быть в оппозиции культурной. Например, когда ты говоришь, что наша природа не самая красивая в мире, а музыка – тоже не из лучших, и с кухней та же история… Я пришел к тому, что национальность значения не имеет, мы – люди и должны жить, как люди. Это может звучать банально и пафосно, но это так. Мы ищем ответы в сложных книгах и кино, философских эссе, а в действительности ответы очень простые. Недавно одна девушка написала мне, что когда она поступила в магистратуру, семья отказалась дать ей две тысячи долларов на учебу, сказав, что не в состоянии достать такую сумму. Но, когда она вышла замуж, семья за неделю набрала десять тысяч на приданое.

У нас в транспорте взрослые требуют от молодых уступить место, даже если в автобусе есть свободные сиденья. Как-то моя тетя пришла домой в очень возбужденном состоянии и возмущалась, что «это конец света, конец света!». Оказалось, никто в автобусе не уступил ей места. Я сказал, что они правильно сделали и потом поинтересовался, настолько же яростно она требует соблюдения своих прав в госучреждениях, больницах, школе? Лучше бы требовала, чтобы автобусы были исправные, нормально работали, были чистые.

Знаю, что и в Армении тоже организуют ужасные свадьбы и похороны. В Азербайджане и Армении люди тратят бешеные деньги на эти церемонии, где они просто мучают друг друга. Может, есть незначительная разница, но ситуация, думаю, аналогичная. Я знал женщину, она жила в нищете, ее соседи кормили. Когда она умерла, из России приехал ее сын. Он кричал и плакал, потом накрыл роскошный стол: было все, в том числе самые экзотические фрукты. Но все мы знали, что при жизни матери он не отправил ей и сотни долларов. Эта женщина отродясь не ела того, что было на столе.

Почти каждый пятый азербайджанец имеет приобретенный в кредит дорогой телефон. Мы не живем для себя, но для соседей и родственников. Вся эта показуха разрушает жизнь людей. Об этом я пишу.

Они сами понимают, что нельзя так жить, поэтому они очень агрессивны. Возможно, то, что я говорю, кому-нибудь в верхах кажется полной чушью, но все это вместе – один большой адский менталитет. Разве не проблема, когда люди тратят бешеные деньги на похороны, но экономят на образовании своего ребенка! Если бы мы давали на образование хотя бы 10 процентов от этих средств, то ситуация могла быть намного лучше. Мы инвестируем не в будущее, а в прошлое.

Может, когда-то мы и были сильными и культурными, но кто мы сейчас. Счастье – это не вчера и не завтра, это – сегодня. Монголы тоже когда-то завоевали мир, но сегодня они не в состоянии снять фильм о Чингисхане, о котором снимают американцы и русские. Тогда зачем это прошлое! Ты не можешь снять один нормальный фильм о своем поэте, писателе и гордишься прошлым. Это не нормально – вот что я хочу объяснить людям вот уже почти 10 лет.

Конечно, мне трудно и материально, и морально. Мне говорят «пиши сказки и тогда мы оценим тебя, станем покупать твои книги». Своей публицистикой я им просто мешаю, чувствую себя чужим в Азербайджане, но, тем не менее, я не собираюсь уезжать. И не потому что я сильно люблю свою родину, но потому, что мне уже 37 лет. Я не женат. Нет у меня ничего, ни семьи, ни детей, ни квартиры. Я очень устал, просто устал.

Трудно, когда ты живешь квартирантом, и сотни людей называют тебя масоном, западным агентом, публицистом, пишущим за деньги и ругающим нашу ментальность. Конечно, они высоко ценят свой менталитет, думают, что в действительности западные фонды дают нам деньги, чтобы разрушить его. Смешно. И те, кто все делают за деньги, не понимают, как может кто-то писать без денег, верить в идею. Для рабов свободного человека не существует. Но иногда их гнев служит для меня вдохновением.

У меня нет сил, чтобы начать новую жизнь в Европе. У меня там есть друзья, и им тоже трудно. Кто-то из них привык, кому-то до сих пор сложно. Я не вижу в себе сил покинуть страну и начать новую жизнь.

Я писатель страны третьего мира

- Над чем ты работаешь сейчас?

- Сейчас я пишу рассказы, шесть уже готовы. Параллельно пишу статьи для газеты «Рейтинг» и сайта Kultura.az. Читаю книги, смотрю фильмы. Когда есть деньги, бываю в Тбилиси. Там я себя чувствую свободно и уютно. Тбилиси я очень люблю. Там у меня есть друзья – поэты, писатели. Мне очень приятно общаться с ними. Да, и цены там доступнее. Я могу сидеть в книжном клубе, отдыхать и читать. Баку – очень дорогой город. Там есть один book club, но как писатель я не могу туда ходить – слишком дорого для меня.

Общаюсь я в основном с молодежью. Из друзей моего возраста осталось очень мало: кто-то уехал, некоторые исчезли, кто-то устал, поменял сферу деятельности, стал зарабатывать деньги. В Азербайджане невозможно прожить на гонорары и продажу книг. Хорошо, что есть несколько человек, которые ценят меня и наш путь и помогают. Один из таких, давая мне деньги, говорит, что дает их не мне, а для будущего своего ребенка. Хорошо, что есть такие люди. Они не богатые, просто понимают: чтобы писать, нужна материальная поддержка.

Мы живем, как Робинзон Крузо – все должны делать сами: лечить себя, учить, писать книгу, потом найти деньги на ее публикацию, затем раздать их книжным магазинам. И еще сам должен создать своего читателя. Наши учебники по литературе почти советские – ничего не изменилось, и мы долго не знали о процессах в зарубежной литературе. По этой причине, когда люди знакомятся с новой литературой, они теряются и автоматически выдают «это – не литература». Когда наши критики начали писать о моем новом романе «Гугарк», я понял, что они ничего не знают о том, что вообще происходит в мировой литературе. В романе, конечно, есть ошибки, слабые места, но все, что они критиковали, были мои плюсы.

Общаться с нашими читателями тоже неуютно – одни нервы. Я уже запретил себе это. Они просто хотят убедить себя: да, я бизнесмен и не пишу, но если бы я начал писать, то делал бы это лучше тебя. Они говорят в таком духе и задают вопросы не ради ответа, но чтобы подтвердить себе свое убеждение. Другие стремятся рассказать мне о своей жизни, и предлагают написать об этом роман.

Знаю, что я писатель страны третьего мира, и постоянное напоминание об этом мне помогает не терять чувство реальности. Без  него человек, особенно творческий, становится смешным. Быть писателем страны третьего мира очень трудно, в особенности, когда хочешь писать немного по-другому.

Для того чтобы тебя узнали люди и приняли как писателя, до сих пор необходимо, чтобы это подтвердила власть. Ты должен кого-то устроить на работу, другому обеспечить теплое место в армии, у тебя должна быть дача, сын должен работать в посольстве или прокурором, или на таможне. У тебя должны иметься ордена, государственные премии. Я в народе просто уличный парень, который пишет ерунду, и этим хочет привлечь внимание. Такова их позиция.

Беседовал Юрий Манвелян

http://www.epress.am