Знакомство c леди
Конечно, это была радиоволна программы классической музыки. …
Несмотря ни на какие историко-политические коллизии, поляки все же очень близки к русским. В течении очень большого отрезка времени между поляками и русскими образовалась тесная литературная связь.
Говоря о взаимосвязи польской и русской прозы рубежа XIX и XX вв., то есть последних лет 200, можно смело утверждать, что польские и русские писатели стали друзьми по несчастью. Кстати, польская интеллигенция никогда не смотрела «с лож» на сложную политэкономическую ситуацию в России, так как в XIX веке поляки участвовали в освободительном движении, за что и попадали в ссылку на Кавказ или Сибирь на каторгу, а в XX в. советская власть загребла их по пути в лагеря.
Адам Мицкевич (он был не только талантливым поэтом, но и мыслителем – создателем оригинальной концепции истории и народа) познакомился с Пушкином в Москве, вызывая большое уважение у выдающегося русского поэта. Пушкин посвятил Мицкевичу стихи – «В прохладе сладостной фонтанов» (1828), «Он между нами жил» (1834), строки в стихотворениях «Сонет» (1830), и в «Путешествии Онегина» (1829-1830). Также польский поэт не забыл своих впечатлений от путешествий по России, написав стих «Петербург» и «Русским друзьям». Владимир Соловьёв с удовольствием читал поэзию Мицкевича на языке оригинала и считал, что польский поэт «всегда взирал на жизнь с высоты»1, но не свысока. Как же он мог смотреть «с лож» на русских интеллигентов, если сам побывал на ссылке в России и в Крыму за участие в национально-освободительном движении, а потом принуждённая эмиграция и тяжёлая материальная ситуация – шестеро детей, жена на содержании.
Поляки «сидели» на каторге в Сибири за преступления, но среди узников были также дворяне, наказанные за участие в национально-освободительном движении. Достоевский в «Записках из мёртвого дома» рассказывал о гордых поляках, которые смотрели на каторжников свысока. Достоевский относился к полякам отрицательно, но проза великого русского писателя пользуется по сей день большим успехом у польских читателей. Творчеством Достоевского особенно увлёклись режиссёр театра Кристьян Лупа и писатель Густав Герлинг-Грудзинский. В «Дневнике написанном ночью» Грудзинский часто рассуждал о Ставрогине, а его «Инной мир» является своего рода спором и эхом прочитанных первый раз в советском лагере «Записок из мёртвого дома».
Польский поэт Болеслав Лесьмян был знаком с Валерием Брюсовым, писал на русском стихи: для «Золотого руна», «Василису Премудрую», для «Весов» цикл «Лунное похмелье». Конечно же, художественный уровень его русских стихов не сравнимы с польскими. Лесьмян тоже смортел «с высоты» на окружающий мир - летал по земле как бабочка, иногда даже не замечал прохожих, часто совсем без денег, в нищите. По собственным творческим принципам не касался политики, хотя будучи студентом юрфака Киевского Университета, в 1905 г учувствовал в революционном движении.
Польский футурист Александер Ват втретился в Варшаве с Маяковским незадолго до самоубийства русского поэта. Маяковский произвёл большое впечатление на польского поэта, но не повлиял на его творчество, зато сыграл не малую роль в поэзии Анатоля Стерна и Брюно Ясенского. Ват отлично понимал, в чем состояла трагедия Маяковского, он был уверен, что не парижская любовница довела русского поэта до смерти, а внутренний разлом и разочарование в идеалах революции. По мнению польского футуриста, Маяковский неожиданно пришел к выводу, что путь партии к массам лежит вовсе не через «революцию в искусстве, а совсем, наоборот, через традиционное искусство»2. Но Ват даже и не мог предположить, что повторит судьбу Маяковского. Он тоже покончил с собой, но по другим причинам, хотя также из-за вины коммунистического режима. В свое время отсидел он в советских тюрьмах и КГБ не раз задавало ему пытки, сосредотачиваясь на чувствительной и деликатной голове. Возвратившись из Казахстана в Польшу поэт неожиданно заболел, чувствовал невыносимую боль, в конце концов, уже в эмиграции, не выдержал и решил уйти из жизни.
Иосиф Бродский стал другом Чеслава Милоша, и к польскому поэту, как к старшему коллеге, часто обращался за советом. Иx беседа была очень интересной: Бродский на русском, а Милош на польском, и прекрасно друг друга понимали. Возможно, Милош глядел на Бродского свысока - их отличала судьба. Бродский с детства негодовал, не получил солидного униврситетского образования, был самоучкой, но это не помешало ему это стать великим поэтом. Милош же из дворянской семьи, закончил юрфак в Вильнюсском Университете, еще перед второй мировой стал известным поэтом, автором «Трех зим» (1936). Два столь разных поэта все-таки находили общий язык.
Вот и Наталья Горбаневская отдала долг польской литературе, переводя «Иной мир» на русский (между прочим, по словам автора этой книги Густава Герлинга-Грудзинского - по энтузиазму и совершенно безвозмездно). Журнал «Культура», издаваемая Ежим Гедройцем в Париже «немало сделала для популяризации современной русской литературы за рубежом. К примеру, журнал первым опубликовал на Западе произведения А. Терца (А. Синявского), Н. Аржака (Ю. Даниэля), а в Библиотеке «Культуры» отдельными изданиями вышли в свет «Доктор Живаго» Б. Пастернака, трехтомный «Архипелаг ГУЛАГ» А. Солженицына и ряд книг других авторов, в ту пору гонимых у себя на родине»3.
Густав Герлинг-Грудзинский был по образованию филолог польского языка и литературы, но он стал как бы непрофессиональным русоведом. Часто думал он России, русских писателях да и простых людях, которых покинул в лагере в архангельской области. Особое внимание польского писателя привлекала судьба и творчество Варлама Шаламова. В диалогах с литературоведом В. Болецким сказал он, что «Шаламов – это святой»4. В польском переводе «Калымских рассказов» вместо послесловия можно прочитать рассказ «Отпечаток» Грудзинского о Варламе Шаламове.
Кто с кем дружит сейчас тяжело понять. Вообще сомневаюсь, возможны ли дружеские отношения между писателями и поэтами в настоящее время, хотя хочется верить, что существует где-то откровенность и доверие, я имею ввиду не только межнациональные связи. Создается впечатление, что писатели бояться искренности и друг другу не доверяют, каждое слово поэта на вес золото, он бесплатно слов не теряет и писем не пишет, так как адресату взбредет еще, чтобы продать «подлинник» «великого» писателя. Все реже старшие коллеги помагают молодым пробиться, так как Пшесмыцки Лесьмяну, а Милош Бродскому. Интересно почему? Неужели во всем виноват капитализм? А ведь в начале XX века в Польше также господствовал капитализм, и частные богатые лица помагали талантливым художникам, и зачастую неудачникам…
Изабелла Мигаль
докторант современного литературоведения
Ягеллонский Университет (Краков/Польша)
Kultura.Az
[1] В. Соловьёв, Литературная критика, Москва "Современник" 1990, комментарии Н.И. Цимбаева, с. 205
[2] А. Ват, Мой век. Воспоминания в диалогах. Разговор вел Ч. Милош (Mój wiek. Pamiętnik mówiony) Вагшава 1990, с. 91
[3] C. Ларин, Секрет «Культуры», «Новый мир» 1997 N 7
[4] Г. Герлинг-Грудзинский, В. Болецки, Диалоги в Драгонеи (Rozmowy w Dragonei), Warszawa 1997, s. 90-93