Отмечу, что слово "гениальный" употребил не потому, что обуреваем ура-патриотическими побуждениями, которые мне органически чужды. Вполне реально и трезво представляю себе истинный, а не дутый рейтинг моей родной литературы на майдане литературы мировой, никогда не уподоблюсь, в частности, земляку-писателю, который, встречаясь с французскими писателями, укорял их, что мы, де, не адекватно с точки зрения количества переводим друг друга, у нас на азербайджанском звучат Бальзак, Стендаль, Дюма, Гюго, а кого из наших вы знаете?.. Я понимаю, что сюжетов, к которым можно было бы с чистой совестью применить вышеозначенный эпитет "гениальный", у нас, к сожалению, очень и очень мало, как говорится, раз-два и обчёлся. Но тем более надо знать лучшее из лучшего!

Сюжет "Обманутых звёзд" и вправду редкостный и на все времена, и странно, что до сей поры никто, к примеру, из киношников или телевизионщиков не заинтересовался им, не вынес его на мировое обозрение! Не элементарное ли незнание тому виной? 
Мирза-Фатали Ахундов (1812—1878) случайно наткнулся в древней хронике "История украшателя мира Шах-Аббаса" на короткую фразу, и она так его потрясла, оказалась так созвучна его свободолюбивым демократическим убеждениям, — о, сколько несбыточных иллюзий рождают такие убеждения у людей, живущих под пятой тирании! — что он развернул фразу в рассказ; а я, сочиняя роман "Фатальный Фатали", был так потрясён произведением Мирзы-Фатали, оказавшимся созвучным и моей тоске, что создал по мотивам рассказа повесть, поместив её внутри романа. Но мог ли предположить я тогда, в 1983 году, что возможна пародия на демократию, которая выпала на нашу долю сегодня! 
А фраза в хронике — полубыль-полулегенда: тиран, возомнивший, что будет вечно править подданными, вдруг от звездочёта узнаёт, что дни его, венценосца, сочтены, расположение звёзд грозит ему гибелью, от их приговора не укрыться. 
Да, рок фатален, его не избежать, но рок и слеп, его можно обойти! 
             И главный звездочёт подсказывает шаху путь к спасению: он должен добровольно и чистосердечно отказаться от престола, удалиться от власти, став просто Аббасом, и уступить трон грешнику, чья жизнь ничего не стоит, а когда разрушительное действие звёзд разразится над головой лжешаха, снова взойти на престол. Но рок начеку: все, он сам тоже, должны считать грешника истинным шахом, иначе звёзды учуят обман, отыщут Шах-Аббаса, где бы он ни прятался, и погубят. 
             Грешника, а им оказывается "человек из народа", мечтающий о благоденствии людей и справедливом правлении, "нечестивец", клеймящий тиранию, — ну самый что ни на есть демократ! — возводят на престол. И он, став шахов, начинает издавать демократические законы, печётся о счастье народа, его просвещении, очищает власть от всякой нечисти, титулованных глупцов, бездельников и взяточников, казнокрадов, ратует за честный труд и т.д., и т.п. 
             — Сломать деспотическую власть! 
             — Возвысить простолюдина до правления государством! 
             — Вытеснить просвещением и наукой суеверия и фанатизм! 
             Но вот парадокс: чем больше он старается для народа, тем больше вызывает его раздражение, недоумение, ропот: что за шах у нас? кто нами правит? странно, но мы не видим изрубленных на части и висящих у городских ворот человеческих тел, — страшно, зато кровь не застаивается! Новый шах, должно быть, человек кроткий, слабый, ни воли, ни мощи, короче — мямля! И в день, предопределённый звёздами, народ взбунтовался против непонятного и непонятого им шаха и сверг его. 
             И тут, как из небытия, возник звездочёт: 
             — Какой сегодня день? — спросил он. И конюший ответил, что от праздника Навруз-байрам прошло ровно шестнадцать дней. Сердце звездочёта переполнилось радостью: гроза, которую предсказывали звёзды, разразилась над лжешахом, и опасность миновала. Торжественная процессия явилась к бывшему шаху и повела его во дворец, усадила на шахский престол. И Шах-Аббас снова правил страной как "истинный" государь и ещё не один десяток лет измывался над собственным народом — ведь известно: от страха рождается и верность, и любовь, и послушание, и даже обожание! 
Чем не гениальный сюжет-притча на все времена! 
             Судьба и творчество М.-Ф. Ахундова неведомым образом сопровождают меня почти всю мою жизнь. Я помню, как в Москве, в Концертном зале имени Чайковского отмечали в 1953 году 75-летие со дня смерти Ахундова. Это было время триумфального шествия нашей культуры по стране, и к ней было приковано внимание всех народов — от литовцев на западе до нивхов, живущих на Сахалине, от карелов на севере до туркмен из самой южной точки СССР — города Кушка. 
             С тех пор прошло свыше полувека и в этом, 2012 году мы отмечаем 200-летие со дня рождения Ахундова, а среди земляков, не к чести нашей, даже слышны нотки брюзжания: де, Ахундов конечно, классик, но ведь служил на Кавказе царской России, работая в Тифлисском наместничестве. Однако это ведь равносильно тому, чтобы сегодня поставить крест на всех, кто служил коммунистической идее, то есть и тех, кто сейчас возглавляет большинство новых суверенных республик! О глупость, которая сопровождает нас, доколе?! А один из наших господ-товарищей от чрезмерного мудрствования даже додумался обвинить Ахундова (спасибо, что озвучил эти, увы, распространённые  среди части земляков идеи) в «преступном пособничестве колонизаторам», «преступлениях против азербайджанского народа», что  якобы сегодня проявляется «в духовной и буквальной физической бездомности азербайджанцев».  

           Вот вкратце что сделано титаном азербайджанской культуры Ахундовым. 
Он первый драматург, сочинивший шесть пьес на превосходном и чистом народном языке, и с этой его драматургией связано рождение не только азербайджанского национального театра, но и языка, и тут его роль сравнима с Пушкиным. 
           Он первый осознал (это оправдалось во всём ХХ веке!), что путь азербайджанской культуры к мировой известности пролегает именно через Россию и русский язык; сегодня кое-кто в Азербайджане пытается это опровергнуть, и что в итоге? А в итоге, как говорится, — пшик! Да, нашу культуру начали узнавать, и то лишь выборочно, по принципу "крепких локтей", в Турции, но только и всего, к тому же представление это — чисто умозрительное. 
            Он — первый наш прозаик, автор подлинного литературного шедевра "Обманутые звёзды". 

            Что ниспровергал все религии? Умозрительно – да, а что до ислама, то он, прежде всего, ополчался – и был абсолютно прав – против царивших среди фанатичных верующих косности, невежества… Впрочем, читайте мой роман «Фатальный Фатали» – и не потому, что я его сочинил, а потому, что судьбу великого нашего земляка надо знать доподлинно, дабы не поддаваться на дешёвые уловки его ниспровергателей.

 … Подростком часто ходил в школу мимо памятника будущему моему герою Мирзе-Фатали, сидит в кресле, оглядывая прохожих, а ну, что вы из себя представляете, и мне, идущему вверх в гору, в спину: «Однажды займёшься моей жизнью, когда поймёшь, что твоя была уже прожита мной».

А в Тбилиси-Тифлисе мы в родном городе Азиза Шарифа, и он как гид ведёт меня, на старую Давидовскую улицу (гора Давида, Мтацминда, священная Гора Шейх-Санан) в дом Мамедкулизаде, где жил в отрочестве; парадная открывается так же, как и тогда: тянешь проволоку, ведущую на второй этаж, и открывается дверь. Есть вход и со двора, вошли, большая акация, листья еще не распустились, деревянные ступени. В доме нет мемориальной доски! Потом на могилу Мирзы-Фатали Ахундова. 

Поднялись на гору, здесь закладывается парк. Разбитые мраморные надгробья, разрушенные могилы. Ахундов смотрит на восток. Кура, продолжение скалы церковь, деревянные балконы над пропастью. Слева от крепостной стены глядит на город гигантская женская статуя, символ Тбилиси: в левой руке чаша, в правой – меч. Вокруг памятника и могилы Ахундова – могилы жены Тубу-ханым, 1894, возведена сыном Рашид-беком Ахундзаде; Бейим, дочь Мирзы-Фатали… 

Дом Ахундова на Вахтанга Горгасалы 17. Огромный двор, старик-азербайджанец, 65 лет живет в этом доме, помнит смерть Рашид-бека, сына Фатали, как хоронили; сына Рашид-бека – внука Ахундова, тоже помнит: в 1937-м арестовали (не очень осознавал русскоязычный инженер роль деда). На стене на трех языках: «В этом доме жил азербайджанский философ и писатель Мирза Фатали Ахундов». Шумный многонациональный двор. Девицы выглядывают из окон… - течение живой жизни. Шайтан-базар, серная баня, купался здесь Мирза-Фатали… И мы с Азиз Алиевичем тоже купались, и о тёрщике, которым славилась баня,   он был во все времена, и в те давние, и в наши, и лучше, ярче о нём, чем Пушкин, не скажешь, украшу великолепием слога текст: Гассан разложил меня на тёплом каменном полу; после чего начал он ломать мне члены, вытягивать суставы, бить меня сильно кулаком… После сего тёр он меня шерстяною рукавицей и, сильно оплескав тёплой водою, стал умывать намыленным полотняным пузырём. Ощущение неизъяснимое: горячее мыло обливает вас как воздух!.. После пузыря Гассан отпустил меня в ванну, тем и кончилась церемония.

… Прогуливались как-то в Москве с Юрием Трифоновыми, спросил у меня, что я написал после «Мамиша»?  

«Исторический, - говорю, - роман  "Фатальный Фатали"».

«И что с ним?» 

«Отклонила "Дружба народов" из-за остроты»: колониальная политика царизма на Кавказе (кровавое, по-Лермонтову, усмирение Кавказа) – тема запретная, тем более для национала. 

Трифонов узнав, о ком произведение,  тут же – к жене, которая работала в Политиздате в серии «Пламенные революционеры», мол, «Посмотри, есть ли Ахундов, знаковая фигура, в списке имён?..»

Оказалось – нет. Ну да, и быть не может, подумал: он демократ, не революционер, но рукопись ей понравилась, хотя заметила, что в таком виде для серии не подходят ни по листажу, ни по названию: «Что за Фатальный Фатали?!» Тотчас родилось – «Неизбежность»: де, в условиях деспотии, которая держится  на вере юнцов несмышлёных, не могут не появиться борцы-бунтари. 

«Вполне, – говорит, – может выйти, если существенно сократить, но всё это при условии включения имени в утверждённый ЦК список пламенных революционеров, попробуйте?» Иду в сектор печати ЦК. «Ахундов? – Ну да, у всех на слуху обойма имён, интернациональное сообщество «революционных демократов»: Ахундов, Шевченко, Налбандян, Илья Чавчавадзе, Абай, Иван Франко, собратья особо значимых Герцена, Чернышевского. - Забыли о нём!» И Ахундов вписывается в список!.. 

Нужна внутренняя рецензия, звоню почтенного возраста земляку-историку в Москве, лично не знакомы, только что выпустил брошюру об Ахундове, прошу написать рецензию и – с ходу натыкаюсь на отказ: 

«Повесть об Ахундове?! – улавливаю авторскую ревность к теме, ставшей его «собственностью», а тут кто-то ещё к ней примазывается. – В серии «Пламенные революционеры»?! – и неожиданно для меня: «А что на это скажет Гейдар Алиевич?» «При чём он тут?» «Как же без его согласия выпускать такую книгу?» «Думаю, ему даже будет приятно, – пытаюсь убедить, – что выходит книга об азербайджанском демократе, который сочинениями боролся…»: аргументация известная. Отказался, нашли другого, а по выходе книги извинялся: мол, «не так понял» его и зря не перезвонил. 

Замечание начальства: де, с симпатией о Шамиле. Тема продолжает оставаться запретной, и замглавред предлагает послать на дополнительную рецензию части, где рассказывается о Шамиле. Но тут я вмешиваюсь: «Как можно изымать часть из художественного целого?" И о симпатии, довод убийственный: Маркс и Ленин всегда говорили о Шамиле с восторгом! 

… Повесть «Неизбежность» (1981) вытащила, точно паровоз, роман «Фатальный Фатали», каким изначально родился, и он вышел в 1983-м в издательстве «Советский писатель».

… Из Баку – взволнованный звонок в Москву из издательства «Язычи» Аждара Ханбабаева: цензура не даёт разрешения на выпуск «Фатали Фатхи» (так называется на азербайджанском «Фатальный Фатали», это я придумал, чтобы сохранить в двух оригиналах эФэФ). Необходим Ваш приезд. 

Лечу в Баку и сразу – к главному цензору, в добрейших с ним отношениях, это Джахангир Ильдрым-заде, племянник Чингиза Ильдрыма, известного революционера, в оттепельные советские годы почитался, сегодня  «предатель», один из тех, из-за кого  Баку был захвачен 28 апреля 19820 года Красной Армией.

Джахангир: О, какой дорогой гость приехал! 

Остановил его: Лучше скажи, почему столько времени держишь у себя мой роман?!

Недоумение у него на лице: Как?! Роман ещё у нас?! Тотчас вызвал секретаршу: Как не стыдно? Почему роман не возвращён в издательство?.. Секретарша, не смея возразить, переминается с ноги на ногу, молча выслушивает упрёки шефа, а потом, когда я вышел, говорит мне: Клянусь, это он сам держит!.. Короче, цирк! 

Джахангир пригласил меня отобедать с ним, и вот тут я узнал подоплёку его тревоги: Вот ты говоришь: роман прежде вышел в Москве и никаких цензурных преград. Верю. Но там – столица, а у нас свои цензурные строгости. Ты пишешь: колонизация Кавказа… - Прерываю его: Нет у меня таких слов! А он: да, нет, но дух романа!.. 

Вскоре роман «Фатальный Фатали» вышел…

Чингиз Гусейнов

Kultura.Az