За день до начала показа фильмов шла подготовка к открытию фестиваля. Георгий Ванян публично представил меня организаторам, которые, оторвавшись от подготовительной суеты, приветствовали меня аплодисментами. 

Ответственным по технической части был человек по имени Валера. В отличие от всех окружающих, он периодически употреблял русскую речь, которая по мелодике и интонации казалась мне очень знакомой. Валера непринужденно и естественно, как будто и не было между нами груза ответственности чуть меньше чем в четверть века, подошел и спросил меня про советскую бакинскую школу № 23. Я улыбнулся, а он в продолжение беседы добавил: ты тогда господствовал под кольцом. Еще играешь в баскетбол? Кстати, какой у тебя рост? Я в ответ: два метра с обувью. Так он меня “обобщил” и образно принял в одноклассники при ереванской публике. 

За экспромтом устроенным ужином мы заговорили о событиях давно минувших дней под фоновый аккомпанемент какого-то бакинца, который напевал репертуар Рашида Бейбутова и собственный слезный шансон о Баку. Я уже давно не живу разговорами о бакинцах-одноклассниках, и его это удивило так же, как и мое отсутствие в общественной сети “Одноклассники.ру”. Тут подумалось: как же все бакинцы, независимо от национальной принадлежности и своего нынешнего географического местонахождения, похожи между собой тем, что так и не смогли выбраться из-под спуда периферийности совдепии. В большинстве своем они даже в рассеянии живут гоп-стоп-шансоном Боки (Борис Давидян), этно-фольклорной тойханой Зейнаб Ханларовой, народной артистки Азербайджанской и Армянской ССР, цитатами из фильмов по Рустаму Ибрагимбекову и бакинскими КВН-капустниками Гусмана и К°. 

Довелось пообщаться и с водителем-таксистом Артуром, который оказался футбольным болельщиком и дважды соседом (Баку - Ереван) легендарного футболиста бакинского “Нефтяника” (а впоследствии - ереванского “Арарата”), чемпиона СССР-73 Эдуарда Маркарова. Убедившись в моей футбольной эрудиции, Артур решил продемонстрировать располагающуюся на набережной реки Раздан историческую футбольную чашу, на которой в 70-х происходили жаркие баталии чемпионата СССР по футболу; здесь же “Араратом” была повержена сама мюнхенская “Бавария” Герда Мюллера и Франца Беккенбауэра. Здесь же проходили самые традиционно посещаемые матчи тех лет — игры с участием “Арарата” и “Нефтчи”. И имели место (в 70-80-х) сумасшедшие аншлаги на концертах азербайджано-армянской примадонны Зейнаб Ханларовой, народной артистки сразу обеих союзных республик. Стоит заметить, что аналогичной заслугой в те годы могла похвастать только София Ротару (Украина и Молдавия). Зейнаб Ханларова установила на этом стадионе абсолютный рекорд, собрав сто тысяч зрителей при официальной вместимости стадиона в восемьдесят тысяч. Да и сейчас она по-прежнему на слуху. Из промелькнувшего розового кабриолета с гламурной дамой за рулем доносился ее дивный голос. На армянском языке, в DJ ремиксе: “Нунэээээ, нунээээ..!”. Как ни старался Артур, интервью с Маркаровым не получилось по причине его нездоровья. Увы, сорвался мой дебют в качестве футбольного обозревателя. 

Зато таксист сохранил много воспоминаний о Баку, и они были достаточно зримы, вернее - слышимы. В салоне звучал бакинский шансон в исполнении Боки из фильма “Мерзавец” (“Тучи черные небо укутали! Черный ворон стоит у ворот!”), и, как оказалось, таксист был знаком с литературным творчеством Максуда и Рустама Ибрагимбековых. Книги этих авторов в его бакинский дом попали бесплатно - в обмен на результативный сбор макулатуры в годы студенчества. Очень сожалеет, что бакинскую квартиру не пощадили варвары-погромщики, которые сожгли книги, не пожалели не то что братьев Ибрагимбековых с их памятными автографами, но и всю мировую классику и научную литературу. Так описывали ситуацию его соседи-азербайджанцы, которые вовремя вывезли всю его семью. Дети Артура давно интегрировались в текущую жизнь Канады, а вот он решил вернуться назад и жить воспоминаниями, будучи “директором в собственной гостинице на колесах” - как “профессор в красной рубашке и с покрышками” Рубик Хачикян из уже упомянутого “Мимино” Георгия Данелии (помните: “В этой гостинице я директор!”?). Удивительно, но в его, Артура, памяти остались цитаты из фильма Расима Оджагова “Храм воздуха”, на котором он плакал, зато на фильме “Мерзавец” Вагифа Мустафаева — смеялся. Это были его последние месяцы в том, старом Баку. Шел смутный перестроечный 1989 год. 

Проезжаем мечеть с доносящимся с минарета азаном - призывом на вечерний намаз. Здесь в основном собираются граждане Ирана, Турции и арабских стран, а неподалеку - квартал с так называемой Кривой улицей, где некогда проживали азербайджанцы, которые к осени 1988 года в массовом порядке были депортированы в Баку. С грустью Артур констатирует: “Теперь вот мы здесь обитаем, а они там, в Баку, на родной Завокзальной...”.

На вторые сутки моего пребывания состоялось то событие, ради которого я, собственно, и оказался здесь — вне зоны действия соприкосновения огня и вне зоны действия всей мобильной сети Азербайджана (единственная телефонная связь между гражданами Азербайджана и Армении — это грузинский GSM-оператор в роуминге): это открытие фестиваля турецких короткометражных фильмов “23,5” в Ереване. Название фестиваля - “23,5” - содержит в себе определенную символику. Так называлась одна из статей главного редактора турецкой газеты “Агос” Гранта Динка, павшего от рук террориста в январе 2007 года в Стамбуле. Цитата из статьи Динка вынесена и в афишу фестиваля: “...Не знаю, кто может осмыслить следующее: будучи одновременно армянином и гражданином Турции, отпраздновать 23 апреля во всей его радости и пережить следующий день во всей его скорби вместе со всеми армянами мира. Сколько других людей сталкиваются с такой дилеммой? Этого никогда ни осмыслить, ни объяснить нам... 23 апреля для меня особенный день. В этот день я женился на любимой женщине. В ночь, соединившую 23 и 24 апреля, мы дали жизнь нашему первому ребенку. Было не двадцать третье, и не двадцать четвертое. Может быть, этот миг был 23,5 апреля”. 

На открытии был такой аншлаг, что двое припозднившихся депутатов парламента остались без сидячих мест. Организатор “Дней турецкого кино” - Кавказский центр миротворческих инициатив в тандеме Георгий Ванян и Луиза Погосян, по инициативе Британской гуманитарной дипмиссии. Собственно, турецкий кинофест - это один громкий протест самого Георгия Ваняна не то что правящему режиму Армении и диаспоре, а, бери выше, - Северному покровителю. Его выступление было неким перформансом с жонглированием футбольным мячом, как бы символизировавшим пресловутую “футбольную дипломатию” между Арменией и Турцией, которая временно попала в офсайд мирового закулисья. 

Далее выступил представитель страны, являющейся родоначальницей футбола и образцовой дипломатии, посол Великобритании в Армении Чарлз Лонсдейл. Он особо поблагодарил представителей Азербайджана и Турции, которые нашли возможность впервые за долгое время вступить в диалог культур в триумвирате Азербайджан-Армения-Турция.

Вслед за представителями Турции слово предоставили мне, и я воистину почувствовал, что слова могут строить хрупкий, иллюзорный, но все же мир, на который рассчитывают собравшиеся здесь, в зале. Перед белым полотном экрана все равны, и каждому дается право определить главную ценность и то, каким способом достигаются мир и взаимопонимание между людьми на экране, и решить, каков же он, человек, если он совершает прямо противоположные поступки, чтобы потом покаяться...

Неожиданно для меня конферанс-пара молодых людей выдала вокал, который подхватили и сидящие в зале: “Хэппи бездей ту ю!”. В качестве сюрприза то ли Луиза, то ли Георгий зарядили втайне от меня мой мобильный телефон армянской сим-картой, чтобы в нужный момент мощный звонок, извещающий о моем дне рождения, застал меня врасплох. По такому случаю посол Британии утвердил, а Георгий вручил мне некий диплом-сертификат киномиротворца. Я к своему дню рождения всегда относился скептически: как родился в одиночестве, так и справлял его тоже в одиночестве, пока кто-то не вспомнил о нем за меня и не устроил сие торжество.

Собственно короткометражные фильмы не оказались скучной формальностью, несмотря на полупрофессиональный уровень создателей. Напротив, зрители охотно их обсуждали и даже голосовали. Главным образом это были студенты разных ереванских вузов и старшеклассники ереванских школ. Одна старшеклассница поинтересовалась моими анатомическими особенностями, так как впервые в жизни видела живого азербайджанца. На ее вопрос, “все ли азербайджанцы такие высокие?” - я поведал о нарушении функции своего гипофиза, обусловленном некими историческими особенностями. Их открыл Тур Хейердал, норвежский ученый с мировым именем, который как-то в период наступления миллениума заявил, что жители Азербайджана являются прямыми потомками древних викингов-этрусков... “Так что, -продолжил я удивлять армянскую школьницу, - я - оставшийся в живых экспонат его теории. Хотя, - добавил я, - скорее всего эта теория была выдвинута, чтобы поддержать норвежскую нефтяную компанию “Статойл” в борьбе за тендер по одному из нефтяных месторождений на Каспии в акватории Азербайджана”. Уж не знаю, поверила ли бы старшеклассница в мои “Легенды и мифы древней Этрусии”, но все испортил гомерический хохот ее старшей сестры, студентки географического факультета ЕрГУ.

Георгий определил меня в эксперты-наблюдатели за процессом диалога. Кроме того, одновременно с турецкими кинематографистами я был экспертом по одной из самых динамично развивающихся кинематографий мира - а именно, турецкой. Предложил он мне также уже здесь и сейчас активизироваться как киномиротворцу, дабы в будущем подготовить аудиторию для аналогичной недели азербайджанского кино разных лет. Хотя минкульт Армении официально заявил протест на сей счет — именно из-за идеологических соображений. Так же, как и минкульт Азербайджана. Зато кинематографисты с обеих сторон в большинстве своем ЗА демонстрацию и общественный показ. Сказать, что публика готова к показу азербайджанского кино - это не сказать ничего. Пользуясь благами века Интернета, подавляющая часть поколения, которое переросло “поколение пепси”, давно уже подсела на блогосферу, где они находят контакт, минуя идеологическую завесу над полушариями, засоряющую сильвиевую борозду неокрепших умов. Между представителями блогосферы двух противоборствующих сторон все спокойно! Точнее, даже есть элемент кино-миротворчества. Виртуальный бартер происходит через обмен файлами с аудиовизуальными произведениями. Аудитория двадцатилетних знает Вагифа Мустафаева с его “Мерзавцем” (по версии Михаила Трофименкова, лучший фильм эпохи перестройки), и особенно по картине “Все к лучшему”. На мой вопрос об интересе моих соотечественников к армянскому кино юзер одного форума ответил кратко: “Было только раз, запрашивали фильмы с Фрунзиком Мкртчяном. Но в основе своей ваши мировоззрением больше тяготеют к нашим КВН и клипам с разнообразными шоу-программами”. Некая Заринэ из армянской блогосферы поведала мне, что “в Армении, как и в Азербайджане, сеть под жестким контролем спецслужб и никто из армянских блогеров не застрахован от участи ваших ребят (Эмина Милли и Аднана Хаджи-заде), полтора года томившихся в азербайджанских тюрьмах”. 

После просмотров спонтанно собиралась аудитория из узкого круга желающих подискутировать на тему турецкого кино. Кинематограф - седьмое искусство и десятая муза - вплетен в единую паутину, берущую начало от времен никельодеона . Спустя 115 лет он нашел продолжение в мировой сети Интернет, где не обошлось без эпохи постмодернизма кино XXI века (Тарантино-Родригес). Но все опять-таки зацикливались на Кустурице с его не чуждым жителям Южного Кавказа балканским хмельным запоем. 

Потом настало время мечте о трансформации единого и абсурдного Южного Кавказа. Были предложения о создании совместного киноальманаха. Мое чувство гордости смешалось со слезами гордости, которую испытывал персонаж Арчила Гомиашвили из фильма “Мимино”, когда он проезжал мимо памятника Багратиону в Москве (эпизод в суде). Да, и у меня на глазах стояли слезы, те самые слезы гордости, когда речь зашла о Вагифе Мустафаеве, которого цитировали собеседники со всех сторон. Их удивили не столько имена моих учителей-киноведов, сколько практическая сторона процесса моего становления — а именно то, что я был в подмастерьях у Вагифа Мустафаева на его постперестроечной картине “Вне”. Возгласы “Круто!” с поднятым вверх большим пальцем плавно переходили в овации. 

Победительницей фестиваля стала Дениз Джейхан — миниатюрная белесая женщина, прозванная Воробушком. Она успела поработать в режиссерской группе флагмана новой волны турецкого кино Семиха Каплан-оглу, получившего признание европейских зрителей.

Всякий кинематографист, хоть раз побывавший в Ереване, обязательно попадает в Музей Параджанова. Не стал исключением и ваш покорный слуга. Музеем оказался двухэтажный особняк, подаренный армянами дяде Серго при жизни, а точнее, за 3 месяца до его кончины. Не успел обжить, но завещал несколько предметов из бытовой утвари домика в Тбилисо перевезти в подаренный правительством Армянской ССР ереванский дом. В остальном интерьер сымпровизирован теми, кто почитал и почитает его кинополотна. С особым интересом я наблюдал, как посещают музей школьные экскурсии. Кстати, одного из встретившихся в музее старшеклассников я видел ранее, на открытии фестиваля и среди голосовавших. Музей одновременно со мной осматривали две группы, а, по словам экскурсовода Лауры, за день их приезжает гораздо больше, причем не только из Еревана. Они с почтительным восхищением знакомятся с одним из кинобрендов всех армян. На мой взгляд, он сопоставим с Амо Бек-Назаровым, режиссером, чьи мастерски созданные фильмы тоже входят в золотой фонд кинематографии Азербайджана, Армении и Грузии. И общий их корень - ассоциативные строки и мысли Саят-Нова. 

В музее витает дух параджановского киноэклектизма. Доминируют костюмы, созданные его руками как художника-постановщика, в сочетании с мебелью и утварью из детства, проведенного в Тбилисо. Особенно зримо это явлено в фотокадрах разных лет. Есть кадры с видами экстерьеров и интерьеров Шеки (Нуха) и Баку, где проходили съемки фильмов “Ашик Гариб” и “Легенда о Сурамской крепости”, портреты Серго всех возрастов и образов, созданные разными людьми - от мастеров кисти до любителей с улиц Еревана и Тбилиси. Меня представили киноведом из Баку и, воспользовавшись ситуацией, я указал на отсутствие в здешней фильмографии черно-белого фильма “Цветок на камне”, отснятого в Донбассе в начале 60-х, после чего экскурсовод и администрация доверили мне самостоятельно вести экскурс-монолог и ограничились ролью слушателей. Бросился в глаза реквизит с первого и последнего съемочных дней неосуществленного “бумажного фильма” “Я умер в детстве”. Женская туфля, в которой отстукивали диксилендовский вальс Дунаевского или Утесова. По замыслу Серго, туфля находится в птичьей клетке, и это только одна из 1001 нереализованных тайн, которые дядя Серго унес с собой в иное измерение. Туфля трехцветная - красно-бело-черная. И в такой же гамме представлены эскизы раскадровки к этому “бумажному кино”. 

Отдельное спасибо экскурсоводу по имени Лаура, которая настолько предана своему любимому делу, что, с моей точки зрения, заслуживает высокой награды от государства. 

Как ни старались официальные власти Армении свести на нет информацию о моем приезде в Ереван, местная пресса не обделила меня вниманием. Были предложения от двух телеканалов выступить в прямом эфире, но после совета с Георгием Ваняном мой выбор пал на радиостанцию Ардзаганк FМ, где я в прямом эфире выступил с Арменом Манукяном, ереванским Jazz-обозревателем, в программе “DJ Арто”. Беседа проходила в духе джем-сейшен, и отрадно, что почти вся программа была посвящена памяти выдающихся советских джазовых музыкантов Вагифа Мустафа-заде и Рафика Бабаева, в составах ансамблей которых играли барабанщики Петросов и Дадашьян. Как оказалось, Армен, представитель старшего советского поколения музыкантов и некогда бакинец, всех их знал лично, что и подтвердил фотодокументами. Также под наш диалог прозвучали произведения Салмана Гамбарова и Азиза Мустафа-заде. 

Не обошлось и без экскурса в далекие 30-40-е, во время которого мой “оппонент” Армен пытался с долей иронии, в духе “войн долмы”, представить первый советский джаз-оркестр, возникший в Ереване, как “первый армянский джаз”, а, дескать, “в Баку все было значительно позже”. Я незамедлительно напомнил ему, что ведущим солистом этого самого оркестра был Рафаэль Бейбутов, впоследствии ставший на сцене Рашидом, а на экране торговцем Аскером, тем самым “Аршином мал аланом”, а значит, роль азербайджанца в этом оркестре была более чем весомой. На том мы с Арменом и сошлись.

После прямого эфира меня ждал тихий jazz-cool вечер в самом главном jazz-клубе Еревана, расположенном в парке с водоемом, где на плоту выстроен стеклянный поплавок, внутри которого клуб, собственно, и обитает. Так он и называется - джаз-клуб “Поплавок”. Как ценитель джаза, я сразу пропитался атмосферой космополитизма, которая царит во всех подобных клубах мира, где культивируется такая музыка. А что? “Джаз без границ” - каково? Уверен, это название по содержанию немногим уступило бы аналогичному названию организации с медицинским уклоном (“Врачи без границ”), давно работающей в “горячих точках” мира.  

Продолжая ломать стереотипы, мой Внутренний Репортер непроизвольно привел меня во время вечерней прогулки в супермаркет. В бакинских СМИ периодически, как заезженная пластинка, появляется информация о том, что соседняя республика находится в продовольственной блокаде. В просторном супермаркете на одном из холодильных прилавков в глаза бросается знакомая продукция с пометкой “Сделано в Азербайджане”. Я интересуюсь, как же такой эксклюзивный деликатес производства “Азерфиш” попадает на армянские прилавки? В ответ мне рассказывают о поставках частных лиц и интересуются моим местом обитания. Представляюсь: я из Баку. 

Продавщица, к моему удивлению, немедленно переходит на армянский язык, сочтя меня соплеменником. Приходится ее, как мне показалось, огорчить, поведав, что я вовсе не беженец из Баку, а гражданин суверенного государства Азербайджан. Признаюсь, говорил я это с некоторым намеренным эпатажем в присутствии обширной гастрономической клиентуры, как бы желая испытать на себе толерантность армян, — не побьют ли? Ничуть не бывало! На лице этой, а равно и других продавщиц, а также на лицах окружающих покупателей не возникло и намека на агрессию. Напротив, появилось искреннее любопытство: зачем приехал, как там, в Азербайджане, что сколько стоит, у кого какие зарплаты?.. В меру своих возможностей удовлетворяю их любопытство, оговорившись, что я не представляю официоз и социальными вопросами не занимаюсь. Сошлись на том, что по средней себестоимости потребительской корзины ситуация в принципе идентична. Продавщица интересуется моим знанием азербайджанского, которого, как оказалось, хватает, чтобы помочь зачитать моему соплеменнику, жителю прикаспийского города Анзали Исламской Республики Иран, состав ингредиентов русской ветчины, произведенной в Армении. Далее у гражданина Ирана возникает вопрос, который уже может привести к конфликту, отнюдь не гастрономическому. На упаковке каспийской рыбы, произведенной в Азербайджане, слоган - “Дениз бизимдир” (море наше). Приходится из каких-то недр памяти извлечь крылатое путинское выражение, прозвучавшее на конференции по Каспию: “Море общее, дно делим...”. Иранский турист долго рассматривает продукт, потом, глядя на меня и продавца, все же решается продегустировать. 

По моим наблюдениям, если у Параджанова в фильме “Цвет граната” Армения - земля обетованная, то для граждан Ирана Армения - некий рай на земле, где в рационе доминирует винно-водочная продукция, которой в Иране свободно не купишь. Особый наплыв в ереванских супермаркетах наблюдается в дни этноновогоднего праздника Навруз. Помимо спиртных наслаждений фарсов привлекает и армянский “десерт” в лице жриц любви из определенных ночных заведений. После трех праздничных недель благодаря наплыву иранских туристов армянская экономика остается в основательном плюсе. В Баку всего этого добра (добавлю от себя: включая и граждан Ирана) тоже в избытке, но “соотношение цены и качества райским не назовешь даже при большой натяжке”, заметил к слову иранский турист - чревоугодник, любитель спиртного и сластолюбец.

Наутро мой исторический вояж к соседям завершался, и перед отъездом меня ждал экскурс в историю Армении эпохи античности с восхождением к храму Митры. Храмовый комплекс Гарни расположен в пригороде Еревана на высокогорье, и это единственный сохранившийся памятник, напоминающий о периоде царства Урарту. С портальной стороны расположены ступени, ведущие к античным колоннам. Между центральными колоннами - проход к алтарю, находящемуся внутри храма. В XVII веке в результате землетрясения храм подвергся сильному разрушению, которое продолжалось вплоть до второй половины XX века - местные жители на протяжении всего этого времени растаскивали камни для постройки жилья и прочих нужд. Археологи со всего Союза по крупицам восстанавливали храм из окружающей горной породы и из тех камней, что смогли опознать в ближайших селах. При близком рассмотрении колонн и потолка храма можно легко отличить современную тесаную кладку от кладки, сделанной по древней оригинальной технологии. Внутри храм больше напоминает жреческий алтарь огнепоклонников с росписями разных времен и эпох: древнеримская латынь, буквы, напоминающие армянский и греческий алфавиты раннехристианского периода, арабская вязь... 

Георгий Ванян, сфотографировав меня на память, замечает, глядя на одного из экскурсоводов: “Вот послушаешь, так все армяне уже с рождения историки, и мы постоянно говорим всем, кому не лень слушать, про свою древность, про свои памятники, про этническую неповторимость… Я в этом нахожу некий диагноз болезни самобытности, которая нас превращает в окаменевшие памятники... Ульви-джан, что нам делать? Мы давно уже окаменели, сами того не заметив. Нам нужна модернизация - для того, чтоб в ногу со временем наладить отношения со всеми соседями”. 

Я ему в ответ: “А вот мы, азербайджанцы, - младонация с реальной историей в каких-то 150 лет: от просвещения Хасана Зардаби и Мирза-Фатали Ахундова, мы только в начале своего исторического пути. И я опасаюсь, как бы мы не проспали свой восход Солнца так же, как наши горе-ученые историки, которые в поисках древних корней толкают нас в некую бездну настолько глубоко, что скоро совсем станем наиБревнейшими”.   

Ульви Мехти

Опубликовано в журнале «Дружба Народов» 2011, №3