... А вот другое дело, что одному жить вроде как скучно, компания нужна. Семья. Баба.

Баба обязательно голубчику нужна - как без бабы? По этому бабскому делу Бенедикт ходил ко вдове, к Марфушке: раз ли, два ли раза в неделю, но непременно к Марфушке завернёт. С лица она нельзя сказать, чтобы уж очень была хорошенькая. У ней, по правде сказать, весь мордоворот как бы на сторону  съехамши, будто ей кто оглоблей в лицо вдарил. И один глаз заплымши. Фигурка тоже не сказать, чтобы очень. На репу похожа. Но последствий нетути: где надо, всё у неё выпуклое, где не надо - впуклое. Да и не смотреть же на неё он ходил, а по бабскому делу. Кому смотреть охота - дак выйди на улицу и смотри, пока глаза не вывалятся. А тут другое. Это, как Фёдор Кузьмич, слава ему, сочинил:

Не потому, что не светло, а потому, что с ней не надо света. (И.Ф.Анненский - Т.Б.) 

Никакого света с ней не надо, а даже наоборот: Бенедикт как к ней придёт, сразу свечку задует и давай валяться, да крутиться, да кувыркаться, всяким манером любовничать. И вприсядку, и в раскорячку, и туды, и сюды, и по избе скакать - боже ты мой, чего иной раз вытворять в мысли-то вступит! Вот когда один сидишь, думу думаешь, ложкой во щах шевелишь - никогда по избе скакать не станешь, али на голову становиться. Как-то оно глупо. А когда к бабе придёшь - обязательно. Сразу портки долой, - шутки и смех. Природа у бабы, али сказать, тулово (туловище -Т.Б.) для шуток самое сподручное.

Вот, нашутимшись, умаешся. Опосля так жрать охота, будто три года не жрамши. Ну, давай, чего ты там наготовила? А она: ах, куды, Бенедикт, куды ты от меня стремисся? Желаю, мол, ещё фордыбачить. Неуёмная женщина. Огневая.

- Нет, баба, нафордыбачились, давай еду, вермишель давай, квашенного чего-нибудь, квасу, ржави, всё давай. Поем да и побегу, а не то у меня печь погаснет.

- Да какая печь, дам я тебе угольков-то! - И то правда, и накормит, и с собой пирог завернёт, и угольков в огневой горшок накладёт.

А другой раз Бенедикт ей стихи читает, ежели чего Фёдор Кузьмич, слава ему, про бабское дело сочинить изволил. Он, видать,  тоже ходок будь здоров!

Горит пламя, не чадит, надолго ли хватит?

Она меня не щадит - тратит, тратит, тратит.  (Б.Ш.Окуджава )

Во как! А то ещё:

Хочу быть дерзким, хочу быть смелым, хочу одежды с тебя сорвать! (К.Д.Бальмонт)

Хочешь - дак и сорви, кто мешает? Бенедикт раньше удивлялся: кто же ему, Набольшему Мурзе, долгих лет ему жизни, слово поперёк скажет? Срывай. Хозяин-барин. Но теперь, конешно, когда он Фёдора Кузьмича, слава ему, воочию лицезреть сподобился, - теперь призадумаешься: видать, ему, с его росточком, до бабы и не допрыгнуть, вот он и жалобится. Дескать, сам не управлюсь, подсобляй!

Но с этими стихами раз конфуз вышел. Перебеливал раз Бенедикт стихи, уж такие разэдакие, такие, сказать, томные!

Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем! (А.С.Пушкин)

-во как Фёдор Кузьмич, слава ему, выразил. Бенедикт даже изумился: а с чего это он не дорожит-то? Приболел? А там к концу Фёдор Кузьмич, слава ему, прояснил, что он вроде как новым, диковинным манером бабское дело решил испробовать: 

Лежишь, безмолвствуя, не внемля ничему...

И разгораешься всё боле,  боле, боле,

И делишь, наконец, мой пламень поневоле.

Бенедикту так захотелось проверить, чего это Набольшмий Мурза, долгих лет ему жизни, чудит-то, - что сделал своеволие: лишний свиточек для себя переписал да в рукав-то и схоронил, а опосля бегом бросился к Марфушке и те стихи ей прочёл. И предложение ей предложил: давай, дескать, и мы так: ты брык - и лежи как бревно, не внемля ничему, но,смотри! - по-честному, как договорилися. А я на тебя ярится буду, и поглядим, чего это такое за барские придумки. Лады? Лады.

Так и порешили. А вышел конфуз. Марфушка всё сделала по-честному, как ей велено, - ни гу-гу, руки по швам, пятки врозь. Ни хватать Бенедикта, ни щекотить, никаких кренделей выкаблучивать не стала. И нет чтобы разгораться всё боле да боле, как по- писанному, али там пламень разделить, - какое - так мешок мешком весь вечер и пролежала. Да и пламеня, по правде, не вышло - Бенедикт потыркался-потыркался, да чего-то завял, да скис, да плюнул, да рукой махнул, шапку нашарил, дверью хлопнул да и домой пошёл, да и весь сказ. А Марфушка осерчала, догнала, да вслед ему - матюгов. А он - ей. А она - ему. Повздорили, волосья друг другу повыдерали, потом, недели через две, опять помирилися, но всё уж было не то. Не было уж той, сказать, искромётности.

Т.Н. Толстая "Кысь"

Тамирлан Бадалов