ЭЛЛИН И ВАРВАР

Не трудно предположить, что учение об аретэ Александр воспринял с огромным воодушевлением. Казалось, аретэ специально придумано для него. Для его горячей, увлекающейся натуры, неукротимого нрава, для понимания своей сверхчеловеческой доблести.

Герои  Гомера, вот с кем сопоставлял себя юный Александр. Аристотель специально для него составил свой список «Илиады» Гомера, который получил название «Илиады из шкатулки» (как говорят, сама шкатулка была в своё время захвачена у Дария). Александр не расставался со шкатулкой и во время военных походов, регулярно перечитывал «Илиаду», и хранил под подушкой, вместе с кинжалом.

Его вдохновлял бог Асклепий, к которому восходил его род.

Его вдохновлял великий герой Ахиллес, о котором повествовала «Илиада» и к которому, как считалось, восходил род его матери, Олимпиады. Не случайно, в детстве Александра называли Ахиллом.

Его вдохновлял «самый мудрый человек в Элладе», Аристотель. Он не уступал в мудрости самому кентавру Хирону, учителю и Асклепия, и Ахиллеса.

Его вдохновлял сам верховный олимпийский бог Зевс, его небесный покровитель.

Но более всего, его вдохновлял герой Геракл. Он считался родоначальником македонской царской семьи, что закрепляло эллинское происхождение Александра и его предков. Имя Геракла было присвоено многим македонским городам, его имя идентифицировали с местными мифическими героями, изображение его чеканили на монетах. Аристотель постоянно рассказывал своему ученику о подвигах его далёкого предка и ставил его даже выше самого героя Ахиллеса. Ахиллесу судьба не позволила совершить ни один из великих подвигов, которые смог совершить Геракл. Не случайно, позже, Александр назовёт своего сына Гераклом.

Геракл, вот с кем собирался соревноваться юный Александр. Геракл сумел превзойти в славе всех греческих героев полубожественного происхождения, Александр должен превзойти самого Геракла. Если Геракл получил бессмертие после смерти, после того, как был сожжён на костре, то Александр должен достичь бессмертия уже в своей земной жизни.

Александр был уверен, боги ему явно покровительствуют. Асклепий спас его от смертельной болезни, Афина вдохнула в него такое искусство ведения войны, которым не владел ни один смертный, Зевс вдохновляет его на великие подвиги, которые не под силу ни одному смертному. Александр всё больше уверовал в слова Олимпиады.

Разве он, Александр, равен другим людям, даже из самих эллинов?

Он превосходит их и по уму, способному прозреть то, что они не в состоянии увидеть. Он превосходит их по военному искусству, чем больше численно превосходит его противник, тем больше проявляется его способность побеждать, действуя быстро и неожиданно. Он превосходит их по своим страстям, он способен буквально испепелить каждого, кто встанет на его пути. Наконец, он превосходит самых умных, самых смелых, самых искусных из них, по той цели, которую поставил перед собой: кто из них осмелится, даже мысленно, покорить весь мир, распространить эллинскую культуру на все страны и народы.

Александр был убеждён его аретэ, наивысшего свойства, он превосходит в этом всех эллинов, не говоря уже о варварах. Если аретэ свойственно только избранным, то подобное, наивысшее аретэ, достижимо только самому избранному из избранных. Самому избранному не во множественном, а в единственном числе.

История с «гордиевым узлом» и стала почти символическим выражением этой избранности, этой исключительности.

Никто никогда не узнает, где в истории с «гордиевым узлом» кончается правда, и начинается легенда. Каллисфен, который рассказал эту историю, имел все основания романтизировать свою версию, но в данном случае – как и во многих других – «верить не верить» не столько зависит от того, насколько врут или не врут источники, сколько от того, насколько мы готовы поверить в подобные истории (забегая чуть вперёд скажем, и от того, как мы расцениваем различные смыслы оппозиции «эллин-варвар»). Во всех случаях, даже если мы стоит на строго рациональных позициях, мы должны признать: есть «гордиевы узлы», которые развязать невозможно, остаётся разрубить их «мечом» (этим «мечом» может быть и слово, и поступок), на что у многих (у большинства?) не хватает духу. И славный город Гордий, который был непосредственно связан с историей македонян, стал символом такого узла, который можно было только разрубить, а решиться на это мог только человек такого масштаба и таких жизненных целей, как Александр.

Может быть, не в той мере, - иная мера страсти, иная мера безумия - как в истории с «гордиевым узлом», понимание Александром своей избранности, проявилось в его знаменитых словах «если бы, я был Парменионом». Речь шла о принятии или не принятии условий послов Дария, которые, по нормам того времени, означали полную капитуляцию. Парменион, самый влиятельный эллин из окружения Александра, счёл возможным предложить «если бы я был Александром, то принял бы эти условия». На что последовало мгновенное возражение Александра: «если бы я был Парменионом, я бы тоже принял эти условия»

Дело не просто в остроумном ответе, не в дерзости юного царя, много глубже. Александр ставит себя намного выше самого умного, уже далеко не молодого, эллина, который сопровождал его в походе, - и который, учитывая и возраст царя, и его македонское происхождение, должен был восприниматься как неоспоримый авторитет, - не из-за мания величия (это само собой разумеется). Александр не дерзит, не это главное, он прекрасно понимает, предложения персидского царя означают, сбылось то, о чём мечтали многие поколения греков, о чём мечтал, к чему стремился, его отец Филипп. Но он прекрасно понимает и другое, он, Александр, не такой как все, афиняне, македонцы, прочие эллины и не эллины, и цели у него иные. Он стремится не подчинить себе Персию, как и те страны, которые ему предстоит завоевать, а стать во главе Персии, как и тех стран, которые ему предстоит завоевать. Он станет не просто царём, не просто монархом, так могло случиться с другими «царями», которых имеет в виду Парменион, он станет над всеми, и под его покровительством, станут жить вместе, все страны и народы. Ему это позволено, ведь он не такой как все, только подобная сверхчеловеческая миссия может быть у сына Зевса. На которую, как выяснилось позже, Александру было отпущено всего 33 года.

Аристотель был эллином до мозга костей, стагирское происхождение значения не имело (или это правило, что люди со стороны оказываются ортодоксальнее самого папы Римского). Он был эллином больше, глубже, убеждённее, чем любой афинянин, предки которого несколько поколений жили в Афинах, в этом культурном центре Эллады. Он был уверен, ни один из варваров никогда не сможет стать эллином, эллину не подобает походить на варвара. Любой из греческих полисов, выше любого варварского государства, которое невозможно представить без насилия. Варварам отводилась роль рабов в новых греческих полисах, поскольку и по рождения, и по воспитанию, им было недоступно аретэ, а следовательно, недоступна подлинная добродетель. Конечно, и эллины отличаются между собой, приходиться отсечь от аретэ значительную часть населения греческих полисов: демократия предоставила им права, но не сделала «избранными». Самый эллинизированный из эллинов, великий рационалист Аристотель, оказывается ещё более непреклонным и твёрдолобым, чем его учитель, идеалист и утопист Платон.

Самого Александра, может быть из-за его македонского происхождения, Аристотель сначала воспринимал как «одичавшего грека». Александр оказался чрезвычайно восприимчивым его учеником, во-многом, он стал подлинным эллином, он научился не только действовать, но и размышлять, не только наблюдать мир вокруг, но и наблюдать самого себя. Он не всегда справлялся со своими страстями, со своей безудержностью и неистовством, он мог совершить безумные (бездумные) поступки, в гневе мог убить самого преданного друга, потом об этом и других своих безумных (бездумных) поступках, он сожалел, сожалел до такой степени отчаяния, что на много дней прятался от всех в тоске и гневе, не мог никого не видеть, не слышать, но, разум, мысль, даже трезвый расчёт, к нему, рано или поздно, возвращались. Он продолжал действовать с той же решительностью и осмысленностью.

Под влиянием идей Аристотеля, Александр приходит к мысли, что должен принести невиданную славу эллинскому миру, варварский мир должен подчиниться не эллинскому мечу, а эллинской культуре. Но он был слишком умён и слишком свободен от любого диктата, он не мог принять идеи Аристотеля на веру, не подвергая их испытанию собственным опытом, собственным пониманием мира вокруг и самого себя в этом мире.

В какой-то момент – скорее всего это началось уже в Миезе, а развилось позже – он стал превосходить своего учителя в понимании культурной человеческой ойкумены как сугубо эллинской. То ли изнутри, в самом эллинстве, он обнаружил пределы, которые неизбежны в любой культуре, на какую бы универсальность она не претендовала. То ли варварство (Македония? Олимпиада? что-то  иное?) взорвалось изнутри, и опрокинуло эллинскую благопристойность.

Аристотель задвигал эллинство внутрь, обрекая его на почти сектантскую изолированность. Александр стал продвигать его за пределы греческого мира, надеясь, что и другие народы, с энтузиазмом воспримут эллинский опыт жизни.

Аристотель в своём эллинском высокомерии, исключал соприкосновение с «варварским» опытом. Александр обнаружил, что эти культурные миры не должны оставаться обособленными друг от друга. Так или иначе, «одичавшему греку» предстояло разрушить аристотелевские догмы.

РЕАБИЛИТАЦИЯ «ВАРВАРОВ»

Возможно, всё началось тогда, когда Александр увидел поверженного им Дария. Столько веков военного противостояния, стремление покорить друг друга, идеологические домыслы, и вот он, великий царь, лежит на обочине дороги, убитый собственным сатрапом, покинутый всеми, кроме своей собаки.

Говорят, Александр заплакал, накрыл тело царя собственным плащом, приказал умертвить убийцу, подвергнув его мучительным пыткам, и отправить тело царя его близким, чтобы они могли похоронить его со всеми почестями, в гробнице его предков.

И ещё говорят, что ранее, когда в плен грекам попали мать и жена Дария, две его дочери и юный наследник, Александр повелел  отнестись к ним с царским почтением, и даже ни одним взглядом не удостоил жену Дария, хотя она считалась самой красивой женщиной Азии. Об этом стало известно Дарию, и, уже на смертном одре, с последним глотком воды, он воздал должное Александру.  

Романтические байки о царях сегодня мало трогают: другие времена, другие нравы. Александр был царём, и, естественно, должен был испытывать пиетет к другим царям, даже к тем, кого пришлось побеждать в бою. Но было и другое. Он не мог не задуматься над тем, что с поверженным Дарием ушёл целый мир, чуждый эллинскому, но полный своего величия и красоты.

Ещё большее прозрение ожидало Александра в Индии.

Около ста лет назад, 35 летний принц Сиддхартха Гаутама из рода Шакьев, после 49 дней медитации, достиг просветления, стал Буддой, и получил ясное представление о невежестве, как причине человеческих страданий. После некоторых сомнений, поскольку не был уверен, что люди в состоянии преодолеть свои низменные страсти, Будда Шакьямуни, принял решение стать Учителем, чтобы проповедовать великое сострадание к любым существам на земле, и убеждать людей, что они в состоянии устранить причину своих страданий.

Такую страну, в такой период её духовного развития, собирался покорить Александр.

Произошёл ли в Александре духовный переворот, когда он встретился с подвижниками учения Будды Шакьямуни? Изменились ли его планы покорения Индии?  Легче всего сказать «нет». Александр поклонялся иным богам, его обуревали иные страсти. Приходится учитывать и его натуру, безудержную, доходящую до безумия, далёкую от сострадания и просветления. Но было и другое, варварский мир оказался для него не таким уж «варварским», причём как на уровне узаконенного в этом мире  возвышения правителя над всеми остальными, так и на уровне интимном, телесно-душевном.

На впечатлительную натуру Александра не могла не повлиять встреча с индийскими аскетами и отшельниками. Двух из них он даже пригласил к своему столу. Один из них, в любую погоду, в дождь, в солнце, мог спокойно лежать на голой земле. Другой целыми днями мог стоять на одной ноге, балансируя шестом. Александр должен был признать, что они обладают особой мудростью, непонятной и загадочной для греков. Чем всё это закончилось?

Вот свидетельство Плутарха: «Храбрейшие из индийцев-наёмников, переходившие из города в город, сражались отчаянно и причинили Александру немало вреда. В одном из городов Александр заключил с ними мир, а когда они вышли за городские стены, царь напал на них в пути и, захватив в плен, перебил всех до одного… Не меньше хлопот доставили Александру индийские философы, которые порицали царей, перешедших на его сторону, и призывали к восстанию свободные народы. За это многие из философов были повешены по приказу Александра».

Но вот, иной облик Александра, восприимчивость к другим культурам, к другим, скажем так, мирочувствованиям, о которых ничего не говорилось в Миезе. В Индии, в Пенджабе, Александр захватил в плен десять гимнософистов (по-гречески «нагие философы») из числа тех, кто причинил грекам немало вреда.

У одного из этих гимнософистов Александр спросил: «Чем, скорее всего, заслуживается любовь», и тот спокойно ответил, «могуществом, не внушающим страха». У другого он спросил, как может человек превратиться в бога, и тот ответил, что человек превратится в бога, если совершит нечто такое, что невозможно совершить человеку (о чём подумал в этот момент Александр?!). У последнего гимнософиста он спросил, до каких пор следует жить человеку, и тот ответил, что человеку следует жить до тех пор, пока он не сочтёт, что умереть лучше, чем жить.

Возможно, правы те комментаторы, которые в ответах индийских гимнософистов обнаруживают стиль греческих софистов. Александр встречал в Индии мудрецов, которые знали Пифагора, Сократа, Диогена, но чисто интуитивно, кажется, что, скорее стиль греческих софистов похож на стиль восточных мудрецов, чем наоборот.

Но при всей типологической близости греческих киников и индийских отшельников, они из разных культур, в одной это скорее эпатаж, в другой  полная отрешённость от земных страстей.

Эллины долгое время гордились тем, что именно они открыли красоту человеческого тела, именно у них впервые соревновались нагие атлеты. И вот здесь, в Индии, нагие философы обнажёнными дискутируют на лугу, и ещё неизвестно, что «круче», как говорят сегодня, соревноваться, бегать и прыгать обнажённым, выставляя напоказ своё атлетическое тело, или вот так, непринуждённо беседовать на лугу о жизни и смерти, скидывая одежды, если они сковывают движение, не обращая внимания на то, красиво, атлетично, твоё тело или нет.

Одного из гимнософистов, Калана,  Александр убедил присоединиться к своей свите. Позже Калан, страдавший болезнью желудка, решил «вылечиться». Он попросил Александра воздвигнуть для него костёр, попросил царя провести этот день в весёлой попойке, а сам спокойно взошёл на приготовленный для него костёр, укрылся с головой, не шевельнул ни рукой, ни ногой, и так принёс себя в жертву, по древнему обычаю мудрецов своей страны.

Можно представить себе, с каким почти дионисийским экстазом, наблюдал Александр за беседой гимнософистов, не говоря уже о самосожжении Калана. В конце концов, индийским «аретэ» можно назвать «просветление» наивысшего уровня, которого достиг Гаутама из рода Шакьев. Могло ли с Александром произойти нечто такое? Вряд ли, но кто знает, может быть и ему не чужды были сомнения, может быть, и ему мерещилось, что он не великий полководец, а великий отшельник, отказавшийся от всего мирского...

Александр был чрезвычайно щедр от природы, и больше сердился на тех, кто отказывался от его даров, чем на тех, кто выпрашивал их. Олимпиада, знала о его щедрости и даже написала сыну: «Оказывай своим друзьям благодеяния и проявляй к ним уважение как-нибудь иначе: ведь ты делаешь их всех равными царю, ты предоставляешь им возможность иметь много друзей, самого же себя обрекаешь на одиночество» (?!).

Но вот Александр встречается с правителем одной из стран Индии, Таксилом, который приветливо обращается к нему со следующими словами:

 «Зачем нам воевать друг с другом, Александр – ведь ты же не собираешься отнять у нас воду и необходимые средства к жизни, ради чего только и стоит сражаться людям разумным? Всем остальным имуществом я охотно поделюсь с тобою, если я богаче тебя, а если беднее – с благодарностью приму дары от тебя». Выслушав эту речь, Александр протянул Таксилу руку и сказал: «Не думаешь ли ты, что благодаря этим радушным словам между нами не будет сражения? Ты ошибаешься. Я буду бороться с тобой благодеяниями, чтобы ты не превзошёл меня своей щедростью».

Александр не мог допустить, чтобы кто-то превзошёл его в щедрости, но, в то же время, не мог не задуматься. Действительно, чему Александр может научить Таксила? Эллинским принципам жизни? Скорее, Таксил должен поделиться с эллинами своей мудростью.

Александр не был аскетом, но, по мнению Плутарха, изысканные яства и вино его не прельщали, он искренне считал, что «нет ничего более рабского, чем роскошь и нега». Парадокс заключается в том, что он готов отказаться от яств, роскоши и неги, но не готов отказаться от владения всем миром. Вспомним знаменитую историю об Александре и Диогене, и слова Александра, сказанные в присущем ему стиле: «Если бы я не был Александром, я хотел бы стать Диогеном». И это не просто слова, он отдаёт должное открытости Таксила, он искренне завидует старому Диогену, который ни в чём не нуждается, и может жить даже в бочке. Он готов стать Таксилом, он готов стать Диогеном, но не может… пока… ведь он так молод, и, кажется, всё ещё можно изменить…

Дикий нрав Александра проявился, когда его солдаты устроили бойню на улицах прославленного греческого города Милета.  Или когда по его приказу разрушили Галикарнас (сегодня турецкий курорт Бодрум), известный когда-то своим Мавзолеем, который считался одним из семи чудес света.

Битву Александра с войсками индийского царя Пора на реке Гидасп,  признают «самым блестящим боем, когда-либо имевшим место в истории» (Ф. Шахермайр). Согласно официальным источникам того времени, в этом «блестящем» бою погибло 3000 всадников и не менее 20000 индийских пехотинцев. Действительно, «блестящий» бой.

Но тот же Александр, во многих странах восстанавливает местные храмы, возглавляет процессии, чтобы подчеркнуть значение старых ритуалов. 

Эти примеры (а их можно продолжать и продолжать) как некое предостережение: следует избегать буколического образа Александра (признаемся, поэма Низами грешит этим). Щедрость щедростью, великодушие великодушием, но если осмеливались ему перечить, по его приказу, с невиданной жестокостью, уничтожались все его противники.

И рядом, (параллельно? пересекаясь как в неэвклидовой геометрии?) другие, противоположные по смыслу, примеры.

Прав С.С. Аверинцев Александр как никто другой воплощает в себе «весь блеск и всю тщету земной славы». Он сознательно выстраивает этот «блеск», стилизуя себя как мессию, который осуществляет всемирный культурный проект. И предчувствует «тщету».

Находясь в Миезе, Александр, по-видимому, пришёл к выводу, что его миссия заключается в распространении эллинского образа жизни на весь остальной мир. Знакомство с культурой «варварских» стран заставило его внести коррективы в свою мессианскую задачу. Примерно с 324 года (почти год до смерти?!) Александр стал отдавать предпочтение идее слияния, постепенной ассимиляции и растворения одного народа в другом (не напоминает ли это знакомый нам «пролетарский интернационализма»). Александр даже легализовал свободные браки своих воинов, хотя и не разрешал им, при возвращении, брать с собой жён и детей, если в Македонии  у них уже была семья.

Для того, чтобы сделать этот процесс более интенсивным, чтобы различные культуры «породнились» в буквальном значении этого слова, он  организовал грандиозное бракосочетание в Сузах, где находился в это время его двор. Культурная миссия Александра приобрела новый смысл: не распространение эллинского образа жизни, а  мифологическое соединение мужского, эллинского, и варварского, женского, начал. Чтобы родилось новое поколение «эллиноварваров».

Брачных пар было 90. Сам Александр женился на старшей дочери Дария. Её другая сестра предназначалась ближайшему другу Александра Гефестиону, и т.д., по ранжиру. Бракосочетание сопровождалось массовым празднеством и невероятной роскошью. Грандиозным был и обмен подарками, Александр не только дал приданое всем невестам, но и пожаловал каждому воину, участнику пира (а их было 9000) по золотому кубку.

Можно по-разному комментировать это бракосочетание. Ограничимся одной цитатой: «Нас не может не ужасать холодная рассудочность царя, принуждение, вторгшееся в самую интимную сферу человеческой жизни… Всё это напоминало действия селекционера, скрещивающего жеребцов и кобыл разных кровей» (Ф. Шахермайр).

Пора вспомнить и историю с «проскинезой»,  принятым в Персии обрядом коленопреклонения перед владыкой, который Александр пытался внедрить в своё войско. Можно ли сказать, что дело только в мании величия?

С одной стороны, как никто другой из сопровождавших его эллинов, Александр понимал, падая ниц, человек выражает свою покорность не перед конкретной персоной, - поэтому исключаются любые формы фамильярности, панибратства - а перед высшей силой, символом которой является монарх. Коленопреклонённая поза не только не унижает человека, напротив, подобная космическая покорность позволяет ему экстатически, пережить свою причастность к мировому порядку.

С другой стороны, он понимал, что греки и македонцы сочтут, этот обычай крайне нелепым. Они и перед богами не склонялись, могли их задабривать, а при случае поносить (типичные формы панибратства и фамильярности). Возмущалось и их эстетическое чувство, ведь боги были вокруг, и  какую бы часть тела они увидели, оказавшись сзади коленопреклонённого человека

Александр оказался перед сложной дилеммой. Запретить проскинезу восточным вельможам, означало бы пренебрегать местными традициями. Заставить своих воинов (подданных?) пасть перед ним ниц, означало бы переступить из эллинского мира в мир варварский. Но, когда казалось, эллинов и македонцев удалось уговорить, уломать, припугнуть, подчинить, всё сорвалось на Каллисфене, племяннике Аристотеля, который когда-то сопровождал его в Миезе.

Да, просветление, которого достиг Гаутама Шакьямунти, оказалось не для Александра. Он воспринимает себя как сына Зевса, отказ от эллинского «аретэ» означает для него отказ от самого себя, отказ от заветов Олимпиады, возможно, самого близкого для него человека. Ему и Таксилом не стать, и Диогеном не стать, не то, что Буддой. Но, нет у нас оснований отказать Александру в поисках того, что могло бы уравновесить его мятущуюся натуру (кающийся грешник выше фарисея, сказали бы христиане, но и это только часть правды). И нет у нас оснований, не назвать этот «противовес» - поисками просветления, пусть и не совпадающего с тем, что принято называть буддийским просветлением. Александр не Аристотель в той же мере, как не Будда, и не Иисус Христос.  Из греческого «аретэ» невозможно перепрыгнуть в индийское или христианское «аретэ». Просто каждый из них существует в своём фрагменте реальности, в своей «алетейе», как сказали бы древние греки…

Особенное потрясение ждало Александра в Египте, ведь именно здесь подтвердились его притязания на божественное происхождение и на великую миссию.

Не будем разбирать политическую подоплёку этого события, отметим только, что египетские жрецы торжественно объявили Александра фараоном. Александр стал теперь «царём Нижнего и Верхнего Египта», «избранником Ра и возлюбленным Амона». Важная деталь: эллины-колонисты в Египте, называя его Амоном, тем самым отождествляли с Зевсом (Зевс-Аммон).

Мистикой окрашены все сообщения о посещении Александром святилища Амона. Но почти все соглашаются, именно здесь,  Александр, окончательно поверил в свою божественную избранность.

После долгого перехода по пустыне, мучимые днём песчаными бурями, а ночью страшным холодом, Александр и его спутники достигли, наконец, оазиса, в котором находилось святилище Амона. У святилища Александра встретил жрец, который приветствовал его как сына Бога. Александр вошёл в святую святых храма как сын бога, и получил право задать вопросы оракулу. Вопросы задавались в присутствии жреца и – для тех, кто верит в мистику – в присутствии Бога.

В письме к матери Александр говорит, что получил в святилище некие тайные предсказания, о которых по возвращении расскажет ей одной. О двух вопросах Александр рассказал всем: они касались господства над миром и наказания убийц его отца, Филиппа. Амон обещал мировое господство каждому фараону, не преминул он сделать это и для Александра. Второй ответ, фактически освобождал Олимпиаду от подозрений в участии, пусть косвенном, в убийстве Филиппа. 

Бесспорно, Александр остался доволен предсказаниями, полученными в святилище. Он щедро одарил жрецов (заслужили ?!), принёс жертвы Зевсу-Аммону, затем, вернувшись в Мемфис, устроил там грандиозные жертвоприношения в честь своего небесного отца.

Подведём некоторые итоги.

Александр как человек.

Александр, на мой взгляд, не стал трагическим героем подобно Гильгамешу или Эдипу. Его победы, только усилили его иллюзию «персонажа» в предустановленном «спектакле». Он так и не успел прозреть,  так и не успел проиграть, чтобы понять тщету своих усилий, как оборотную сторону достигнутого «блеска».

Может быть, всё дело в возрасте. Действительно, Александр не дожил даже до возраста акме, жизненного пика, который, по мнению древних греков, наступает, примерно, в 40 лет. У человеческого организма есть физиологические, психологические, и прочие пределы, и трудно представить себе долгую жизнь с теми перегрузками, которые он испытывал. Александр был приговорён – Судьбой? Роком? происхождением? безумной сверхидеей? – не дожить до возраста трагического героя.

 Александр как полководец.

Наиболее бесспорное. Его победа над значительно превосходящими силами Дария, или победа над войсками храброго Пора (та самая, в которой погибло более 20000 индийских пехотинцев), который перед фронтом своих войск поставил хорошо обученных слонов (!), другие победы, подтверждают полководческий гений Александра

Александр как политический деятель.

Несомненно, перелицевал политическую карту мира. Разве не историческая ирония, что последнее греческое (эллинистическое) государство было завоёвано Римом в 30 г. до н.э., и это был Египет(?!). Прямой результат походов Александра.

Но можем ли мы сказать, что он достиг поставленной цели? Александр мог позволить себе называться в Персии «персидским царём», в Египте – «египетским фараоном», но удалось ли ему создать «единый народ»? Ф. Шахермайр прямо говорит: «Александр поклонялся фетишу, который сам избрал, - идее мировой империи, создание которой в то время ещё не было исторически обусловлено, а потому было нереально».

Да, время ещё не пришло, «империя» Александра оказалась лоскутной, раздираемой противоречиями. Да,  только позже пришло время Римской империи, мощной, дееспособной, выстроенной, хотя, с неизбежностью рухнувшей, когда её исторические ресурсы оказалась исчерпанными.

Но мы живём в иную эпоху, и, хочется думать, что идея «империи», не только «мировой», никогда больше не будет «исторически обусловлена».

Александр как автор всемирного культурного проекта.

Возможно, Александра следует назвать предтечей современного глобального мира, хотя это принципиально разные «реки». После Александра, мировые культуры пришли в соприкосновение, хотя и сегодня есть все основания сомневаться в возможности того, что получило название «диалога культур».

Что же у Александра получилось, что вообще могло получиться? Ограничусь такой воображаемой картиной.

Представьте себе, что вы знатный персидский вельможа, или египетский жрец, или индийский отшельник (варианты можно продолжить по собственному выбору). Вы впервые оказались в греческом полисе, например, в тех же, Афинах. Вас буквально ошеломит, не меньше чем ошеломило Александра самосожжение Калана, это словоизвержение на площади, бурно, шумно, никто никого не слушает, а когда наш гость посетит Народное Собрание, выяснит, что один из заседающих здесь с важным видом, банщик Клиген, когда он узнает, что дела в суде сообща решают 501 гелиаст (судьи), он сочтёт, что перед ним подлинно «варварская» культура.

С другой стороны, наш гость останется в убеждении, что подлинное знание (от космологических и космогонических мифов до знаний, медицинских, географических, прочих) должно быть надёжно спрятано от прикосновения непосвящённых. Того же банщика Клигена.

Не об этом ли подумал Александр, когда узнал, что некоторые из учений, с которыми Аристотель познакомил его в Миезе (познакомил «конфиденциально», как говорят сегодня) опубликованы в книгах, доступных для всех. Александр возмутился и написал Учителю такое письмо:

«Александр Аристотелю желает благополучия. Ты поступил неправильно, обнародовав учения, предназначенные только для устного преподавания. Чем же будем мы отличаться от остальных людей, если те самые учения, на которых мы были воспитаны, сделаются общим достоянием? Я хотел бы превосходить других не столько могуществом, сколько знаниями о высших предметах. Будь здоров!»

Что ответил Аристотель, и ответил ли вообще, мы не знаем, возможно, он ответил бы, приблизительно так.

«Аристотель Александру желает благополучия. Учения, которым я тебя обучал, не предполагали, что станут основой могущества одного человека, возвышающегося над всеми остальными. Сожалею, что моё воспитание в Миезе, не пошло тебе впрок. Ты стал тираном и, тем самым, перестал быть эллином. Будь здоров!»

Рахман Бадалов

Kultura.Az

продолжение следует...